Святые старцы - Вячеслав Васильевич Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1760 год ознаменовался тем, что родители подростка попросили настоятеля Саровской пустыни временно отпустить его домой. И когда пятнадцатилетний послушник появился в Архангельском, Тимофей Григорьевич и Домникея Николаевна со слезами начали умолять его остаться в родном доме навсегда. В ответ сын, также рыдая, упал перед родителями на колени и начал умолять их отпустить его назад в монастырь. Сцена получилась душераздирающая. Но Кишкины-старшие были непреклонны. Нарушить их волю подросток не посмел…
Почему же родители, с детства мечтавшие о Божьем пути для младшего, вдруг так изменили свое мнение? Возможно, они нуждались в опоре: старшие дети женились, давно уже жили своими домами. Кроме того, они ведь и не противились стезе Владимира: молиться и поститься можно и дома, в миру. Надеясь сделать младшего сына «обычным» человеком, ему не раз предлагали жениться на местных девушках, но Владимир твердо стоял на своем: никакой женитьбы. Более того, в один из дней он сумел под каким-то предлогом отпроситься из дома и в Миропольском Белогорском Николаевском монастыре принял тайный постриг в рясофор. Почему именно там? Еще во время паломничества в Киев один из монахов повелел ему идти в эту обитель, прибавив: «Место сие тебе во спасение будет». Родителям наверняка об этом не сказал – те могли и не пережить такой новости.
Иногда удавалось съездить и за двести вёрст в Задонский Богородицкий монастырь, где в то время проживал на покое бывший епископ Воронежский и Елецкий Тихон (Соколов, 1724–1783). Святитель Тихон Задонский стал вторым главным учителем для будущего старца Василия. Будучи в Задонске, Владимир дивился бедной обстановке келии владыки, скудости его пищи, тому, как он сам косит сено и колет дрова. А тот внушал юному ученику, что нынешний этап его жизни необходим ему для его же блага. Жить же благочестиво можно и за стенами монастыря.
– Кто и в мирской одежде, да послушание и смирение и чистоту имеет, тот и без монашеских обетов есть непостриженный монах, – говорил владыка Тихон.
В 1765 году скончался отец Владимира. Но владыка Тихон благословил двадцатилетнего инока оставаться в миру и дальше и служить матери вплоть до ее кончины. Впрочем, через несколько лет Домникея Николаевна, убедившись в том, что сделать из сына «светского» человека не получится, согласилась на его возвращение в монастырь. Хотя и с условием: «вид» на поступление в обитель дала не постоянный, а временный, сроком всего на год. И в 1772 году, в возрасте двадцати семи лет, Владимир снова вошел в Святые врата – на этот раз Курской Коренной пустыни…
В то время эта обитель находилась в упадке. После того как в 1764 году указом Екатерины II она была исключена из состава Знаменского монастыря, пустынь начала беднеть, в ней оставалось всего двенадцать монахов, а нравы оставляли желать лучшего. Это не устроило новоприбывшего, и Владимир на протяжении десяти лет странствовал по разным обителям, ежегодно возвращаясь при этом домой, чтобы продлить выдаваемые матерью документы.
На нынешний взгляд такое поведение монаха выглядит довольно странным, но для конца XVIII столетия оно было скорее обыденным. Корни такого положения дел уходили еще в Петровскую эпоху, когда в России началась настоящая борьба с монашеством. В 1703 году было запрещено строить новые обители, в 1723-м в существующих монастырях запретили новые постриги, а на места, освободившиеся после смерти иноков, приказали определять отставных солдат-инвалидов, нищих и тяжелобольных. По мысли Петра I, монастыри должны были превратиться в подобие богаделен, а монашество постепенно преобразоваться в подвид государственного крестьянства. Девять лет спустя, уже при Анне Иоанновне, запрет на постриги был подтвержден, исключения делались только для овдовевших священников и бывших солдат. Политика секуляризации, которую проводила в начале своего правления Екатерина II, тоже дала свои невеселые плоды – множество малых монастырей было упразднено или в лучшем случае выведено «за штат», то есть лишено государственной поддержки. Они могли рассчитывать разве что на помощь пожертвователей. Атмосфера в таких умирающих провинциальных обителях царила нервная, нередки были случаи клеветы и доносов братии друг на друга. В монашеской среде распространились всевозможные пороки, на территорию мужских обителей свободно допускались женщины, монахи посещали келии друг друга или надолго покидали территорию монастыря, собирая пожертвования. Таким образом, переходы Владимира Кишкина из одной обители в другую были вполне «в духе времени». Памятуя о том, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят, благочестивый, сдержанный юноша понимал, что в атмосфере распущенности и мирской суеты заниматься духовным совершенствованием будет сложно – и отправлялся дальше…
Так продолжалось до осени 1782 года. Тогда Домникея Николаевна Кишкина скончалась, на смертном одре уже окончательно и без всяких условий благословив сына на путь монашеского делания.
Уже во второй раз в жизни Владимира Кишкина возник Миропольский Белогорский Николаевский монастырь. 7 марта 1783 года игумен Константин (Саурский) постриг новоприбывшего в мантию с именем Василий. Монашеское имя Владимир получил в память погибшего в монгольском плену святого праведного князя Василия Ростовского, память которого Церковь отмечает 4 марта.
Но долго пребывать в Мирополье новопостриженник по каким-то причинам не стал – уже 30 мая 1783 года он подал прошение о переводе на Валаам, где подвизался его добрый знакомый по Саровской пустыни иеромонах Назарий (Кондратьев). Впрочем, и там отец Василий не задержался и в 1784-м остановил свой выбор на Курском Знаменском Богородицком монастыре. Здесь атмосфера, по-видимому, пришлась ему по душе. Три года спустя, в год посещения обители Екатериной II, епископ Белгородский Феоктист (Мочульский, 1729–1818) совершил иеродиаконскую хиротонию отца Василия, и он начал исполнять в монастыре послушания ризничего и клиросного. Так прошло девять лет. За это время отец Василий приобрел среди братии учеников, которые окормлялись у него духовно, – монахов Анастасия, Арсения, Израиля и др.
В 1794 году иеродиакон отец Василий вновь отправился в путь, на этот раз – самый дальний из тех, которые он предпринимал, – на Святую гору Афон. Почему – понятно: именно там в 1746–1763 годах подвизался преподобный Паисий (Величковский, 1722–1794), основатель русского старчества в его современном виде. Возможно, предпринять это путешествие отец Василий пожелал под воздействием новости о смерти Паисия; возможно – в связи с прочтением его главного труда – изданного в мае 1793 года в Петербурге «Добротолюбия». Но в любом случае он (и не только он – в путь с ним отправились и его ученики) хотел прикоснуться к тому «идеалу» монашеской жизни, который
