Любовin - Анатолий Арамисов

Глава 1

Курт Бремер устал.

Он получил в наследство от своего деда (der Großvater) большой замок в Баварии – старинный дом со всеми атрибутами средневековья: глубоким водяным рвом вокруг, подъемным мостом к массивным воротам, высокими стенами, и устремленными в небо острыми шпилями, которые были видны за добрый десяток километров вокруг.

Курт уже несколько дней кряду обходил свои владения, и каждый час ему открывалось что-то новое. Он никогда не был здесь раньше, мать не пускала сына к отцу своего бывшего мужа, и до юноши лишь изредка доносились какие-то странные слухи относительно своего предка.

Курт поднялся по крутой лестнице к вершине одной из башен и осмотрелся. Круглая, ничем не примечательная комната. Половина мрачного цвета стены была задрапирована тяжелыми шторами. Молодой Бремер подошел ближе, приподнял материю и вздрогнул. В полумраке он явственно различил взгляд, устремленный на него со стены. Там висела картина.

Курт отдернул штору сильнее и увидел… себя.

– Боже мой – какое сходство! – прошептал помертвевшими губами юноша. – Да это мой дед!

Наследник придвинулся ближе к стене, тронул рукой масляные мазки на холсте.

«Хорошая работа, – отметил его профессиональный взгляд, – и как же он похож на меня! Пресвятая дева Мария! – Курт перекрестился.

Вдруг он увидел весьма странное. Как будто лицо на картине, застывшее в вечной маске, дернулось… Молодой человек отпрянул назад.

«Что такое?? Померещилось? Наверное, нервы уже шалят… рановато. Или отсвет здесь такой? А, быть может, я утомился, надо передохнуть», – успокоил он себя.

С огромной картины на Курта строго смотрел его предок, одетый в роскошный рыцарский костюм, у ног деда застыла красивая гончая, вопросительно глядевшая вверх на своего хозяина. Курт Бремер подвинул стоявший в углу массивный стул из черного дерева и присел перед портретом.

Он вспомнил…

Однажды, играя со сверстниками в карты, Курт услышал ехидное замечание в свой адрес, тихо брошенное одним из противников:

– Везет этому… как будто колдуну старому из Баварских лесов.

– Какому колдуну? – еле слышно переспросил сидевший рядом другой игрок.

– Известно какому, его деду, не слышал разве?

Курт насторожился и прислушался.

– Тсс… – шептавший о колдуне толкнул собеседника локтем, – потом расскажу.

Придя домой, Бремер устроил матери допрос. Та, отводя глаза в сторону, говорила, что сама давно ничего не слышала о своем родственнике и слышать не желает. Это только подогрело интерес Курта.

– Ну, мутти! Расскажи, пожалуйста, о дедушке! Правда, говорят, что он был колдуном?

Мать побледнела и внимательно посмотрела на сына.

– Кто это тебе такое сказал?

– Я случайно услышал, когда с приятелями играл в карты…

Мать помолчала и, подойдя к сыну вплотную, взяла его за плечи и проговорила побелевшими губами:

– Сынок… больше не спрашивай меня о нем. И я тебя умоляю – не играй никогда в карты! Слышишь! Никогда не играй! Никогда!! – каждое следующее слово она произносила все громче и громче, ее руки, до синевы в суставах стискивающие сына, затряслись, и голова Курта стала раскачиваться в такт выкрикиваниям матери.

Курт испугался.

– Ладно, мутти… не буду больше расспрашивать тебя… Успокойся, пожалуйста! – он увидел, как глаза матери стремительно наливаются слезами.

– А играть не станешь? – всхлипнув, спросила мать.

– Да…, наверное, – неуверенно произнес юноша.

– Я тебя заклинаю! Умоляю всеми святыми! О, Боже! Пресвятая Мария! Услышь меня и вразуми моего отрока! Я знаю, – она остановилась, помолчала и как-то обреченно добавила. – Недолго мне осталось… недолго.

– Ну что ты, что?! – сын обнял мать, уткнувшись носом в так знакомо пахнувшие волосы. – Ты еще долго проживешь, я знаю!

Мать немного отодвинулась назад и, обхватив ладонями лицо Курта, посмотрела ему в глаза:

– Спасибо, и я надеюсь. Слава Всевышнему, как-то сумели мы прожить без отца столько лет, и ты уже почти взрослый. Но если что… – она отвернула свой взгляд в сторону, – ты будь готов к еще более тяжким испытаниям. Понимаешь меня?

– Да мутти, – ответил сын, – понимаю, не маленький уже.

Но Курт не предполагал, что это время наступит так быстро.

Через несколько месяцев, вернувшись в полночь с хмельной пирушки, где он распевал в полуподвале пивной с друзьями старинные песни Саксонии, он по привычке хотел, было тихо проскользнуть в свою комнату, как вдруг услышал странный звук, донесшийся из спальни матери. Курт остановился, замер и прислушался. Тихо. Он сделал шаг в направлении своей двери, как звук повторился. Юноша повернулся и подошел к покоям матери. Хриплый, неузнаваемый звук человеческого голоса донесся до него сквозь массивную дубовую дверь.

– Ккуууурттт… – звуки как будто наслаивались один на другой, образуя его имя зловещими звуками зимней метели. Он резко дернул тяжелую дверь и вошел в полумрак. Мать, мертвенно бледная, лежала на кровати, скрестив руки на груди. Взгляд ее был устремлен куда-то вверх, под высокий, с деревянными балками, потолок, как будто она разглядывала что-то там, силясь прошептать слова пересохшими губами. Курт бросился к кровати и, став на одно колено, схватил мать за руки:

– Что с тобою, мутти? – со страхом прошептал он.

Вебер никогда не видел свою мать такой испуганной. Глаза ее почти наполовину вылезли из орбит, и в них застыл непередаваемый ужас. Курт поднял голову в направлении взгляда матери. Темно. Ничего не видно.

– Сынок… – едва слышный шепот заставил Курта приникнуть ухом к голове матери.

– Да, я слушаю тебя.

– Я умираю… прости, – прошептали губы, – и должна кое-что сказать тебе.

– Я вызову доктора! Сейчас! – Курт резко поднялся с колена, и хотел, было повернуться к двери. В это мгновение странный звук донесся откуда – то сверху. Курт почувствовал явственное прикосновение к своему правому уху невидимой руки. Он вздрогнул и быстро приложил правую ладонь к голове.

– Стой… не уходи, – слабо проговорила мать, видимо собрав остатки всех сил.

– Но тебе же нужен врач! – закричал сын.

– Неет, всё, больше мне врач не нужен… иди сюда, нагнись, – лицо матери стало быстро темнеть. Курт в ужасе отшатнулся, но потом совладел с собой и наклонился к умирающей.

– Слушаю, мама, – дрогнувшим голосом произнес он.

– Сын, ты остаешься один, у тебя нет денег даже на образование, но… – мать мучительно сглотнула, борясь с наступающим удушьем. Курт еще ближе наклонился к умирающей.

– Но… – повторила мать, – тебе завещан замок деда, отца моего мужа… и бумаги ты должен получить у нотариуса в день своего восемнадцатилетняя. Там же все ключи от замка.

– Как? А почему ты молчала об этом столько лет? – шепотом спросил пораженный Курт.

– Я не хотела, чтобы ты получил это наследство, но я умираю так рано и не могу помочь тебе, сын, стать достойным человеком… – мать медленно, с усилием произносила каждое слово, и ее глаза налились слезами.

– Но почему, мутти? – Курт взял ладонь матери и прижал к своей груди.

– Потому что… потому… что, – каждое слово давалось ей все труднее и труднее, – этот замок… он страшный… там что-то есть такое… что люди боятся и даже близко не подходят к нему. Ты, как получишь все права на замок – тотчас продай его… да… за любую, даже самую маленькую цену… если кто купит этот проклятый дом.

– Это все связано с моим дедом? – громко воскликнул Курт.

– Да. И он сейчас здесь.

Курт отпрянул от матери.

«Что – она сходит с ума? Дед же умер много лет назад. Но…»

Юноша вздрогнул, вспомнив недавнее прикосновение к уху.

– Как, мутти – он может быть здесь? – прошептал сын.

– Здесь он… его душа… видит нас… будь он проклят! – внезапно мать Курта резко приподнялась, устремив полубезумный взгляд в угол большой комнаты.

Сын, вглядевшись в полумрак, с ужасом увидел странные следы на полу. Они не принадлежали человеку. Что – то наподобие черной тени метнулось из-под кровати умирающей, и Курт явственно услышал звуки, отдаленно похожие на цоканье подбитых стальными набойками каблуков о мостовую.

– Что? Что было с моим дедом, скажи! – Курт умоляюще сложил ладони перед своей грудью.

– Он… он был очень богат… но это богатство приносило только одни беды и ему и людям, – прошептала мать, по-прежнему глядя остекленевшими глазами в угол комнаты. – И ты… ты сынок, если сможешь, лучше не касайся этих проклятых денег, если сможешь… если… – мать внезапно откинулась назад и захрипела.

Агония длилась несколько минут. Молодой человек с ужасом смотрел на кончину матери. Когда ее глаза неподвижно застыли, а тело выпрямилось в струну, Курт молча заплакал. Он любил свою маму. И теперь остался один.