Автопортрет - Дмитрий Каралис

Я не пью уже с сентября месяца, как приехал в Коммунар. Даже на выходных, дома - не пью. Это не боязнь, это нечто другое. Все, с кем я здесь разговариваю, так или иначе пришли на "химию" через пьянку. По пьянке проболтался, по пьянке подрался. Из-за пьяных долгов сдал в ломбард казенную фототехнику. В пьяном кураже рвался в ресторан, разбил витрину, стеклом поранило швейцара. По пьянке совершил наезд на пешехода, по пьянке перевернулся в машине на шоссе - погиб друг....

Вчера наблюдал, как монтажник лез на трубу комбината, чтобы водрузить на ней флаг.

Высота трубы - около ста метров. Скобы-ступеньки. Никакой страховки или ограждения. Стоявшие внизу обсуждали, сколько ему заплатят. Говорили, что по рублю за метр. Должны были сдавать котельную - ее строило наше СМУ. С земли человек, ползущий по трубе, казался букашкой. Люди, придерживая шапки, расходились от основания трубы сбившимся кругом. Над толпой вился папиросный дымок. Я стоял у вагончика, метрах в ста от толпы, и видел, как фигурка человека перевалилась за край трубы. Его долго не было видно. Очень долго. В толпе пошел ропот. Забегало начальство. Кричали, сложив рупором, в небеса. Минут через двадцать мелькнул кумач, расправился, затрепетал флаг.

Слезал он минут сорок.

Выяснилось, что последняя скоба-ступенька шевельнулась в трубе и чуть не вырвалась. Он влез на фильтр трубы и лежал там - приходил в себя.

Слез бледный, и ему тут же налили стакан водки. Парень лет тридцати. Долго не мог выпить - дрожали руки. Отвели в наш вагончик и закрылись с начальством. А флаг уже вовсю реял над стройкой.

И я думал, а полез бы я? Страшно, но интересно. В детстве я лазил, пока хватало денег, на пятидесятиметровую парашютную вышку в Приморском Парке Победы и помню восторженный страх от пошатывания железных ферм - чем выше, тем сильнее. И прекрасный ужас, когда ты шагаешь в открытую калитку, обтянутый стропами, и несколько мгновений свободного падения, пока тебя не дернут натянувшиеся брезентовые ремни. И желание петь и орать, когда ты считанные секунды паришь над приближающейся землей. И круглый забор вокруг вышки - колечко, если смотреть с высоты, выявляется огромным обручем, когда твои валенки с галошами шаркнут по утоптанному снегу. Во мне было килограммов сорок, и железный противовес, ходивший в трубе вышки, неохотно полз вверх, со скрежетом задевая стенки.

Не знаю, полез бы я сейчас на трубу по скобкам-ступенькам... После увиденного.

Перечитываю "Ледовую книгу" Юхана Смуула". У него удивительный слог почти нет неопределенностей вроде "какой-то", "кому-то", "что-то". "куда-то", "почему-то". Ценное качество письма. Литой текст, наподобие латыни. Ощущение, что В. Конецкий в своих путевых заметках драл с него интонационно и композиционно. Но если и драл, то талантливо. Скорее, "Ледовая книга" могла быть толчком к замыслу путевых заметок.

Смуул пишет, как в Кейптауне они тратили только что полученные фунты: "И мы пошли в бар, чтобы проверить - не фальшивые ли деньги".

Наше СМУ, похоже, переведут на другой объект - мы свое дело сделали, общестроительные работы сдали, котельную запустили.

Я закинул удочку, чтобы перевестись на Гатчинский ДСК - там, говорят, платят до четырехсот в месяц, но работа тяжелая. В три смены. "Химики" любят порассуждать о заработках. На ДСК ходит развозка от комендатуры. Денег хронически не хватает. Наш хозяйственный Миша, похоже, ударился в бега - не появляется вторую неделю. Варим макароны, покупаем кильку в томате - если есть, пьем чай. В столовой дорого и противно. Напечатал две юморески в "Гатчинской правде" - Махоркин на Совете общежития, когда я чуть опоздал на заседание сказал: "Ему некогда, он там свои юморески пишет..." Но с улыбкой сказал.

26 ноября 1981.

Исполнилось тридцать два года.

Неплохо для начала.

И не писатель, и не ученый. Моя специальность в настоящий момент плотник-бетонщик 3-го разряда. Общественное положение - "химик". Ниже нас только зека. Никакого, можно сказать, общественного положения. Несостоявшийся писатель. Несостоявшийся ученый. Можно сказать, что к тридцати двум годам мы не состоялись, как личность. Ай-яй-яй.

Перевелся-таки на Гатчинский ДСК. Наше СМУ переехало строить склады на винный завод "Арарат". Смертельный номер для "химиков".

Ходят разговоры, что двоих уже закрыли, а двое, опившись портвейна, ушли в бега.

На ДСК работа в три смены. В ночную полагается бесплатный обед по талонам. По огромным цехам ездят на велосипедах. Дымят и грохочут кассеты, в которых готовятся стены-плиты будущих домов. Выдали ботинки на толстенной виброзащитной подошве, ватный шлем, как у танкистов, куртку, штаны. Работка не сахар, надо сказать.

Худею, наливаются крепостью мышцы.

14 декабря 1981г.

"В жизни я боюсь трех вещей: холодной воды, женщин и электричества", сказал Вареникин из 2-го отряда, когда мы ночью, в тридцатиградусный мороз, сидели в сломавшемся на трассе автобусе и поджидали, пока нас кто-нибудь подберет. Мы опаздывали на работу.

25 декабря 1981г.

Под Новый год пришлось подраться. Точнее, дать пару раз в морду.

Лежал в своей койке и читал "Ледовую книгу". Ждал, когда будут выдавать маршрутки. Пришел поддатый С. Б. из соседней трехкомнатной квартиры. Перед этим он прибегал к нам и просил алюминиевую мисочку - они выпаривали какой-то клей, бочку которого обнаружили на стройке. В квартире вечный шум, разборки, стенотрясение. Там живет двенадцать человек, в основном бакланщики.

И вот пришел С.Б. и стал демонстрировать Валерке Балбуцкому свои новые рабочие ботинки с железными носами - специальные ботинки, чтобы ногу на стройке не отдавило. "Если по ноге въе...., то слабо не будет", - расхаживал он по нашей квартире, словно примеряясь, куда бы ударить. С.Б. - гатчинский хулиган, лет двадцати, но изображает из себя короля урок. Валерка косился на бойцовские ботинки и уважительно молчал. С.Б. походил-побродил шаркающей походкой и остановился у моей кровати. "Чего читаем?" - он тронул книгу, и я отложил ее. Меня уже стало поколачивать внутри.

- Ты чего, дорогой, пришел? Иди к себе и бубни там.

- Не понял... - Он смотрел радостно и удивленно.

- Ступай к себе. Мешаешь.

- А если не пойду? - продолжал нарываться он.

Я молчал.

- А если не пойду? Что будет?

Я неспешно поднялся с кровати и, не надевая тапочек, дал ему с правой в челюсть. Он отлетел к дверному косяку. Я видел, что он поплыл. "Ах ты, сука!" - он вяло оттолкнулся от стены и шагнул ко мне. Добавил ему с левой. Он кувырнулся через Валеркину тумбочку и опрокинулся на кровать. Я ухватил его за горло и за волосы. "Валера, открывай дверь!"

Вывел его на площадку и долбанул башкой о дверь его квартиры. Она открылась, и я впихнул его в сивушную темноту.

Думал, он придет с корешками разбираться, но через десять минут из кухни, где мы сидели с Валерой, услышали его истошный вопль: "Дайте, я ему сам вмажу!". И начался очередной междуусобный махач. У нас с полки полетели кастрюли.

Пришел Коля Максимов и одобрил мои действия. "Это же волки позорные, псы троекуровские, молодняк сопливый. У меня в кладовке черенок от лопаты стоит, если надо - бери, не стесняйся. С ними только так и можно, - Он показал, где за ватниками стоит черенок. - Пусть только сунутся! Я старший по квартире, отхреначу, только вьет!" Коля отхреначит - кулаки, как ведра.

Лет пять не дрался, не было повода. И вот - пришлось...

1 9 8 2 год

5 января 1982г.

Мы стояли перед заснеженной насыпью и ждали, когда пройдет курьерский поезд. Лунная ночь, звезды, мороз. Мы прошли скрипучей тропкой через стылое поле, и нам было холодно. Экспресс промчался мимо, тяжело продавливая рельсы. От него пахнуло кислым запахом угля, которым топят чайные котлы, и туалетного мыла. Эдакая лавина света, тепла, уюта и веселой дорожной суеты. Кто-то из "химиков" сказал: "Эх, сейчас бы уехать куда-нибудь..." Я вспомнил свои бесшабашные дорожные приключения, командировки (точнее - мелькнуло ощущение всего этого), и поезд умчался вместе с гулом и снежным ветром. Мы шли в ночную смену на домостроительный комбинат.

В раздевалке, шнуруя тяжелые ботинки, я еще раз вспомнил уютный поезд и красный огонек сквозь колючий ветер на последнем вагоне. Кажется, он шел в Ригу.

. Написать бы повесть "Спецкомендатура No2". Только где ее напечатаешь?..

"Фирсов стал предусмотрительнее. Иногда он ловил себя на мысли, что пытается в простейшем житейском деле - будь то поход с пустыми бутылками к приемному пункту или переход улицы - отыскать возможный криминал и избежать его. "Где бутылки взяли?" - "Дома. Жена может подтвердить. Обратите внимание - водочных нет - только пиво, лимонад и сухое". - "Почему оказались на середине улицы при красном сигнале светофора?" - "Не успел закончить переход по зеленому, при загорании желтого сигнала остановился на разграничительной линии..."

Повышенная осторожность огорчала Фирсова, но что сделаешь, если за время, проведенное им в рабочем общежитии под Ленинградом, называемом спецкомедатурой и обнесенном высоким металлическим забором, он насмотрелся живых иллюстраций ко всем разделам уголовного кодекса, исключая, пожалуй, лишь преступления, связанные с изменой Родине и фальшивомонетничеством.