Рыбацкое счастье - Ромашков Александр Сергеевич "Betacarrier"

– Вот это да… Красавец!

– Нет, ты внимательно присмотрись к нему.

Присмотрелся. В верхней губе окуня торчала мормышка. Та самая, уловистая.

Из-за наступившего потепления на озеро опустился густой туман. Клев прекратился. Решили сменить место. Немного поплутав, набрели на незамерзшие лунки, видимо, кто-то рыбачил накануне. Бросил в одну из них прикормку, настроил мормышку. Вскоре кивок вздрогнул. Подсекаю, и вот уже на льду запрыгала хорошая плотвица.

Часам к десяти туман стал рассеиваться. Уже можно было различить очертания берегов, рыболовов, склонившихся над лунками.

Вдруг за спиной услышал лай собаки. Оборачиваться не стал: клевало. Лай повторился. Кто-то окликнул собаку.

– Грозный, ко мне!

Я обернулся. Ну и Грозный! Собачонка от горшка два вершка, тявкала, не переставая.

– Привет рыбаку! – поприветствовал меня Петрович, подходя ближе.

Поздоровавшись, я спросил:

– Чем это я ему не понравился? Вон сколько рыбаков вокруг, а он на меня набросился.

– Грозный знает, на кого лаять. На этой лунке я вчера рыбачил.

– Если ваша, то я уступаю…

– Да нет, ловите. Я под тот берег пойду, окуней погоняю.

Старик двинулся дальше. Впереди серым колобком катился Грозный, прокладывая дорогу хозяину.

Лето: зной, комары, бесклёвье…

Запах лета

Чем привлекает зимняя рыбалка многочисленную армию любителей подледного лова? Конечно же открытиями новых водоемов и секретами удачного клева, дружеским общением в кругу теплой рыбацкой компании. Навсегда остаются в памяти длинные ночи у зимнего костра, размышления о жизни наедине с природой…

Из глубины прибрежных зарослей к моему угасающему костру тихо подкрадывается ночь, [дето рядом, серебря ветви краснотала, бродит легкий морозец, грозится снегом беззвездное небо. Немного не по себе от этой молчаливой, холодной темноты, от мысли, что ночь придется коротать одному, на небольшом заснеженному лугу, рядом с пустынной ледяной рекой… Далеко за Доном крохотной желтой точкой замерцал огонек: должно быть, чье-то окно. Там жизнь, тепло, уют.

Невольно вспомнилась гостеприимная избушка знакомого егеря Ивана Лукича, его наказ «не шастать по реке до ночи». Наверное, сейчас какому-нибудь заезжему охотнику или рыболову рассказывает свои бесчисленные истории, угощает мочеными яблоками.

От костра остались лишь угли, слабо мерцающие в темноте. Время готовиться к ночлегу. Быстро допиваю чай, собираю в рюкзак нехитрые пожитки, беру ледобур и, боясь в темноте споткнуться о колдобину, пробираюсь к стогу сена, одиноко темнеющему посреди полянки.

По тонким жердям, связанным у вершины копны, с трудом забираюсь наверх, перевожу дух. Ночевки в стогах сена для меня не новость. Часто и зимой, и осенью на охоте или рыбалке эти «перины лугов» заменяли мне домашнюю кровать.

Приподняв верхний пласт сена и укрывшись им, как одеялом, ныряю в глубину стога, ощущая его теплоту и запах.

«Стожок зимой – все равно, что печная лежанка для старика, – вновь вспоминаю слова Лукича, – всегда согреет».

Откуда-то из глубины идет душистое тепло, словно трава, вобрав щедрость летнего солнца, теперь отдает его. Слышно, как поблизости шуршит неугомонная мышь, видно, отыскивая семена.

Утомленный неудачной рыбалкой, согревшись, быстро засыпаю. Снится мне лето, густая трава, цветы. Вот иду по тропинке через поле, по лугу, залитому солнцем. Навстречу – старик Лукич, почему-то обутый в новенькие лапти. Мне тоже хочется иметь такую необычную обувку, и я прошу у него примерить один лапоть. Надеваю, но чувствую, что мне он мал и сильно жмет пальцы…

Просыпаюсь, растираю затекшую ногу. Сквозь сено слабо пробивается утренний свет. Вылезаю из-под своего «одела» и замираю от удивления: на рыжие кусты, траву, на реку в безмолвии падают невесомые снежинки. Вокруг белый морозный покой. Лишь мой стог, словно оазис в пустыне, хранит в себе солнце и запах лета. На душе становится тепло и радостно, рождается предчувствие, что новый день будет погожим и удачным…

– У вас повышенное давление, – говорит врач пациенту-рыболову.

– Это последствие рыбалки.

– Напротив, рыбалка успокаивает…

– Согласен с вами, доктор. Но я ловлю рыбу в запрещенном месте.

Вернулся мужик с рыбалки и говорит жене:

– Ну и скупые же люди пошли! Мы с ребятами договорились: кто первый рыбу поймает, тот ставит магарыч, а кто второй – закуску, и что же ты думаешь? Смотрю, у Серег и поплавокна дно пошел, а он сидит, как будто не видит. У Петьки тоже потянуло, аж удилище согнулось. А он ни гугу! Вот скупердяи! – А у тебя клевало? – поинтересовалась жена.

– Дураков нет. Я вообще без наживки закинул.

Дорожные байки

Легкий морозец, безветрие… Хруст снега под валенками на дороге к заветным ледяным полянам на озерах и ериках. Ожидание первой поклевки. Ни с чем не сравнимый азарт зимней рыбалки… Вот только начинается она несколько раньше, с бесчисленных и неповторимых рыбацких историй, рассказанных в кругу рыболовов в тряских «уазиках», «нивах» или пригородных поездах.

Уже много лет в местной прессе, а чаще «непечатным» словом ругают рыболовы-подледники руководителей местного отделения железной дороги. Только с их одобрения и в будни, и в выходные в разгар зимней рыбацкой лихорадки в три часа ночи десятки и сотни возбужденных бессонницей мужиков с пешнями и ледорубами наперевес штурмуют два (!) вагона поезда Волгоград – Морозовск. После Волгограда-11 на полках и в проходах «рыбовоза» становится и вовсе тесно. Наверное, так чувствуют себя плотва и окуни в рыбацком ящике после хорошего клева на Карповском или Цимлянском водохранилищах.

Но вот где-то к станции им. Максима Горького, а проще «максимке», посадочные страсти потихоньку успокаиваются. Уже кто-то захрапел на верхних полках. Другие достали из рюкзаков заветные фляжки, вспомнили времена, когда рыба водилась и сама на пустой крючок вешалась. Каких только историй не услышишь за два-три часа дороги!

В очередной раз мой приятель рассказывает окружающим «страшную историю» про кабана, который вышел на «нас с Михалычем из зарослей камыша и с минуту думал, рвать ли нас на части или уйти в чащу». С каждым разом узнаю от рассказчика все новые и новые подробности, с которыми матерый вепрь вырастал в размерах так же, как и его клыки и дыбом стоящая рыжая щетина.

Не скрою, был случай лет пять назад в пойме, когда от нас пробежал в полусотне шагов дикий кабан, но признаюсь, налитых кровью свирепых глаз не рассмотрел.

Вспомнили другие рыбацкие случаи. Не забыли про «утопленников».

– Помнится, по последнему льду ловили, – рассказывает другой. – Конец марта, солнце припекает… Оторвал взгляд от лунки – гляжу – голый человек ко мне по льду идет. Рановато, думаю, купальный сезон открыл. Потом уж сообразил, что это Петрович из нашей компании. Хорошо, что у берега провалился. Скинул одежду и бегом к машине. Ничего, водкой и чаем отогрели…

Разговор перешел на рыбу, уловистые мормышки, блесны и прочие железки, названные рыбацким людом «чертиками», «ваучерами» и даже «Чубайсами».

– А я вот прошлой зимой камбалу поймал, – отозвался только что дремавший в углу старичок.

– Ну, дед, это ты загнул… Или на моря какие ездил?