Путеводитель на Парнас - Константин Александрович Уткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как минимум – тебе знаком восторг творчества, это практически измененное состояние, с которым не сравнится ни один наркотик – тем более, что пишущий человек у нас к ответственности не привлекаем, по крайней мере пока.
Так что безудержный рост «творческих» людей – это пока только я говорю исключительно о поэзии, а вообще-то точно такой же взрыв сетевой макулатуры переживает и проза – вполне объясним, ожидаем и ни к чему хорошему пока что не приводит, как и любая стихия, бессмысленная и беспощадная.
И вот тут мы подходим к интересному вопросу – а как отличить настоящего поэта от графомана (ну давайте уже начнем использовать этот замечательный медицинский термин, который обозначает стремление заниматься литературной работой, не имея таланта. Или дара, как вам угодно).
Итак, возьмем за аксиому то, что поэтами не рождаются. От рождения вам дается сырая глина, шершавая заготовка, деревянный чурбан, и только от вас зависит, какая красота в итоге из них получится.
Что весь процесс обработки подарков происходит как сам по себе, основываясь на вашем врожденном чувстве вкуса, зачатков таланта, наблюдательности, чувства ритма, размера, игрой с буквами – аллитерация – и тому подобное. Равно на вас влияет ваше ближайшее окружение, мода, поэты (причем тут равны и мировые величины, и дядя Петя, так лихо рифмующий с похмелья).
По сути, становление поэта – это процесс, по сложности не уступающий обучению музыканта, за одним лишь исключением – музыканта-недоучку никто не будет слушать, а недоразвившийся поэт найдет себе аудиторию и так и помрет в счастливом неведении. О том, что зарыл свой дар и всю жизнь посвятил шутовским пляскам перед публикой – вполне благодарной, надо сказать, но беспамятной, изменчивой и непостоянной.
Очень повезет, если вы найдете учителя – жесткого, внимательного, с безупречным вкусом (а от безупречного вкуса будет зависеть все ваше творчество, вкус – это то, что надо развивать первым делом), видящего все: и рост, и ошибки, способного как высмеять, так и поддержать.
Если же вам не повезло, и такой человек не встретился в жизни – ну что ж, придется заниматься самообразованием, другие – уже состоявшиеся – поэты вам в помощь.
На самом деле поэтическое саморазвитие – процесс очень сложный, я знал массу поэтов с хорошими, даже прекрасными задатками, которые пропали.
Ну, что значит – пропали. Нет, они вполне себе живы, даже процветают, даже пользуются популярностью и зарабатывают деньги – но поэзией их продукт назвать нельзя. Это ширпотреб, а поэзия – всегда индпошив.
Но в области этого самого индпошива растет такой темный лес, что войти в него можно только набравшись – не вина, так смелости.
Потому что поэзия – не есть нечто застывшее, она текуча, подвижна, изменяема, она пытается реагировать на окружающий мир и при этом сохранить свою мистическую основу (ибо нет ничего более мистического, чем сам процесс творчества, когда открываются иные миры и пространства). Она гораздо больше зависит от медиа, чем от личностей – хотя в итоге оказывается, направления на десятилетия создают все-таки личности, а не их эпигоны, и совершенно непонятно, кого завтра попытаются сделать литературным кумиром и что из этого получиться.
Можно выделить только несколько закономерностей – поэт не сможет состояться без литературного процесса, поэт не сможет состояться, если в меру своих сил не будет преобразовывать в литературное произведение все, что его окружает, поэт не состоится, если будет зависеть от публики.
Допустим, что наш абстрактный падаван, начитавшийся этого ужаса, все-таки решил, что не сможет жить без поэзии, что нравится ему не только процесс, но и результат, что он не будет брести, яко теляти, за похвалами, что он познакомится хотя бы с малой частью того, что написали предшественники, и попробует открыть новые вершины – и что дальше?
Допустили на секунду, что вы серьезно решили заняться поэзией – просто потому что заболели шаманской болезнью*, потому что не мыслите жизнь без этого наслаждения – двигаться к вершине русской поэтической речи и понимать, что примерно такой же восторг испытывали не только миллионы графоманов, но и все великие поэты.
То есть вы готовы к серьезной работе. То есть – ну что значит готовы? Вы уже работаете, и работаете серьезно. Паблик в контакте, разбухающий от похвал, тому подтверждение.
А вот теперь можете съёжиться и закрыть лицо руками – потому что в него прилетит такой объемный ушат ледяной воды.
Давайте определимся – массовый вкус отстоит от поэзии так же далеко, как Земля от Солнца. Это понятно? Для того чтобы понравиться нашей замечательной публике – тут я не ёрничаю, публика у нас действительно замечательная, которая продолжает любить поэзию своею странной любовью – вы должны полностью лишиться своего литературного я. Вас не должно быть в природе. Вы должны превратиться в эпигона, который удачно копирует то, что нравиться всем.
Если вы попробуете сделать что-нибудь новое, вас в лучшем случае не заметят, в худшем – разорвут на много маленьких рифмочек.
С одной стороны, у нас есть публика, которая знает, что ей надо. С другой – вы, падаван, начинающий поэт, который вожделеет все на свете, в том числе и литературу.
Я бы порекомендовал не сопротивляться хорошей традиции и начать с обычного, нормального, здорового эпигонства. Главное, не скатиться в рэп – если уж вам так мучительно хочется поливать бедных слушателей потоками свой логореи, то рекомендую взять за образец нашего нобелевского лауреата Бродского. Он, как ни крути, приличней любого рэпера.
Не сосчитать, сколько своих маленьких разнополых копий создал Иосиф!!
Я до сих пор помню пергидрольных девушек и прыщавых юношей, гундосо завывающих нечто многозначительное, унылое и бесконечное, серое, как зимнее питерское небо, изобильное, как… в общем, именно так и изобильное.
Следует уточнить, что к самому Бродскому я не испытываю никакого отторжения, несмотря на то, что его поздняя поэтика мне не близка. Из страны его выгнали, премию всучили по политическим мотивам, он был такой типичный питерский болтливый еврей, заядлый курильщик, любитель баб и виски. В ссылке за него трудодни нарабатывали хозяева дома, который он снимал, а он валялся в телогрейке на кровати, читал книги и письма Ахматовой, которая выводок поэтов-подхалимов ценила чуть не больше, чем сидевшего в это время сына…
В общем, Бродский был нормальный мужик, умело сделавший себе литературную карьеру,
