Сжечь правду - Екатерина Спирина

– Я иногда вообще не понимаю, чего он хочет, – вздохнула Кьяра.

– Важно, чтобы ты понимала, чего хочешь ты, – равнодушно произнес я.

– И что это меняет? – пылко возразила она. – Я понимаю, что хочу семью и детей, хочу настоящих чувств! Но если он этого не хочет, что меняет мое желание?! – она воскликнула так горячо, что я даже опешил. Я изумленно уставился на нее.

– Ну, ты ведь не волчица, – усмехнулся я. – Можешь и сменить мужчину.

– Едва ли мужчина – это пара туфель, оказавшаяся неудобной…

– Некоторые и в неудобных туфлях продолжают ходить, до крови стирая ноги только потому, что туфли им очень нравятся, и они не хотят признать, что они им не подходят.

– Ты один из них? – насмешливо спросила Кьяра.

– Я?! – ошеломленно воззрился я на нее. – При чем тут я?! Я не жалуюсь на неудобство туфель и не стираю ноги в кровь, – снова удивился я ее проницательности.

– Однако ты не похож на человека, который носит удобную обувь, – просто ответила она.

Однако я им и не был.

– Ты ясновидящая? – подозрительно спросил я.

– Нет, я тоже по глазам читаю.

Я молчал. В моих глазах еще никто никогда не прочитал ничего путного. Меня наоборот всю жизнь считают весьма скрытной и сдержанной особой.

На мое счастье в зале появился официант, неся в руках тарелки с дымящейся пастой.

– Откуда ты? – решил я воспользоваться случаем и сменить тему, когда официант удалился, а мы приступили к трапезе.

– Из Апульи6. А ты?

– Из Флоренции.

– Из Флоренции?! – воскликнула Кьяра, и ее вилка с пастой на несколько мгновений застыла в воздухе.

– Да, – удивленно посмотрел я на нее. – Ты так изумляешься, словно я сказал, что прибыл из иной галактики.

– Просто я уже несколько месяцев живу во Флоренции, – ответила Кьяра.

– Неужели?! – пришла очередь моей вилки застыть в воздухе. – Как так?

– Я родилась и выросла в Апулье. И несмотря на то, что я очень люблю этот регион и неимоверно привязана к нему, моей мечтой было жить во Флоренции. Это самый лучший город на земле! И вот моя мечта сбылась… – глаза ее засветились счастливым блеском, и душу мою озарила улыбка. Было так здорово видеть в ее глазах искорки радости, хотя в целом я не понимал, откуда это дурацкое желание видеть ее счастливой.

– Нашла работу там?

– Да. Точнее чуть более полугода назад меня перевели во флорентийский офис газеты «Tutta bellezza del Mondo», когда освободилось место. Коллеги знали о моей мечте.

– И где ты там живешь?

– В доме у любимого мужчины, – пожала она плечами.

– Вот видишь: ты не сильно довольна своим любимым мужчиной, а он тебе даже крышу над головой предоставил.

– Да. Только он не был в эйфории от моего переезда, – скривила она губы в ироничной усмешке.

– Так вы еще раньше познакомились?

– Да, мы уже почти год вместе. Виделись, правда, только иногда по выходным. То я к нему приезжала, то он ко мне. А когда меня перевели в офис во Флоренции, он предложил мне остановиться у него. С неохотой, правда, и только после того, когда я сама намекнула… Но согласился. А сам стал часто уезжать то в командировки, то к жене…

– Ты что с женатым живешь?!

– Нет. К бывшей жене, с ребенком провести время.

– Хм… Пока ты не сказала про жену и ребенка, твоя история напомнила мне историю моего лучшего друга. У него тоже девушка из Апульи, недавно переехала к нему жить. Только он никогда не был женат, и ребенка у него никогда не было. По крайней мере, признанного, – добавил я, усмехаясь: мой лучший друг был невыносимым бабником.

Кьяра печально вздохнула, но ничего не сказала, продолжив поглощать свою пасту. Только глаза снова стали грустными и больше не светились радостью. Не знаю, почему, но меня это повергло в странную тоску. Мне нравилось видеть ее счастливые глаза.

– Ну и что скажешь о Флоренции? Не разочарована?

– Нет! Флоренция прекрасна, хоть я и почти ее не знаю.

– Разве твой мужчина за полгода не рассказал тебе обо всех ее закоулках? – насмешливо спросил я.

– Нет. Он еще ни разу не нашел времени, чтобы хотя бы просто погулять со мной по городу, – мрачно ответила она.

– Слушай, – не выдержал я, – как ты можешь называть его любимым, если ты еще слова хорошего о нем не сказала?

Она вскинула на меня недоуменный взгляд и несколько мгновений смотрела мне в глаза. Я почти буквально видел, как она копается в своей голове в поисках ответа на мой вопрос, но не находит.

– Наверно, потому, что я люблю его, – ответила она.

– И за что же ты его любишь? – еще более насмешливо спросил я. Хуже всего, что я ощущал какое-то дурацкое чувство, очень похожее на ревность.

– А что, любить надо за что-то? – нервно спросила она. – Любят просто так. За то, что человек просто существует. Когда любят за что-то, это не любовь. Это потребительские отношения.

– В этом ты, безусловно, права, – согласился я. – Только если есть возможность выбрать, кого тебе любить, выбирать надо того, кто делает тебя счастливой. А убеждать себя в том, что ты любишь кого-то, хотя ты несчастна с ним, – это мазохизм.

– То есть ты признаешь себя мазохистом?

– При чем тут я?! – внутренне вскипел я. – Ты всегда переводишь стрелки, когда не хочешь признавать правоту собеседника?

– Нет, я просто не люблю, когда мне указывают на ошибки, не замечая, что делают то же самое.

– С чего это ты взяла, что я несчастлив? Я, в отличие от тебя, ни одного упрека в адрес жены еще не сказал.

– Да, но и пылающих любовью слов ты тоже не сказал в ее адрес… Ты просто скрытный и привык все прятать внутри.

Это уже было слишком! Не знать меня и давать мне такие четкие характеристики.

– Ты психоаналитик и видишь людей насквозь? – полюбопытствовал я.

– Нет. Я корректор в журнале. Я тебе уже сказала, что работаю в издательстве, – невозмутимо ответила она. – Почему ты тогда не отказался от катания на горных лыжах ради любимой беременной жены? – прищурив глаза, спросила Кьяра.

– Почему я должен отказываться, если она все равно уехала на месяц в командировку?

– В командировку?! – изумилась Кьяра. – Беременная?! На месяц?!

– Да, – кивнул я как можно более равнодушно. Если честно, этот факт меня самого не приводил в восторг. Меня вообще не приводили в восторг эти ее длительные командировки. Полгода назад она точно так же провела в отъезде больше месяца, и мне это решительно не нравилось. А такое отсутствие во время беременности вызывало у меня еще менее приятные чувства. – Изначально мы должны были приехать сюда с ней вместе, но потом узнали о беременности. Я предлагал изменить место отпуска, но она не захотела, сказав, что перенесет командировку на это время, а я могу спокойно ехать кататься один.

– У тебя удивительная жена, – сказала моя «ученица». – Впервые слышу о таком желании у будущей матери уехать подальше от мужа.

– У беременных еще и не такие причуды бывают, – немного резко сказал я, попытавшись изобразить беззаботную улыбку.

У меня не было желания говорить плохо о моей жене, тем более с незнакомыми людьми. Я не считал это правильным, потому все шероховатые вопросы наших отношений были исключительно моей печалью. Единственным человеком, которому я иногда мог пожаловаться, был мой друг Мирко – тот самый, у которого девушка тоже была из Апульи. Это мой самый лучший и близкий друг, мы шагаем с ним рука об руку еще с тех пор, когда бегали в коротеньких штанишках. Еще с тех пор мы начали реализовывать с Мирко массу безбашенных планов. Идейным вдохновителем всегда был я, а Мирко с готовностью брался за их исполнение. Правда, мои идеи были вполне адекватными, но стоило за дело взяться Мирко, как мы попадали в различные переплеты, потому что он всегда жил сиюминутным порывом и никогда не думал о последствиях. Нередко в историях участвовали и представительницы прекрасного пола, потому что Мирко, я уверен, является прямым родственником любвеобильного венецианца Джакомо Казановы. Таким образом, наша молодость прошла весьма бурно, но я уже пять лет назад отрубил себе все возможности приключений, остановив свой выбор на Лоретте. А Мирко до сих пор ищет свою вторую половину. Точнее он ее не ищет, потому что он категорически не готов каким-либо образом ограничивать себе возможность приключений. Я весьма удивлен, что он уже долго состоит в отношениях с одной и той же девушкой, но у меня есть серьезнейшие основания полагать, что он, увы, не остается ей верен. Я, правда, еще не знаком с ней, но мне ее уже искренне жалко.

– На каком месяце твоя жена? – донесся до меня сквозь гул потока моих мыслей вопрос Кьяры.

– На пятом, – ответил я, поднося ко рту вилку с casoncelli.

– По крайней мере, она поехала в командировку в наиболее безопасный период.