Предисловие к сборнику "Современная английская новелла" - Владимир Скороденко

Другое ходячее представление — об английской замкнутости и любви к одиночеству. Пенелопа Джиллиат не согласна с тем, что это черта национального характера. По ее мнению, дело здесь не в наследственности, а в образе жизни общества.

Классическая английская литература, не раз трактовавшая «хоум» (home — дом, домашний очаг) британца как его приют и пристанище в море жизненных невзгод, оставила несколько образов-символов, воплотивших идею домашнего уюта и сердечного тепла. Это образы детей и образы домашних животных. Современная британская новелла тоже обращается к этим образам, но раскрывает их в ином качестве: здесь они часто передают крах семейного уюта и отсутствие сердечного тепла. Так, у Грина в рассказе «Конец праздника» действуют дети — не какие-нибудь бездомные сироты, а отпрыски более чем состоятельных родителей, у мальчиков есть отец и мать, своя комната, игрушки, няня-гувернантка; у них есть все, кроме одного: семьи. Взрослые, которым в литературе, как и в жизни, всегда отводится роль защитников малышей, выступают у Грина палачами ребенка. Такими их делают эгоизм, черствость и обожествление «хорошего тона», этой мнимости, которую они небезуспешно вдалбливают в детские головы.

Собаке и кошке, знаменитой английской Пуссл — непременным участникам теплой компании, собирающейся у домашнего очага, — также нашлось место в рассказах сборника. Но одноглазый кот Полифем приходит к героине Боуэн, чтобы лишний раз напомнить своим видом о нелюбимом человеке. Что касается пуделя Гектора в гротеске Во («На страже»), то он выступает уже и вовсе как орудие злого, поистине чудовищного рока.

История двух псов, Билла и Джека, — сюжет новеллы Лессинг «Повесть о двух собаках». Казалось бы, писательница следует здесь анималистской традиции, давно сложившейся в английской литературе и обновленной на пороге XX века Редиардом Киплингом. И верно, поведение, повадки и «психология» животных описаны очень точно, с присущим автору умением так воссоздать жизненный эпизод, что изображенное приобретает черты документальной хроники. Но Лессинг интересуют не псы — ее занимают люди. За сюжетной канвой рассказа о недолгом веке отбившихся от дома собак явственно проступают контуры самого «дома» и облик его обитателей. Человеку нелегко понять бессловесную тварь, но еще труднне понять другого человека, пускай самого дорогого и близкого. Об этом и об особенностях семейного уклада британских колонистов в Африке и пишет здесь Лессинг, чье детство и юные годы прошли в Родезии. Содержание ее новеллы на поверку оказывается куда глубже, чем того требует жанр рассказа о животных, а выбранные ею главные «персонажи» нисколько не мешают, скорее даже помогают этому: недаром говорится, что собаки похожи на своих хозяев.

Разрушение привычной картины традиционного существования неизбежно связывается писателями с изменениями в общественном сознании и даже, как в новелле Грейвза «Крик», с изменениями в индивидуальной психике человека. Безумие Кроссли и тот пластический, «фактурный» кошмар, в который выливается его бред, — символ сознания, заплутавшегося в мире фикций и неразрешимых противоречий. Введенная в ткань новеллы притча о расщепленных душах-камушках (своеобразный рассказ в рассказе) как бы подытоживает размышления автора над жизнью человека в недобром к нему мире.

Отношение английских художников слова к морали «среднего класса» достаточно определенно, потому что ясна основа этой морали — всепроникающее и всеподчиняющее право собственности и «личного интереса». Другое дело нравственные нормы так называемых непривилегированных классов. Ведущие тенденции послевоенного развития Британии не могли не затронуть сознания рабочего человека. Планомерно осуществляемый «сверху» процесс вытравливания классового сознания, воспитания у рабочих чувства собственности, этого шестого чувства, которое отличает человека-потребителя от человека труда, дал известные результаты, и писатели это зафиксировали.

В новелле Чаплина «Загородные ребята» рассказчик, паренек из рабочей семьи, — уже почти сложившийся собственник без капитала. Он вкусил от сладкой отравы обладания вещью и не собирается рисковать своим подержанным мотоциклом даже ради лучшего друга, которого, по собственным словам, знает с пеленок. Тонкая интуиция художника помогла Чаплину «схватить» и запечатлеть еще одну закономерность: разрастание чувства собственности не исключает, а скорее, предполагает нравственное одичание, ведущее к бессмысленной жестокости и слепой жажде разрушения.

О том, как образ жизни и духовный климат времени растлевают подрастающее поколение, пишет не только Чаплин. Силлитоу посвятил этой теме многие произведения, в том числе и рассказ «Дочь старьевщика» — беспощадную к герою и одновременно пронзительно горькую хронику первой любви молодого правонарушителя из рабочих. Это едва ли не самая страшная новелла сборника. Достаточно неприглядны похождения юного воришки, но от описания постылого, бездуховного существования, на которое обречен повзрослевший и давший обществу «приручить» себя герой-семьянин, становится невыносимо горько. «Дочь старьевщика» — эпитафия несостоявшемуся человеку и приговор тем условиям жизни, которые не дали ему «состояться».

Ни Чаплин, ни Силлитоу, ни Лессинг, ни Барстоу[2] не делают скидки на социальное происхождение героя. Сочувствие и понимание не отменяет с их стороны строгого этического суда над изображенным. Но здоровые нравственные начала — и это в высшей степени важно — они находят в той среде, которую изображают. Тема рабочей гордости, рабочего достоинства, тема врожденной доброты людей труда определяет в конечном счете основную интонацию рассказа Лессинг «Англия и Англия». У Чаплина сцены доморощенного разбоя сбитых с толку мальчишек как бы оттеняют настоящую человеческую нравственность одного из ребят, не пожелавшего в отличие от рассказчика бросить товарища в беде. Чувство солидарности берет здесь верх над инстинктом собственности. А Силлитоу логикой повествования убеждает, что нравственная позиция его молодого героя, для которого воровать — значит разговаривать с обществом на одном языке, при всей ее уязвимости неизмеримо выше той «этики», что позволяет наследнице большого состояния заниматься кражами только ради «острых ощущений».

Повышенный интерес авторов к моральной стороне жизни вполне закономерен. Проследить изменения в этой сфере и значит для художника сказать новое слово о времени. Столь же закономерно и другое. Некоторые писатели — Во, Моэм, Сэнсом, Бейтс — обращаются к проблеме прекрасного, связывая этическую сторону жизни с эстетической.

Место морали, отмечают они, заступает фикция морали (вспомним рассказы Грина, Спарк, Притчетта), место подлинно прекрасного — суррогат красоты, поточное производство которого налажено по последнему слову техники. Механику такого производства, как и нравы «производственников», описал Во в своей характерной, очень злой и почти карикатурно-памфлетной манере («Вылазка в действительность»).

С утратой нравственного эталона человек утрачивает чувство красоты. Для Бейтса это источник острой тревоги (новелла «Деревенское общество»), для Сэнсома — верный признак того, что современный человек не может наладить гармонической связи с жизнью. Рассказ «Tutti frutti» — философский этюд о сознании, оторванном от прекрасного. Трагедия Олсона, героя новеллы, вызвана его неподготовленностью к встрече с красотой, тем, что открывшаяся ему возможность естественной и гармоничной жизни застает его врасплох.

Тема единства прекрасного и нравственного ставится в самом большом по объему произведении этого сборника — «Театре» Сомерсета Моэма, произведении, которое находится где-то на рубеже между романом и «длинным рассказом». Героиня, актриса Джулия Ламберт — характер отнюдь не идеальный. Она усвоила первейший закон общества свободной конкуренции: отстоять себя и сделать карьеру всеми силами. Но, принимая действительность такой, какова она есть, и не отступая от «правил игры», Джулия органически презирает нормы буржуазной морали. «Грешница» в глазах респектабельного общества, она являет пример высокой нравственности в главном: ничто не может заставить ее продаться, изменить своему таланту и предназначению — творить для людей красоту каждый вечер, когда она выходит на сцену. Эта верность себе помогает стареющей актрисе побороть любовь к заурядному молодому человеку, последнюю, возможно, любовь в ее жизни…

Сложны проблемы, волнующие современных писателей Англии. Многообразны, странны, а порой гротескно-причудливы характеры, возникающие из-под их пера. Не со всеми художественными решениями разноликих авторов этого сборника согласится советский читатель. Кое-что останется непрочувствованным (настолько резко отличие в укладе жизни двух стран), кое-что вызовет активное внутреннее сопротивление. Но если эту книгу возьмут в руки и прочитают, не отложив на половине, прочитают заинтересованно, соглашаясь с авторами или, напротив, возражая им, и если после такого знакомства откроется какой-то новый «клочок земли чужой», значит, книга выполнила свое предназначение.