Там, где кружат аспиды - Олеся Верева

— А дальше было такое, словно Перун-громовержец из Яви вернулся, — улыбнулась Нянюшка Лёле. Лёля улыбнулась в ответ этой нежной улыбке и морщинкам вокруг карих глаз. — Сварог наш батюшка только что молот свой кузнечный в горе-женишка не кинул. Уж так злился, так злился… Кричал, что ноги его дочери в Нави не будет, что долг её Роду молиться, а не во тьме прятаться, что юна она ещё и неопытна, а Кощей не тот, кому в Прави рады. Заступился за тебя отец, Лёленька, не отдал супостату тёмному.

— Ну а Кощей что? — Плеяна, заворожённая историей, подалась вперёд. Да и глазки остальных девушек сверкали так, словно за ними жених явился, а не за младшей дочерью властителя Прави.

Лёля, смутившись, перевела взгляд на круги, бегущие по водной глади там, где её касались острые кончики листьев ивы. Конец она и так знала: Кощей ушёл, поклявшись, что обязательно получит своё, да только Сварог-батюшка запечатал вход в Правь, и не стало с тех пор свободного прохода между тремя мирами. Лишь благословлённые Сварогом могли отыскать спрятанные врата, но тайну свою берегли, душами поклявшись перед Царь-Древом. Когда-то Лёля с подначки подруг заходила в запретный лес и пыталась найти выход, ибо где ему ещё быть, если не там, куда им и шагу сделать нельзя было, но быстро сдалась, не найдя ничего интересного.

— Кощей-то? Ушёл. Грустный ушёл, понурый, — уголки губ старой няни скорбно опустились. — Видно сильно её любил, Берегинюшку нашу. Лёлюшку-то Сварог из горницы к жениху не выпустил, а мы все там были, при его позоре. Как сейчас помню, глаза Кощей от земли поднял и молвит: «Столько лет забыть её пытаюсь, а не могу». И вышел в Явь. А батюшка твой руки поднял да давай заговор читать, чтобы запереть врата. С тех пор открыть их лишь с его позволения можно.

Лёля выпрямилась и резко повернулась к няне. Она слышала эту историю и от няни, и от матушки, но сейчас поняла: кое-что в рассказе Нянюшки прозвучало впервые.

— Нянюшка, а почему же Кощей меня забыть не может? Мы же не видались ни разу. Я подглядела за ним тайком, а он меня где мог встретить? Разве не Морена ему меня сосватала? Вы же с матушкой говорили, что сестрице скучно в Нави стало, вот она ко мне жениха и подослала.

— А я разве не так сказала? — Старушка чинно поднялась с места, однако чашку из-под булочек подхватила излишне торопливо. — Стара я, много ли помню? Может, и не говаривал он такого, батюшка тебя, бестолковую, дальше Царь-Древа не отпускает, а то потеряешься ещё. Конечно, не встречал тебя Кощей. Язык мой без костей, запутался совсем.

— Как-то слишком уж уверенно он у тебя запутался, — недоверчиво пробормотала Лёля, разглядывая няню, чьи точёные ноздри раздувались шире и шире, а грудь под вязанной белой шалью тяжело вздымалась и опадала.

— Не буду больше с вами на крылечке сидеть и лясы точить! — После полуминуты тишины Нянюшка обиженно вскинула голову и зашагала к входу в терем. — И вообще, брысь работать, бездельницы. — Она несильно ударила полотенцем замечтавшуюся Благославу, и та возмущённо взвизгнула. — А ты, — уже на самом верху няня обернулась и старалась смотреть Лёле в глаза, но взгляд её сбивался, как бабочка, у оконца мечущаяся, — марш к Царь-Древу. Проси у Рода защиты, девочка моя, — голос Нянюшки смягчился, — и о россказнях старой няни не думай. Глупости это всё, старушечьи небылицы.

* * *

— Род великий, Род всемогущий, — Лёля читала молитву, усердно проговаривая каждое слово, — храни души, взывающие к тебе. Храни отцов, храни матерей, храни детей малых, что под крыльями твоими покоятся…

Листья Царь-Древа, каждое размером с драгоценное хрустальное блюдо, колыхались над её головой, стоять на коленях было удобно, густая бело-серая трава покрывала землю, будто Род создал перед своим древом мягкий ковёр для удобства молящегося.

— Даруй исцеление страждущим, встречу — тоскующим, мудрости — неразумным. Благослови живущих в Прави слуг твоих, твоих созданий, пребывающих с тобой выше звёзд, но однажды сошедших на крону Древа мироздания по воле твоей. Ты, дающий жизнь каждому богу и каждому человеку, ты, забирающий её…

Слова лились легко, словно выученная песнь. Лёля не могла не думать: а слушает ли её Род? Зачем ему, такому мудрому и великому, эти её повторяющиеся изо дня в день речи? Совершенно одинаковые, неизменные, вложенные ей в голову отцом и матерью. Ей ведь чётко дали понять, что просить у Рода что-то для себя неправильно, недостойно Берегини. Однако…Отчего же так на душе неспокойно? Что же словно изнутри распирает, вырваться грозиться? Неужто слова Нянюшки разволновали так? Или скрывалось за ними что-то большее, то, что на языке крутится, будто слово позабытое, да на ум не идёт?

— Род всесильный, Род всемогущий, излей мудрость свою, благость свою, свет свой, — Лёля чеканила молитву, сражаясь с собой. И она проиграла. — Род великий… — впервые Лёля запнулась, подбирая слова, — не оставь. Прости за то, что о себе сейчас прошу. Если не случайно Нянюшка оговорилась, помоги правду узнать. Дай знак, что слышишь молитвы мои, что видишь меня…

Но не было ответа от Создателя. Тишина, и только едва слышно звенели на древе хрустальные листья. И непривычно зябко стало то ли от звона этого, то ли от ветра холодного, пригибающего мягкую траву.

* * *

— А я свою назову Цветава!

— Цветава? Вот же имя глупое, будто у девицы пустоголовой, что о цветочках да цацках думает! Любомира — иное дело! Царское имя, знатное, не каждой положено! Да я бы…

— Нет, девочки, не понимаете вы! Не бывает имени краше Лады, как у матушки всемогущей нашей! Лишь произнесёшь его, и на душе так тепло становится, так сладко!

— Да кто же куклу именем самой матушки называет?! Ух, узнает она, ух, разозлится!

Лёля слушала перебранку подруг, не сдерживая улыбки. Пусть имя придумывают, пусть стараются, только всяк знает, что не имя обережню куколку красит, а наряд её. Вот сейчас она крепко-накрепко ниткой голову куколке своей обмотает, чтобы не болталась, как у пугала вороньего, а там останется только руки лоскутками набить да платье смастерить покрасивее. Ой как же ладно получается, как хорошо! Что бы ещё придумать, чем создание своё порадовать? Может, венок из белых трав на голову? Или бусы из ягод, как роса, прозрачных, что в саду растут, на шею тряпичную повязать?

— А я свою Лёлька назову! Вон какие у неё волосы длинные и белые! Точь-в-точь Лёлька наша!

Благослава