Романтическое приключение - Сара Монк

— Я законченный моногамист, — заявила она себе, как только вошла в автобус и заняла первое свободное сиденье.

Пожилая леди рядом с ней подняла глаза от журнала и загадочно улыбнулась.

— Что ж, я тотальный поедатель мужчин. — Лизель пожала плечами.

— Не подавитесь, дорогая, — прокрякала соседка и предложила ей пакет с печеньем. — Они могут вызвать у вас ужасное несварение.

Итак, она опять одна.

Но когда она поняла, что мурлычет песенку «Кто-то другой», направляясь домой с автобусной остановки, то сомнения оставили ее. У нее обязательно все будет хорошо.

Лизель на одном дыхании преодолела три пролета лестницы, перепрыгивая через две ступеньки, поднялась наверх к своей мрачной, построенной в семидесятые годы квартире, стены которой пошли трещинами еще до того, как переехали Алекс и Мэрилин.

Лизель и Мэрилин относились к этой квартире двояко, здесь смешались любовь и ненависть. Они благодарили Господа каждый день за то, что у них есть место, которое они могут назвать своим домом. И бранили его каждый вечер за эту лачугу — самую мрачную квартиру среди самых мрачных квартир. И обе мечтали превратить их недельное пребывание на море в образ жизни. Неважно, как сильно вам что-то не нравится, всегда страшно уйти от чего-то знакомого и привычного… Чем дольше они оставались здесь, тем больше им хотелось уехать.

Они часто шутили, что могли бы поставить палатку где-нибудь на берегу моря и вести жизнь бродячих цыган, так как палатка — это все, что они могли себе позволить. Их любимая вечерняя передача — когда одна из них не работала, а другая не училась — была программа, рассказывающая о людях, которые оставили город ради новой жизни. Они обе завидовали и восхищались тем, что вот есть же такие смельчаки, готовые пойти на подобный шаг и оставить все, чтобы начать жизнь где-то в другом месте.

Но на Мэрилин и Лизель лежала ответственность… и какая же приятная это была обязанность, думала Лизель, глядя на своего племянника, который, сидя по-турецки перед компьютером, сражался с зомби в компьютерной игре — подарок мамы на Рождество.

Лизель не могла бы любить Алекса больше, даже если бы он был ее собственным сыном.

Во второй спальне, которая была размером с гардероб, не больше, все место занимали кровать Алекса и маленький комод, в котором жили его носки, трусы, телевизор и его игры. К счастью, ему не нужен был гардероб, так как он не носил ничего, кроме костюма Супермена. У него их было пять. Один на каждый день недели и еще две пижамы Супермена.

Подкравшись сзади, Лизель пропела свое обычное:

— Привет, малыш.

В ответ Алекс всегда бросал то, чем был занят, и с разбегу наскакивал на Лизель, повисая на ней. И получал поцелуй в золотистую макушку.

— У тебя был славный денек? — Всегда следовал второй вопрос, на который Лизель отвечала без сомнений «да», даже если это не соответствовало действительности, и день был самый худший во всей истории существования женщин в мире мужчин.

Зачем ей мужчины, когда у нее есть лучший на свете мальчик, который ждет ее дома? Сегодня его объятия помогли ей избавиться от неприятного осадка после встречи с Майком. А когда она расскажет все Мэрилин, то окончательно забудет обо всем этом.

Мэрилин, как обычно, должна была готовить на кухне ужин, но сегодня почему-то соблазнительные, возбуждающие аппетит запахи не наполняли их крошечную квартирку, а на плите не было видно большой кастрюли с пастой. Лизель нашла сестру в гостиной. Мэрилин свернулась калачиком на софе, и это несколько удивило ее. Лизель не терпелось рассказать сестре все новости, и, плюхнувшись на софу, она тут же выпалила:

— Меня бросил Майк! — Пружины под ней возмущенно заскрипели. — «Дело не в тебе, а во мне», — передразнила она бывшего бойфренда. — Сколько раз я уже слышала эти слова! Со мной что-то не так, Мэрилин? Почему я не могу удержать ни одного мужчину? Ты думаешь, мне следует чуть-чуть смягчить мои моральные принципы и быть более сговорчивой? Может, в этом все дело? Может, это потому, что я отказываюсь сразу ложиться в постель?.. «Дело не в тебе, а во мне…» Не понимаю значения этих слов. И вообще сегодняшний день на работе был ужасный… Вечно стонущая Марта вернулась из отпуска. Я думала, отдых пойдет ей на пользу, но она все такая же, разве что немного загорела. О Господи, я ненавижу свою работу! Вернее, все свои работы. Вчера я уронила тарелку с картошкой фри на посетителя, и Карлос набросился на меня с таким криком, что я едва не провалилась сквозь землю.

Лизель замолчала. Сейчас Мэрилин полагалось прервать ее сочувствующими комментариями, то есть высказать поддержку.

— Ты знаешь, я ненавижу свою жизнь.

Обычно подобное мелодраматическое заявление вызывало всплеск сочувствия, сопровождаемого заверениями типа «не будь такой глупышкой», но сегодня Мэрилин посмотрела на сестру и сказала одну фразу. Одну-единственную фразу.

— Я тебя понимаю.

Лизель молча прищурилась, внимательно глядя на сестру. Мэрилин, всегда готовая подставить плечо, выказать сочувствие…

И тут она заметила на столе бутылку дешевого вина, того вина, которое они пили в счастливые и печальные дни, два фунта девяносто пять центов из магазина за углом, и окрещенное ими «жидкость для прочистки труб» за терпкий вкус и мутный осадок.

— Понимаешь? — недоверчиво проговорила Лизель. — Это все, что ты можешь сказать?

Мэрилин кивнула с оттенком раздражения:

— Ну да. А этого недостаточно?

И только сейчас Лизель, как следует, рассмотрела сестру. Большие карие глаза Мэрилин подозрительно блестели, и Лизель могла приписать это только какому-то невероятному событию. Они не были красными, то есть она не плакала, что уже хорошо, но явно что-то случилось.

— Мэрилин, что с тобой? Что-то произошло?

— Честно? Я не знаю.

— Как это? — Присев к ней, Лизель пристально вглядывалась в лицо сестры.

— Я сегодня встречалась со Стивеном.

— Со Стивеном? — Лизель нахмурилась еще больше, припомнив, что Мэрилин не виделась со своим адвокатом с того дня, как были улажены все вопросы с ее неприятным разводом. — Но… зачем… почему… — недоумевала она. — Чего он хочет? Почему ты не позвонила мне?

— Потому что я боялась, что дело в Николасе. Боялась, что он возвращается, чтобы забрать Алекса.

— О, Господи, но это же не так, правда? Пожалуйста, скажи, что это не так. Он не может предъявлять свои права сейчас, когда уже три года находится в другой стране и не дает о себе знать! Правда он не сможет сделать это?

— Нет. Не в этом дело. Это касается Алекса, но не в связи с его отцом… Каким-то образом это касается Ника, но не впрямую, хотя думаю, это может затронуть его…