Однажды случилось… - Влад Авилов

«Нет», – кричит Лаврентий Петрович. Он легким движением запрыгивает на монумент и закрывает рисунок своим телом. Линии рисунка начинают жечь одежду. Жар достигает кожи, он все сильнее и сильнее, уже чувствуется запах горящей плоти. Он пытается оторваться от поверхности, но ничего не получается, какая – то сила намертво прикрепила его.

Он чувствует как отдельные линии рисунка вгрызаются в его плоть, проходят насквозь, выступая уже с противоположной стороны. Вокруг монумента снуют какие-то тени с козлиными головами, ему кажется, что он узнает их. Это правительство Мочалок в полном составе пришло поглазеть на его мучения. Они о чем-то тихо переговариваются между собой.

Их приглушенные голоса звучат внутри него, в них нет ни капли сочувствия.

«Боже милосердный, возьми меня, наконец, к себе,» – молит Лаврентий Петрович, но всевышний не слышит его, зато соратники осуждающе качают козлиными головами.

«Негоже тебе, грешник, молить о снисхождении, – шепчет первый кум. – Ты должен выдержать до конца. Всевышний выбрал тебя, как наиболее достойного, это награда.»

«Могу тебе ее отдать», – возражает Лаврентий Петрович.

«Недостоин я, недостоин… – первый кум в смирении наклоняет голову и теперь его не различишь среди других козлиных голов.

«Но почему эта ужасная Ж…, – сопротивляется из последних сил Лаврентий Петрович, – если мне суждено принять мученическую смерть за демократию, за народ, хочу как Иисус. На кресте.»

«У каждого Христа своя Голгофа, – объясняет Аркаша, – ты всю жизнь был жопой.» При этом его козлиная физиономия оскаляется в ужасной ухмылке.

«Неправда, я был секретарем парторганизации».

«И я о том же,» – подтверждает собачья голова с наглой Аркашиной ухмылкой.

«Я же за народ, за демократию, я всегда хотел, как лучше.»

«Для себя,» – поправляет его Аркаша.

– Ей богу, не корысти ради, – вопит в отчаянии Лаврентий Петрович.

– Не богохульствуй, – раздается громогласный голос, – не мне ты служил, Мамоне.

Мамоне, мамоне, – подхватывает козлиная рать и начинает плясать вокруг монумента.

Лаврентий Петрович со страхом смотрит вверх, в бездонное ночное небо. Силы оставляют его.

Приходил в себя он долго и мучительно. Когда, наконец, открыл глаза, вокруг стояла удивительная тишина, ни ветерка, ни шороха травы.

– Хочешь жвачку? – голос еле слышный, почти бестелесый.

Лаврентий Петрович в испуге дергается. На вершине монумента он видит полупрозрачную белесую фигуру.

– Ты кто?

– Конь в пальто.

– Какой конь? – Лаврентий Петрович теснее прижимается к монументу, сердце учащенно бьется.

– Да не пугайся, пошутил я. Если неудачно, извини. Ангел-хранитель твой, душу сопровождать должен. Так жвачку хочешь?

– Значит я, того?

– Того, того. Принял мученическую смерть на монументе.

– За народ, за демократию?

– За нее самую, – соглашается ангел. – Ну что, полетели. Некогда мне, зарплату от выработки платят. Приходится крутиться.

– Прямо в рай?

– Ишь шустрый какой, так тебя там и ждут. В чистилище сначала. Там тебя допросят, а потом решат.

– Что значит допросят? – перед мысленным взором Лаврентия Петровича промелькнули кадры из многочисленных американских триллеров, которые они любили смотреть с женой по вечерам. – С пристрастием?

– Зачем с пристрастием, – снисходительно улыбнулся ангел, – у нас ничего такого себе не позволяют. Сам все скажешь, если небесная канцелярия чего упустила. Хотя, – он задумался, – если грешник оказывается слишком упертым… Слышал я о нескольких таких случаях, ходили байки. Я сам в это не очень верю, да и давно это было.

– А потом в рай?

– Дался тебе этот рай.

– Ну, как же… – при одной мысли о кипящей сковородке Лаврушу облило холодным потом. Он непроизвольно тряхнул головой, избавляясь от наваждения. – Там все так красиво, везде райские кущи, деревья с плодами, ангелы летают, люди молодые здоровые ходят парами, улыбаются.

Знаешь, как меня в последнее время простатит замучил и печень пошаливает. А давление?

– Меньше водку пить надо. Я еще понимаю рюмку медовой с перцем или коньячка под хорошую закусь, так вы же жрете свою мочалкинскую литрами. Это же сплошная отрава.

– Почему отрава, – обиделся Лаврентий Петрович. – У нас стопроцентная очистка. Европейский продукт.

– Конечно, – согласился ангел с явной издевкой. – Ты еще о производственной необходимости вспомни, о личном примере отца нации. Кстати, ты знаешь почему в раю разрешают ходить парами? – сменил тему ангел. Нет?

– Нет.

– Всех мужиков и баб перед тем, как запустить туда, стерилизуют.

– Это как?

– А так. Рядом с тобой молодые красивые телки трутся, а ты ни-ни.

Можешь только смотреть. Некоторые от таких мыслей с ума сходят, Знаешь сколько потом с ними хлопот.

– Может хотя бы…

– Чего захотел. Никакой тебе водочки. Запрещено категорически. Служба безопасности – звери. Самые проверенные, в основном архангелы. Сам всевышний ситуацию под личным контролем держит. Каждые пол года чистка, по научному ротация называется. Иначе нельзя. Бабы ведь тоже дуреют, на архангелов бросаются. Многие не выдерживают.

– Со жратвой хоть как? – в душе еще теплилась надежда. Он вспомнил о домашней свиной колбаске с салом, залитой золотистым смальцем.

– Без проблем, – ответил ангел, – ты случайно не вегетарианец?

– Случайно нет, – буркнул Лавруша, с тоской посмотрев на бестелесую фигуру. – Сам знаешь.

– Знаю. И о колбаске в холодильнике знаю.

– Чего тогда спрашиваешь?

– Для порядка, что бы ты все четко уяснил. Фруктов сколько угодно, любые. Захочешь овощей, ну там капусточки, помидоров, огурчиков или даже сельдерея, напишеш заявление, выделят тебе пару грядок, дадут семена, инструмент, будешь выращивать. По праздникам сможешь получить двести грамм вареной колбаски, у вас она называется докторской.

Для этого нужно, чтобы наблюдающий тебя ангел наложил резолюцию, мол без этого в твоей психике может произойти нежелательный сбой.

Насколько я знаю такую резолюцию получить несложно. Так что изредка сможешь себя побаловать.

Плечи Лаврентия Петровича совсем поникли.

– Мне что, в ад проситься?

– Проситься никуда не надо. Все должно идти своим чередом. Если тебя определят в рай, решение это окончательное и обжалованию не подлежит, хотя, скажу откровенно, тебе оно не грозит. А вот когда тебя определят в ад, можешь подать апелляцию в суд первой инстанции.

Главное – найти хорошего адвоката, а зацепку он всегда найдет. Есть еще суды окружной, верховный и всевышний. Кроме того, во всех судах имеются службы очередности рассмотрения дел. «Вот бы попасть в такую службу, хотя бы окружного суда, – мечтательно вздохнул ангел, даже концы крыльев у него засветились как – то по – особому, – знаешь какие особняки на побережье у ангелов, которые там служат. В твоих Мочалках такие и не снились.»

– И сколько времени все это может длиться?

– На сколько баксов хватит в твоей банке. Думаю, по вашим земным меркам, не так и мало. Я знаю души, которые ждут решения своих дел уже многие сотни лет. Мне еще отец о них говорил.

– А в чистилище что?

– То же, что и у вас на земле. Хочешь – купи купи себе виллу на берегу океана, хочешь работай посудомойкой в какой – нибудь забегаловке. Ты наверняка не знаешь, но вначале всевышний никакого чистилища у себя создавать не предполагал. Чистилищем должна была служить ваша земля. Что заслужил на ней, туда тебя прямиком голеньким и доставляли. Но ты же знаешь бюрократию, папенькины дочки, маменькины сынки, небесная канцелярия разрасталась, как раковая опухоль, от нее отпочковывались все новые службы, отделы. Всем надо кушать, пить, да и бабам нашим бестелесым куда до ваших ядреных. Всевышний, конечно, вначале за голову хватался, сопротивлялся все этим нововведениям, но потом и его дожали. Стар стал, одряхлел, согласился на перестройку. После этого, сам понимаешь, порнодельцы, наркомафия, бордели, казино стали расти, как грибы после дождя.

Ангел задумался. Лаврентий Петрович также молчал, раздавленный свалившейся на него информацией, изредка посматривая на впавшего в транс ангела. Может отстанет, забудет о нем.

– Ладно, заболтался я с тобой, – встрепенулся ангел, – так жвачку будешь?

– Давай.

– Какую тебе?

Лаврентий Петрович мучительно соображает.

– Не знаю. Не разбираюсь я в них.

– Значит «Орбит». Непередаваемый вкус и защита от кариеса.

В руках Лавруши оказывается плоская продолговатая коробочка.

– Пять баксов гони.

– Так дорого, – вырывается у Лаврентия Петровича.

– Дорого, дорого, – бурчит раздраженно ангел. А инфляция, а накладные расходы?. Почему вы все на земле такие жадные? Воруете по черному, а как с пятеркой расстаться, так прямо трагедия.

– Да я просто спросил, – примирительно обьясняет Лаврентий Петрович, – пять, значит пять. Понимаю, за все надо платить.