Нюрнбергский процесс, сборник материалов - Константин Горшенин

Может ли быть какое-либо сомнение в том, что кандидаты в члены этих организаций знали, что членство дает им привилегию убивать?

Кроме того, такое понимание закона распространялось не только на государственные и партийные суды. Военные не могли устоять перед подобным искушением. В 1939 году судья военного трибунала признал наличие смягчающих обстоятельств в деле одного члена СС, «так как он был вовлечен в участие в расстреле одним капралом, протянувшим ему винтовку. К тому же он находился в возбужденном состоянии, вызванном многочисленными зверствами, совершенными поляками в отношении лиц германской расы. Будучи членом СС, он особенно чувствительно реагировал на присутствие евреев и на враждебное отношение евреев к немцам, он поэтому действовал совершенно необдуманно в юношеском порыве».

Эти солдаты войск СС были приговорены к тюремному заключению за «непредумышленное убийство», причем командующий армией отказался утвердить этот приговор. Речь шла о «непредумышленном убийстве» такого рода, который известен только национал-социалистам которые, как мы видели в этом суде, необычайно чутко реагируют на слово «убийство». Вот что они называли «непредумышленным убийством»:

«После того, как примерно 50 евреев, которые чинили днем мост, закончили вечером свою работу, эти два солдата ввели их всех в синагогу и всех их расстреляли без всякой причины».

Разрешите мне закончить напоминанием о мнении верховного суда, являвшегося верховным хранителем национал-социалистской чести и дисциплины, чьей высокой власти и юрисдикции подчинялись члены всех этих организаций. В оправдание убийств, совершенных во время демонстраций в 1938 году хохайтстрегерами и членами СА и СС, расследование которых было поручено государственной тайной полиции, партийным органам, гаулейтерам и политическому руководству было заявлено следующее (я цитирую): «В тех случаях, когда евреев убивали без приказов или вопреки приказам, побуждений низкого характера обнаружено не было».

Целью этого процесса, имевшего место в партийном суде, являлось {я снова цитирую) «защитить тех товарищей по партии, которые, движимые лучшими национал-социалистскими побуждениями и инициативой, зашли слишком далеко».

Эти несколько строк раскрывают секрет всех убийств и страданий, ужасов и трагедий, которые эти подсудимые и члены этих организаций принесли миру. Вы видите, как глубоко они растлили человеческую совесть. «Побуждений низкого характера не было»... Убийство женщин и детей — это «лучшие национал-социалистские побуждения и инициатива». Таковы были убеждения национал-социалистов, которые фанатически приняли члены этих организаций, убеждения, которые — разве можно в этом сомневаться — они все еще хранят в душе и которые, если явится к этому возможность, возродятся вновь. Что касается верховного командования и генерального штаба. — я не собираюсь долго останавливаться на материале, который столь хорошо будет рассмотрен моими коллегами. Однако я хочу заявить как можно более ясно и энергично, что британская делегация безоговорочно присоединится к их требованию об осуждении этой группы, именуемой генеральным штабом и верховным командованием. Лица, входящие в эту группу, принимали деятельное участие в тех войнах, о несправедливом и агрессивном характере которых им было известно. Они принимали весьма существенное участие в тех действиях, которые со стороны тех, кто непосредственно их совершал, несомненно являются военными преступлениями и преступлениями против человечности. Тем не менее они заявляют о своей невиновности.

Наше обвинение против них покоится как на фактическом материале этого дела, так и на уроках истории.

Они выполняли приказы, которые, по признанию многих из них, глубоко возмущали остатки их совести. Они знали, что они делали дурное дело, но сейчас они говорят: «Befehl ist Befehl» (приказ есть приказ).

Порядочным людям трудно осуждать других за отсутствие нравственной силы, так как они слишком хорошо знают свои собственные недостатки в этом отношении. Однако наступает момент в тех случаях, когда речь идет о явных убийствах, связанных с проявлениями варварства, когда вступает в свои права высший долг. Даже доктор Латернзер[81] согласился с этим. Его реплика свидетелю Шрайберу о том, что последний должен был бы протестовать против предложений штаба армии о ведении бактериологической войны, прозвучала довольно странно в устах одного из тех людей, которые выдвигали как основной защитительный довод то обстоятельство, что протестовать было невозможно и бесполезно. Какая чепуха! Какая возмутительная чепуха! И вас заставляли слушать ее из уст этих обвиняемых и их генералов, в то время, как их собственный защитник для того, чтобы опорочить свидетеля, задает ему тот же самый вопрос, который Обвинение задавало им с первого дня настоящего процесса. Ради справедливости в отношении военных традиций следует сделать так, чтобы солдаты более не прятались за буквой приказа от решения вопросов морального порядка, а решали их правильно или неправильно, именно как вопросы морали. Великие полководцы — не автоматы, чтобы действовать по шаблону. Для того, чтобы подтвердить это примерами, мне нет необходимости возвращаться к истории наших собственных военных деятелей: к философским взглядам Монтроуза, глубокомысленным трактатам маршала Нея, к рассказу о 1861 годе и о горячем сердце Роберта И. Ли. В этой связи приходят на ум имена двух выдающихся военных деятелей Германии — фон Клаузевица, который оставил прусскую армию, чтобы перейти на службу в русскую армию, и Йорка фон Бартенбурга, который принял решение о нейтралитете. Оба они ставили нужды Европы и человечества выше приказов. Насколько яснее и проще были обязанности военных, когда подготовка, издание и проведение в жизнь декрета «Мрак и туман», приказа о «командос», приказа о комиссарах, приказа Гитлера об убийстве 50 офицеров воздушного флота означали осквернение всего дорогого сердцу каждого солдата: насколько проще были их обязанности, когда — как могли собственными глазами видеть те из них, которые служили на Восточном фронте, — их привлекали к сотрудничеству в заранее разработанной системе массового уничтожения и беспримерной жестокости.

Эти люди лучше всех других знали, что их руководитель был хладнокровным убийцей, однако в течение многих лет они продолжали встречаться у него на совещании и, сидя у его ног, выслушивали его указания. Они удовлетворяли его жажду власти и порабощения, используя до предела свое профессиональное искусство. В то время как беззащитные народы Востока — мужчины, женщины и дети Польши, Советского Союза — умышленно умерщвлялись и угонялись в рабство в целях создания жизненного пространства для немцев, — эти люди говорили о военной необходимости, а когда их собственные города подвергались бомбардировке и немцы погибали от бомб, они называли это убийством. Только в июле 1944 года, когда звезда Гитлера стала закатываться, 3 фельдмаршала и 5 генерал-полковников признали, что он убивает также и свой народ, и начали действовать. Когда эта звезда всходила в дни победы, они приветствовали ее криками «хайль» и не обращали внимания на кроваво-красные облака, из которых она поднималась.

Таковы факты и такова их оценка. Быть может, мне будет разрешено сказать несколько слов о структуре Устава. Употребление слова «группа» или «организация» несомненно предполагает, что то единство, о котором идет речь, может быть либо формально организовано нацистами, либо выбрано обвинением как группа, существовавшая в действительности.

Эта группа была объединена инструкциями, которые она получала на столь многочисленных совещаниях, и добровольно связана передачей этих преступных приказов. По этой причине мы требуем ее осуждения.

В отношении имперского правительства я также желаю лишь дать ясно понять, что британское обвинение вновь, не колеблясь, требует его осуждения. Кроме того, я хотел бы остановиться лишь на двух вопросах.

Был затронут вопрос в связи с положением этих известных нацистов, вступивших в правительство в 1933 году. Если кто-либо из членов этого правительства не знал, какое он принимает на себя обязательство 30 января 1933 года, он отлично это понял в марте, когда начались преследования евреев. Члены кабинета узнали еще больше в апреле, когда весь народ был организован на проведение бойкота против евреев и когда немецкая печать указывала, что, по официальным данным, число арестованных составляет 20 000 человек. В июне 1934 года они знали, что убийства стали орудием политики. В 1935 и 1936 годах они знали, что внешне -политический курс сознательно ориентируется на возможный риск начала войны. Другой вопрос, который я хотел бы осветить, — это попытки защиты изобразить полную неосведомленность министров в происходившем. Я считаю, что правительство не действует таким образом. Будь оно тоталитарным или демократическим, правительство всегда имеет дело с человеческими существами. Жизнь людей не протекает в герметически закупоренных сосудах; их чрезвычайно разнообразные интересы тесно переплетены между собой. Самый полновластный министр должен считаться с тем, — и с этим склонен был согласиться доктор Кубушок[82] в своей речи, — что его действия отражаются на поступках его коллег. Другими словами, он должен знать о том, что происходит.