Наречённый для ворожеи - Лариса Тихонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«И всё-таки я полоумная! – опомнилась вдруг дочь ведьмы. – Пообещала сходу дать в ухо, вместо того чтобы умолить развязать! Кто же захочет помогать грубиянке?».
– Эй, не серчай! – принялась она звать по-прежнему слишком слабым, срывающимся голосом. – Выручи меня! Сделай доброе дело!
Но незнакомец не вернулся, а чуть позже Рута не услышала, а скорей почувствовала какое-то движение рядом с собой.
Уже догадываясь, она скосила глаза и уставилась на плоскую змеиную голову прямо у своего виска. Вертикальные зрачки в глазах гадюки словно источали ненависть. Возможно, змея забралась под ветки, привлечённая теплом человеческого тела, но оно оказалось чересчур беспокойным. И раздражённая гадюка сделала бросок и вонзила свои ядовитые зубы Руте в шею.
Когда дочь ведьмы пришла в себя в очередной раз, она ехала верхом на бредущей шагом лошади, привалившись спиной к сидевшему позади ездоку. Рука доброхота ещё и обвивала Руту за талию, удерживая от падения, вот только оглянуться на спутника не получилось. И разбитая голова – теперь, кстати, забинтованная, – а главное – сильно распухшая и горевшая огнём шея не желали, чтобы ими крутили и тревожили.
Зато коситься по сторонам было не больно, и Рута увидела рядом, вернее чуть впереди, ещё одну лошадь с могучим всадником. Одетым не по-сельски: не в бесформенные порты из домотканого полотна и не в лапти, а в плотные штаны, заправленные в сапоги. И не в длинную, почти до колен рубаху, а кожаный короткий доспех, открывающий мощные ручищи до локтя. Словно почувствовав на себе взгляд, могучий муж повернул к девочке волевое, уже не молодое лицо.
– Здрав будь, господарь! – слабо пискнула Рута.
– Очнулась? И ты будь здрава, чадушко, – добродушно прогудел в ответ всадник и девочка облегчённо вздохнула.
– Ой, по-нашему говоришь! А я смотрю платье иноземное, подумала что басурманин. Что в полон меня везёшь.
– Отчего же басурманин, славич. Зовут Бер, – усмехнулся в ответ здоровяк, – И не в полон, а сам пока не знаю куда. Если по дороге, могу подвезти.
– Отвезём куда надо, если даже не по дороге, – поправил мужчину мягкий женский голос позади Руты, и девочка только теперь сообразила, что голова её упирается затылком словно в мягкие упругие подушечки. Да и обнимающая за талию рука явно была женской.
– Здрава будь, господарыня! – поспешно поздоровалась Рута и всё-таки попыталась повернуть назад голову. Боль в шее сразу усилилась, а ещё накатило страшное головокружение, но участливая рука упасть с лошади не позволила.
– Бер, давай-ка передохнём, – по-прежнему мягко распорядилась женщина за спиной Руты. – Малышке надо дать питьё.
Остановив лошадь, женщина осторожно передала девочку спешившемуся здоровяку, и тот бережно пристроил больную на травке. А уже в следующее мгновение над Рутой склонилась средних лет женщина с распущенными по плечам русыми волосами. Поддерживало волосы красиво вышитое очелье.
Женщина ласково улыбнулась, а её спутник счёл нужным сообщить:
– Жена моя, Дайва. Вот она не славична, свебка с запада.
Рута улыбнуться в ответ не успела, удивлённо округлила глаза. Мягкая и женственная Дайва вырядилась в плотные штаны, в точности как у мужа. Правда вместо доспеха на женщине была нарядная душегрея: узорчатая, сильно расклешённая под грудью и с присобранными на плечах рукавами. И, как всякая душегрея, короткая. Чуть ниже талии, поэтому пышные бёдра женщины, обтянутые штанами, были словно выставлены напоказ.
– Дозволь узнать, тётенька, пошто позавидовала на мужние порты? Вдруг хозяин осерчает и поколотит? – ляпнула Рута, хотя в другое бы время промолчала. Видно виной её неуместному любопытству было болезненное, лихорадочное состояние.
– Не поколотит, он добрый, – подмигнула ей бесстрашная Дайва. – И это не его, а мои штаны, в дороге в них сподручней. Выпей, чадушко, настой из травки. Немного полегче станет.
– Что за зелье?
– Змеиный корень, удаляет из организма яд.
Она поднесла к губам Руты небольшую склянку синего заморского стекла и девочка, приподнявшись на локте, послушно глотнула. Голова после этого меньше кружиться не стала, да ещё накатила липкая слабость. Рута поспешно легла и в изнеможении прикрыла глаза.
– Бедная девчушка что-то совсем позеленела, – озабоченно прогудел над ней здоровяк Бер.
– Сам видишь – нехорошая рана на голове, ещё лихорадка с ознобом. И не только от укуса гадюки, – произнесла со вздохом Дайва. – Видать добрые люди её умирать рядом с дорогой оставили. Интересно за что?
– Сама потом расскажет, если захочет. Главное чтобы поправилась.
– Это верно, но малышка удивительно живучая! Быстро очнулась и даже разговаривает.
– Потому что ведьма! – твёрдо произнёс над Рутой кто-то третий, и девочка с усилием подняла веки.
Рядом с взрослыми застыл неизвестно откуда появившийся мальчишка. Белобрысый и синеглазый.
«Болтливый проныра видел, как я сумела напиться с помощью волшбы…», – успела подумать девочка, прежде чем жестокая рвота вывернула её наизнанку. Водой как раз и рвало, пополам с горькой желчью.
Вяло обтерев рот ладонью, Рута опять подняла глаза на мальчишку, перевела взгляд на Бера и Дайву и равнодушно произнесла:
– Ладно, я дочь ведьмы. Спасать меня больше не надо, можете опять связать и где-нибудь бросить…
– У малявки жар или она полоумная? – насмешливо фыркнул белобрысый. – Дайва, это лечится?
Здоровяк сурово кашлянул и отвесил мальчишке лёгкий подзатыльник. Женщина же, в своей манере, мягко улыбнулась.
– Тавр нам рассказал, что ты умеешь ворожить, – заговорила она. – Завидую, я, например, просто травница. Волшба мне никогда не давалась.
– Ты не боишься ведьм? – не могла не спросить Рута, хотя выталкивать слова ей стало сложнее. Язык почему-то стал плохо слушаться. – Их же… нена…видят…
– Заметили, она стала говорить невнятно? – всполошилась Дайва. – Забираем малышку с собой в Орден! В лечебницу!
– Вот и славно, тоже хотел это предложить, – согласился с женой Бер и осторожно подхватил девочку с земли.
«Большой добрый медведь», – подумала дочь ведьмы, почему-то полностью доверяя незнакомцам. При этом девочка уже не чувствовала ни рук ни ног.
Глава 2. Орден Всезаступников
Всё утро Рута смирно пролежала в кровати, Дайва взяла с неё слово не вставать, как и положено недужной на излечении.
