Интервью: Беседы с К. Родли - Дэвид Линч

Эта раздвоенность стала особенно очевидной после выхода «Простой истории» — согревающей сердце истории о сельской Америке, которая затесалась между урбанистическими кошмарами «Шоссе в никуда» и «Малхолланд-драйв». И если «Простая история» больше отсылает к мирам Нормана Рокуэлла, Эндрю Уайета и классическому полотну «Американская готика» Гранта Вуда, чем к нагоняющим страх угрюмым полотнам живописца Дэвида Линча, это означает, что фильм получился одновременно и абсолютно личным, и абсолютно отличным от всего, что режиссер делал раньше.

Последнее время компьютер отвлек Линча от его любимой живописи, он увлекся цифровой обработкой фотографий. Он занимается ею в те моменты, когда не конструирует мебель, не лепит из глины, не записывает собственную музыку и не пишет сценарий своего первого полнометражного мультфильма «Мир задавак» на пару с Кэролайн Томсон (она сотрудничала с Тимом Бёртоном на картинах «Эдвард Руки-ножницы» и «Кошмар перед Рождеством»).

Беглый взгляд на книжные полки в помещении «Asymmetrical Productions», независимой компании Линча на Голливудских холмах, — хороший способ начать ориентирование в его мире. Корешки книг как бы намечают карту местности: «Сосед-убийца», «Исчерпывающее руководство СДЕЛАЙ САМ», «Первородный грех», «Экстремальный гольф», «Кино для начинающих», «Любовь уродов», «Джексон Пол-лок», «Темная комната», «Привет из Миннесоты», «Америка после 11 сентября», «Курсом на опасность», «Утопические ремесленники» и «Земляк». Как сказал бы Линч, поди разберись.

Крис Родли

ИНТЕРВЬЮ

1. Детство, память и живопись

Тень скрюченной руки напротив моего дома

Дэвид Линч родился в городке Миссула, штат Монтана, 20 января 1946 года. По его собственным словам, с этим городком его связывает только факт рождения, потому что семья переехала в Сэндпойнт, Айдахо, когда ему было всего два месяца от роду. Его отец Дональд занимался исследовательской работой в Министерстве сельского хозяйства, поэтому семья постоянно переезжала с места на место. В Сэндпойнте они прожили всего два года, там родился младший брат Дэвида - Джон, а потом семья снова снялась с места, чтобы обосноваться в Спокейне, штат Вашингтон, где появилась на свет сестра Марта. Оттуда их путь продолжился в Дарем, Северная Каролина, потом в Бойсе, Айдахо, и, наконец, они доехали до Александрии, штат Виргиния. Дэвиду Линчу было в то время всего четырнадцать.

Велик соблазн считать бродячий образ жизни основным влиянием на уникальный, тревожащий линчевский кинематограф. Сильно развитое чувство места и очевидное давление окружающего пространства на людей в его фильмах часто усилено аутсайдерством главных героев. Генри из «Головы-ластик» и Джеффри из «Синего бархата» воплощают линчевское альтер эго: невинные существа (или дети) пытаются осмыслить свое непосредственное окружение и происходящие с ним изменения. И хотя «мыльные оперы» часто называются по месту действия, городок Твин-Пикс кажется гораздо более реальным, чем все эти «Далласы», «Пейтон-Плейсы» или «Нотс-Лэндинги»,- пусть даже в нем происходят необъяснимые и паранормальные события.

Пусть даже это влияние не вполне конкретно, но, создавая свои фильмы, Линч открыто и обильно заимствовал из детства образы, мелодии, фактуру и события. Детский опыт продолжает снабжать его, по-видимому, бесконечными персональными ресурсами. Это весьма специфический источник чувственных впечатлений, загадок и подсказок. Абсолютная вера в ускользающий смысл и актуальность этих воспоминаний заряжает его фильмы; между ними и ядром Земли вспыхивает электрическая дуга, и никакое сопротивление, никакие интеллектуальные выкладки не могут прервать процесс, вызванный к жизни интуицией и атавизмом. Связь Линча с детством спустя годы проявлялась в серии искусственных кадров, мысленных «моментальных снимков», образных и насыщенных, часто сочетающих смех и ужас. Ему нравится играть специфическим набором аудиовизуальных отсылок. Эти кадры сразу дразнят воображение и меняют ракурс, обещая откровение и предлагая убежище. Мишель Шион предположил, что «необыкновенная точность этих воспоминаний» реконструирует американский учебник для младших школьников «Праздник на нашей улице». На эту «книгу для чтения в классе» Линч ссылался как на отражение его собственных воспоминаний, которые сильно искажают образ средней Америки, сводя его к комиксу.

Сознательно или нет, Линч романтизирует, идеализирует или даже выдумывает невинное и безмятежное прошлое. Такое особенное обращение с детским опытом - свидетельство огромного таланта рассказчика. А частная сфера застрахована от посягательств благодаря необычному образному ряду, который автор создает. Также симптоматично, что Линч, общаясь со зрителем, непременно использует уникальный язык кодов и символов, присущий лишь ему одному. Во время разговора все время всплывает его недоверие к словам. Особенно к попыткам с помощью слов придумывать интерпретацию или фиксировать мнения. Для него такая самоцензура характерна.

Наверное, поэтому идеально смотрится ироническая автобиография, которую он сочинил в 1990 году, всего из трех слов: «Иглскаут, Миссула, Монтана». Она шутливо подчеркивает важность места, сводит описания к минимуму (сообщая то ли слишком много, то ли слишком мало) и лукаво приоткрывает очень важный аспект его жизни — статус режиссера и художника, который сам всего добился. Тоби Килер, который дружит с Линчем уже тридцать шесть лет, замечает:

- Дэвид всегда был деятелем. Когда мы познакомились, он очень старался получить значок скаута. Просто так их не давали, но я думаю, он достиг самой высокой из возможных ступеней, хотя не любит говорить об этом. Даже теперь его способность создавать вещи из ничего, думаю, происходит непосредственно из старого девиза «Будь готов!»

В рецензии на фильм «Шоссе в никуда» для журнала «Филм коммент» Дональд Лайонс справедливо указывает, что это «фильм, снятый художником». Живопись стала для Линча буквально точкой отсчета, началом всего его дальнейшего творчества. Еще подростком он понял, что живопись может стать его официальной профессией, это послужило для него отправным пунктом. Тоби Килер вспоминает:

- Когда он открыл для себя искусство, и особенно живопись, он был целиком этим захвачен. И бог ты мой, насколько он был плодовит!

Его фактически выгнали из школы, и он полностью посвятил себя жизни независимого художника. Родители не поощряли его увлечения, но и не препятствовали. Живопись так и не утратила для него своей притягательности. Темные, едва покрытые краской поверхности его поздних холстов, где иногда появляются неясные фигуры, которые сплетаются, грозя слиться с черными пятнами и обломками, прекрасно выражают детское изумление и страх, давшие импульс его кинематографу.