История вместо математики - Геннадий Авласенко

Но Веронике уже некогда было над всем этим раздумывать. Настя наконец-таки заметила опасность, тонко вскрикнула от ужаса… метнулась сперва в одну, потом в противоположную сторону, что, конечно же, нельзя было делать ни в коем случае. Оранжевый автомобиль тоже изменил направление… он словно поставил себе конкретную задачу и явно не собирался в последний самый момент упускать жертву, заранее для себя намеченную. И в это самое время Вероника, сделав, наконец, самое последнее и самое отчаянное усилие над собой, оказалась совсем рядом с Настей и, заслонив её своим телом, с силой отшвырнула подругу куда-то в сторону…

В те доли секунды, которые оставались ещё до столкновения, Вероника успела заметить, как испуганно расширились глаза водителя иномарки, который, словно очнувшись только сейчас от забытья или опьянения, осознал наконец весь страшный смысл происходящего… и в это самое время чужая, безжалостная сила швырнула её вверх, в пустоту. Вероника, не почувствовав даже боли от удара, ощутила вместо этого какую-то странную, пугающую лёгкость во всём теле и яркое, ослепительно-яркое сияние вспыхнуло вдруг прямо над её головой. И она понеслась туда, в яркое это сияние, поднимаясь всё выше и выше…

Мать, молодая и красивая, низко склонилась над её маленькой колыбелькой, ласково ей улыбаясь. Вероника как-то сразу поняла, что это и есть её мать, она узнала её сразу, хоть никогда в жизни не видела раньше, даже на фотографиях, ибо все фотографии сожгла мачеха в пьяном виде… давно, когда Вероника была ещё маленькой и ничегошеньки ещё не понимала. Потом мать наклонилась ещё ниже, и подхватила её на руки, и крепко прижала к своей груди, и Веронике сразу же стало так хорошо, как никогда в жизни не было. Она тоже благодарно улыбнулась матери, уткнулась лицом в тёплое, ласковое, дивно пахнущее молоком и почему-то мёдом, материнское плечо да так и застыла в странном каком-то оцепенении. Вместе они стремительно понеслись ввысь, окружённые со всех сторон ослепительным этим сиянием, и Вероника с радостью осознала, что теперь они всегда будут вместе и никто никогда уже больше не разлучит её с матерью…

Она умерла ещё до того момента, когда обезображенное тело её, взлетев высоко над автомобилем и описав в воздухе длинную пологую дугу, тяжело ударилось об асфальт совсем неподалёку от оцепеневшей от ужаса Насти. Голова Вероники, страшно и ненатурально вывернутая, казалось, смотрела в упор на Настю мёртвыми, широко распахнутыми глазами, Снизу, из-под волос, в беспорядке рассыпавшихся по асфальту, уже расплывалось, становясь всё шире и шире, зловещее алое пятно…

И, осознав, наконец, всё произошедшее, Настя пронзительно закричала. Она всё кричала и кричала, так словно пытаясь отчаянным этим криком хоть что-то изменить, исправить в только что произошедшим, пытаясь повернуть время вспять, самой оказаться на месте мёртвой Вероники. К ней, к ним с Вероникой уже бежали люди… взвизгнув тормозами, остановилась рядом милицейская машина, но Настя ничего этого не видела и не слышала. Её трясли, ощупывали чьи-то руки, какой-то мужчина бережно поднял Настю с асфальта и понёс на обочину, а она всё продолжала и продолжала кричать до тех самых пор, пока не потеряла сознание…

Глава 2. Во сне и наяву

Где-то еле слышно бормотали человеческие голоса, далеко, на самом пределе слышимости… но Настя даже не пыталась разобраться, о чём они там так непонятно бормочут. В том чёрном бесконечном пространстве, где она сейчас находилась, было на удивление хорошо и уютно, а главное, совершенно безопасно. Выходить из блаженного этого состояния Настя никак не торопилась, ибо впереди её ожидало – не помня абсолютно ничего о себе и своём прошлом, об одном этом она знала совершенно точно – впереди ожидало её что-то непередаваемо страшное…

Потом голоса вдруг стали стремительно приближаться, крепчать… с удивлением превеликим Настя узнала голос матери, а вот второй голос, мужской, она так и не смогла определить, это был какой-то совершенно чужой, незнакомый ей голос.

– Психологический шок, – монотонно и почти невнятно бормотал чуть хрипловатый этот голос, – защитная, так сказать, реакция организма на тот стресс, которому он подвергся. Но ей уже лучше, видите! – Настя вдруг почувствовала на своём лбу чью-то тёплую тяжёлую ладонь, удивилась и даже обеспокоилась слегка присутствию здесь, в чёрной своей бесконечности, этой явно лишней и совсем даже неуместной чужой ладони. – Всё самое страшное уже позади, могу вас уверить!

– Спасибо вам, доктор! – снова донёсся до Насти далёкий голос матери… Насте показалось даже, что мать всхлипнула, а, может, ей это только показалось…

«Доктор? – всплыло откуда-то из самых глубин подсознания вялое, почти безразличное удивление. – Причём тут доктор? Я что, заболела?»

Наверное она и в самом деле заболела, тяжело заболела, может даже с опасностью для жизни, и валялась в беспамятстве какое-то время, довольно продолжительное. А вот теперь кризис, кажется, миновал или почти миновал, и дальше всё будет хорошо. Она уже очнулась, теперь пойдёт на поправку, выздоровеет…

Смущало и даже тревожило Настю то обстоятельство, что она ничегошеньки не помнила об этой своей болезни, хотя бы о самой начальной её стадии. Болезни внезапно не начинаются, хоть что-то, хоть малость самую она должна была помнить… или эта болезнь действительно началась внезапно? А что было до того?

Настя вдруг с ужасом осознала, что не хочет вспоминать ЭТО… она просто боится ЭТО вспоминать.

Но почему? Что страшного могло произойти до начала ЭТОГО?

ЧЕГО именно она так опасается?

– Они что, были подругами? – глухо, как сквозь вату донёсся до её слуха голос этого самого доктора… мать что-то ответила ему, что именно, Настя так и не разобрала, но доктор, кажется, всё разобрал, он тяжело вздохнул и добавил: – Тогда понятно!

– Она спасла ей жизнь! – на этот раз голос матери прозвучал на удивление близко и отчётливо, а, может, это сама мать подошла ближе. – Она спасла её, а сама… – голос матери дрогнул. – Бедная девочка!

– Бедная девочка! – механически, словно эхо повторил доктор и оба они замолчали.

«О ком это они? – снова вяло заворочались в голове у Насти неторопливые и, одновременно, тревожные мысли. – Это я, что ли, бедная девочка? Но почему? Кого это я спасла, а сама… Что, сама?»

Страшная мысль пришла вдруг Насте в голову и буквально пронзила её. Она кого-то спасла, а сама при этом сильно пострадала! А может… может, не просто пострадала, а стала инвалидом! Возможно, даже потеряла ногу! Или обе ноги! Или у неё проблемы с позвоночником, вот почему она не в силах даже пошевелиться!

– Родители у неё были? – снова донёсся до слуха Насти хрипловатый голос доктора. – Я имею в виду, оба родители?

– Отец только… – Настя услышала, как мать вздохнула. – Отец, да и тот…

– Выпивает? – осторожно спросил доктор.

– Выпивают! – поправила мать. – С мачехой на пару!

– Бедная девочка! – доктор замолчал… слышно было, как он, позвякивая, собирает какие-то инструменты. – Её Вероникой, кажется, звали? А похороны когда?

Словно рухнула запруда и тяжёлый поток воспоминаний безжалостно обрушился на беззащитный, обнажённый Настин мозг. Всё странно и страшно перемешалось в стремительном этом потоке: смерть учительницы, ярко-оранжевая иномарка, стремительно несущаяся из пустоты прямо на неё, Настю, Вероника, неожиданно оказавшаяся рядом и заслонившая её собой. И другая Вероника, окровавленная, пугающе неподвижная, посмотрела вдруг на Настю широко открытым, безжизненным взором… а потом, заслонив всё и вся, выплыла откуда-то из глубины подсознания страшная Чёрная книга и Настя явственно ощутила смертельную опасность исходящую от пожелтевших древних её страниц…

– Книга! – отчаянно закричала Настя, вскакивая с кровати. – Книга! Это всё Книга!

В глазах у Насти стоял какой-то странный красноватый туман, всё вокруг дрожало и расплывалось, но Настя сумела всё же рассмотреть сквозь кровавый этот туман испуганное лицо матери. А потом какая-то непонятная безжалостная сила схватила Настю, крепко до боли сжала её, швырнула на пол у самых материнских ног…

– Настя! Доченька! – мать подхватила её, прижала к себе. – Ну, успокойся, успокойся! Всё будет хорошо, вот увидишь!

– Книга! – Настя судорожно билась в руках у матери. – Уничтожь Книгу! Сейчас же её уничтожь!

– Доктор! – закричала мать, с трудом удерживая Настю. – Помогите, доктор! Сделайте хоть что-нибудь!

Настя вдруг почувствовала, как чужие сильные руки оторвали её от матери. Она попыталась, было, сопротивляться, но руки были сильнее: и вот уже Настя вновь оказалась в кровати, потом что-то больно укололо её в правое плечо.

– Нет! – пронзительно завопила Настя, поняв, наконец, что произошло. – Не надо! – она уже вновь проваливалась в прежнюю обволакивающую пустоту, мысли путались, уплывали куда-то… сказывалось, наверное, действие укола… – Мне нельзя спать! – из последних сил прошептала Настя. – Книга! Сначала Книга! Её надо…… надо её… – язык Насти заплетался всё больше и больше, отдельные бессвязные слова сливались в сплошное неразборчивое бормотание, – уничтожьте Книгу… она… её…