Шепчи мне о любви - Ширли Басби

Стивен неохотно взял ребенка и положил его в протянутые руки Эстер. Она прошептала:

— Пожалуйста, оставьте нас одних. Вы сможете видеть ее когда захотите, а мне осталось совсем немного…

Стивен кивнул:

— Конечно, моя дорогая. Мы вас тотчас же оставляем. Я буду в холле. Позовите, когда понадоблюсь.

Нужно было действовать немедленно. Но что предпринять? Вдруг взгляд Эстер остановился на Библии и письменных принадлежностях, лежавших на столике рядом с ее постелью.

Собрав последние силы, она положила ребенка, приподнялась на подушках и потянулась за пером и бумагой. Ее движения были неловки, пальцы дрожали, и она пролила чернила, торопясь доверить бумаге самую горькую и страшную тайну своей жизни. Затем, сложив письмо, неверными движениями не слушающихся уже рук она спрятала его в корешок Библии.

Передохнув с минуту, она распеленала Моргану, перевернула ее на животик и взяла со стола какой-то предмет. Дрожащей рукой приблизила к горящей свече маленькую печать вдовствующей графини Сен-Одри и осторожно прижала раскаленную печать к правой ягодице девочки.

Ребенок пронзительно закричал. Эстер быстро оглядела клеймо, которое выжгла на гладком, нежном тельце девочки. Убедившись, что печать узнаваема, и опасаясь, что на крик; в комнату в любую минуту может войти Стивен, несчастная отбросила печать в сторону и перепеленала ребенка.

Едва она успела закончить, как обеспокоенный Стивен вырос в дверях.

— Что случилось? Что за крик?

— Мне кажется, малышка дает нам знать, ; что проголодалась, — еле слышно ответила Эстер. Силы ее были на исходе.

Она не возражала, когда Стивен поднял девочку и положил ее в колыбель, только произнесла усталым, чуть слышным голосом:

— Вы позаботитесь, чтобы Библию передали моей старой няне, миссис Грей? Она мне заменила мать, и я знаю, что когда-нибудь миссис Грей передаст мою Библию Моргане.

Когда их взгляды снова встретились, она уже не сомневалась, что Стивен все время лгал, лжет и сейчас, и тихо спросила:

— Вы ведь не уволите миссис Грей? Вы позволите ей быть нянюшкой моей дочери?

— О, разумеется! — ответил Стивен. — Вы же знаете, для ребенка я сделаю все что смогу.

Эстер отвела взгляд. И вдруг увидела незаметно вошедшего вслед за Стивеном незнакомца. Одет он был во все черное. Даже глубоко надвинутая на одну сторону лица шляпа была черного цвета. И только когда он повернулся к свету, Эстер увидела, что один его глаз закрывает черная повязка.

Одноглазый тщательно осматривал комнату, почти не обращая внимания на Эстер, которая быстро прикрыла глаза при его приближении. На лице незнакомца появилось недовольное выражение, когда он заметил пятна от недавно пролитых чернил и капли на кончике пера. С окаменевшим лицом он тщательно осмотрел каждый предмет на столе. Наконец его единственный глаз остановился на маленькой Библии. Он небрежно взял книгу и опустил в карман поношенного пальто.

— Она ей больше не понадобится.

— Замолчи! Она может услышать, — резко оборвал его Стивен.

Одноглазый мрачно усмехнулся:

— Она или мертва, или вот-вот кончится. А теперь позвольте взять ребенка, я ухожу.

В отчаянии, превозмогая предсмертное томление, умирающая пыталась приподнять голову, но силы ее были на исходе…

В роковые, отделявшие ее от смерти доли секунды в голове Эстер вспыхивали и путались последние мысли: о клейме, выжженном на теле ребенка, о письме, спрятанном в Библии… «Когда-нибудь, — подумала она, погружаясь наконец в прощальное забытье, — когда-нибудь мой ребенок займет свое законное место. Я верю. Господи, верю: Моргана не умрет, и задуманное этой ночью не сбудется…»

ЧАСТЬ 1. ВОР-КАРМАННИК

Мы знаем, кто мы, но не знаем,

Кем мы можем стать.

Глава 1

Лондон, Англия. Лето 1815 года

Улицы Ньютон и Дайот, что в приходе Сен-Джайлс, были хорошо известны как место, где собираются почти все лондонские воры, и стоит ли удивляться, что три жильца, ютившиеся неподалеку в убогих комнатах ветхого домишки, промышляли воровством Хотя, если судить по меркам обитателей прихода Сен-Джайлс, семейство Фаулер считалось обеспеченным — у них была крыша над головой, и в отличие от большинства незадачливых жильцов этой части Лондона они редко испытывали чувство голода Это вовсе не означало, что жизнь Фаулеров была безоблачной. Они точно так же терпели бедность и испытывала страх, как и их сотоварищи, хотя находились завистники, клявшиеся, что двадцатипятилетнему Джако Фаулеру, старшему из троих, улыбается госпожа удача. Разве не он исхитрялся каждый раз обвести стражу вокруг пальца? И когда наконец его все же разок сцапали, разве не ему посчастливилось унести ноги в тот самый момент, когда открывались ворота Ньюгейтской тюрьмы. Что ни говори, а Джако был чудной парень! И красивый тоже. Во всяком случае, «дамам» прихода нравился этот шатен с вьющимися волосами и острыми голубыми глазами.

Нельзя сказать, что Бен, который был на три года моложе Джако, отличался меньшей привлекательностью и ловкостью в своих делишках. Просто Джако был признанным лидером тройки и затмевал уравновешенного Бена каким-то грубоватым шармом. Если говорить о Пипе, младшем из Фаулеров, то, невзирая на острый язык этого отъявленного плута и столь же острый его клинок, полагали, что он в свои девятнадцать ничем еще не успел проявить себя…

— Черт побери, Джако! Мы не взломщики Нам и так неплохо. Вот хотя бы вчера — разве Пип не стащил у франта редкую вещицу? Почему, черт побери, тебе так хочется рисковать нашими головами? — сердился Бен.

— Маме бы это не понравилось, Джако, — сказал Пип. — Ты же знаешь.

— Разрази меня гром! — нетерпеливо воскликнул Джако. — Вы думаете, меня это радует? Черта с два!

Пип и Бен переглянулись. В их глазах отражался мерцающий свет единственной свечи, стоявшей посреди стола, за которым сидело все семейство. Бен тихо задал вопрос, волновавший их больше всего:

— Ведь все дело в этом скупщике краденого, да? Он во всем виноват, разве не так?

Джако отвернулся, его лицо застыло.

— Да, он, — с горечью подтвердил наконец старший из Фаулеров. — Он дал понять, что нам придется подыскать другое место для хранения краденого… и другого главаря, если мы не станем приносить ему хороших вещей.

Бен сказал:

— Может быть, сейчас самое время уносить ноги из прихода. Я часто воображал себя неуловимым разбойником, которого вы прикрываете с пистолетами в руках. А что, если я и впрямь стану разбойником? А чтобы было кому наводить нас на богачей, Пип мог бы наняться конюхом на постоялый двор.