Заблудившийся всадник - Сергей Плеханов

Ильин поглядывал в заднее стекло — густая пелена пыли стояла за машиной. «Если пройдет дождь, отсюда и на тракторе не выберешься».

Председатель возобновил разговор о метеоритах, но в непрерывной тряске беседовать было трудно, и после нескольких попыток объяснить что-то Ильин виновато развел руками и умолк.

Заехали в попутный колхоз. Иван Федорович скрылся в правлении и пробыл там четверть часа. Ильин и шофер попробовали тем временем раздобыть молока, но узнали, что на целое село держат только пять коров и у каждой хозяйки разбирают весь удой до последней кринки. Водитель УАЗа достал из сумки бутылку с холодным чаем, протянул Ильину. Тот отрицательно мотнул головой.

— Меня ведь не жажда мучит. Причаститься хотел — деревенским…

Он прилег на травянистый косогор, стал смотреть в небо. Белые глыбы выплывали из-за леса, беззвучно разрушались в вышине и вновь громоздились в противоположной стороне горизонта снеговыми валами. Одно облако долго сохраняло форму сжатого кулака с вытянутым пальцем. Проплывая над селом, оно медленно поворачивалось так, что в конце концов перст указующий уперся прямо в Ильина и сразу же размазался, распался на рваные клочья…

Услышав голоса, Ильин повернул голову в сторону правления. Иван Федорович шел к машине в сопровождении нескольких мужчин. Увидев фольклориста, махнул ему рукой.

— Обедать зовут!

Отказываться Ильин не стал — сразу было видно, что хозяева настроены непреклонно. Представившись спутникам председателя, он последовал за ними к высокому пятистенному дому с широкими «городскими» окнами.

За столом Ильина снова стали расспрашивать о цели приезда. И ему вновь пришлось повторить свою метеоритную гипотезу — он бы и рад был умолчать о ней, да усмешливый взгляд Ивана Федоровича как бы обязывал к откровенности.

Никто из сотрапезников не слышал о падении метеоритов в этих местах. Впрочем, ни один из них не был уроженцем Никольского Погоста, расположенного в двадцати километрах отсюда.

— А почему, собственно, вы именно туда пробираетесь? — неприязненно спросил главный бухгалтер колхоза, сведя к переносью кустистые седые брови. — В этакую дыру…

— Именно там самые ценные записи сделаны. В том числе несколько вариантов знаменитой былины «Добрыня и Змей». Я по ней кандидатскую защитил.

— Что ж в ней такого знаменитого? — с той же скептической миной продолжал бухгалтер.

— Во-первых, это одно из наиболее совершенных творений русского героического эпоса. А во-вторых, былина о змееборце — во многом загадка. В ней зашифровано какое-то очень важное сообщение, которое было понятно людям, жившим тысячу лет назад, но сегодня ключ к тому, что описано в былине, утерян.

Присутствующие были заинтригованы. Почти все оставили еду, только сидевший в углу конопатый водитель продолжал энергично орудовать ложкой. Председатель колхоза, подперев свой массивный подбородок, выжидательно смотрел на Ильина. Хозяйка, дородная русоволосая женщина в сатиновом платье со среднеазиатским орнаментом, прислонившись к дверной притолоке и сложив на груди большие красные руки, тоже ждала объяснения таинственного произведения.

— Может быть, ознакомите нас с содержанием? — по-чиновному сформулировал общее желание Иван Федорович.

— Ну что ж, — Ильин развел руками. — Я ее — ночью разбудите — прочту.

Поднялся со стула, отошел к стене и, отрешенно глядя в окно, стал декламировать с едва заметной напевностью:

Породила Добрыню родна матушка,Возростила до полного до возраста;Стал молоденькой Добрынюшко МикитинецНа добром коне в чисто поле поезживать,Стал он малых змеенышей потаптывать…

Ильин перевел взгляд от окна и встретился глазами с шофером. Тот только что откусил от краюхи хлеба и виновато потупился, перестал жевать. На щеке его замер изрядный желвак. Невнимание конопатого несколько обескуражило Ильина, и он не решился проверить, какое впечатление производит его чтение на других. Продолжал исполнение былины, прикрыв глаза, словно ни к кому в отдельности не обращаясь.

Приезжал Добрыня из чиста поля,А сходил-то он с добра коня,И он шел в свою полату в белокаменну,Проходил он во столову свою горенку,Ко своей ко родной ко матушке.Говорила тут Добрыне родна матушка:— Ай же, свет, мое чадо любимое,Ты молоденькой Добрынюшка Микитинец!Ты на добром коне в чисто поле поезживашь,Да ты малых змеенышей потаптывашь,Не съезжай-ко ты, молоденькой Добрынюшка,Да ты далече далече во чисто поле,Ко тем славным горам да к сорочинским,Да ко тем норам да ко змеиным…

Когда он умолк, послышалось покашливание, заскрипели стулья. Желвак на щеке шофера вновь ожил, конопатый принялся торопливо дожевывать хлеб.

— М-да, — задумчиво начал Иван Федорович. — Не разбери поймешь… Что за змееныши, что за горы сорочинские? И вот ведь штука — непонятно, а за душу хватает.

— Забирает, — кивнул бухгалтер. — Как песня хорошая.

— Так это и есть песнопение, — сказал Ильин. — Профессиональные исполнители былин сказывали их нараспев, а в древности на гуслях аккомпанировали.

— А что вы в диссертации своей писали? — спросил до сих пор молчавший главный зоотехник колхоза, сумрачный мужчина средних лет с дочерна загорелым лицом и с белой полосой на лбу от кепки.

— Как вам в нескольких словах сказать, — задумался Ильин. — Дело ведь не только в содержании былины, а в том подтексте, который был понятен для человека древней культуры. Нам же, чтобы добраться до него, приходится привлекать данные истории, языкознания, этнографии или, по-русски говоря, народоведения.

— Знаем-знаем, — перебила хозяйка. — Третьего дня по телевизору Сенкевич рассказывал. Про Миклуху этого…

— Маклая, — авторитетно добавил бухгалтер.