Миллион в воздухе - Валерия Вербинина

– Боюсь, что вы неправы, – возразила Амалия. – Раз убийца смог забраться в мое купе, значит, у него был ключ или отмычки. Когда Моннере ушел к себе, он заперся и лег спать, а ночью, когда он спал, к нему явился непрошеный гость, который открыл его купе точно так же, как и мое. Спящий человек не сопротивляется, так что убийце не надо было никого сбрасывать с поезда.

– Тогда где тело? – уже в изнеможении спросил граф. – Или кондуктор нам солгал?

– Я же сказала, что исчезновение тела – самый любопытный момент в этом преступлении, – напомнила Амалия, и ее глаза сверкнули. – Впрочем, думаю, что все скоро прояснится.

– Когда? – загорелся Кристиан.

– Когда в деле появится второй труп.

– Гм, – раздумчиво молвил граф, – должен вам сказать, что я с подозрением отношусь к романистам, которые убивают en masse[30]. Обычно это свидетельствует о недостатке фантазии.

– А в этом деле вообще нет никакой фантазии, – пожала плечами Амалия, – здесь все до крайности прозрачно.

– Только не для меня! А почему вы спрашивали Норвэна о белье? – Амалия, не отвечая, смотрела в окно, но граф не отставал. – Вы сказали, что мы выйдем в Ментоне. Это правда? Что мы будем там делать?

– Мой отец умер здесь от чахотки, он похоронен на местном кладбище, – сказала Амалия. – Я навещу его могилу, а вы можете возвращаться в Ниццу, если вам угодно. Кроме того, должна вам сказать, что сегодня вечером мы с вами отбываем в Париж.

– Я понял, – кивнул молодой человек. – Вы хотите узнать, кто такой на самом деле этот Пьер Моннере.

– В Париже вы подберете себе автомобиль, – сказала Амалия. Кристиан хотел возразить, но она продолжала: – Кроме того, нам надо избавиться от наших влюбленных.

– Ваше преосвященство?

– Ну да, я говорю о Мэй и этом молодом священнике. Дело становится слишком непредсказуемым, думаю, им больше не стоит участвовать.

– Вряд ли Портос и Арамис нас поймут, – заметил Кристиан.

– Дорогой граф, сейчас речь идет уже не об игре в мушкетеров, а о преступлении, за которым может стоять все что угодно. Нельзя подвергать опасности девушку, которая начиталась романов, и поклонника, который ради нее готов на любую глупость. Потому что, если с ними что-то случится, я себе этого не прощу.

– Насколько я знаю, они всего лишь друзья детства. Почему вы называете его ее поклонником?

– Ну так это сразу же видно, – сказала Амалия, улыбаясь. – Впрочем, если даже я неправа, сути дела это не меняет. Надо найти им какое-нибудь безобидное занятие, и пусть думают, что помогают нам. А мы тем временем попытаемся понять, что же именно случилось в «Золотой стреле» и почему события развернулись именно так, а не иначе.

Поезд прибыл в Ментону, и Амалия с графом вышли. На вокзале они взяли фиакр, и Амалия попросила отвезти их на православное кладбище. Вид у нее сделался строгий и сосредоточенный, и Кристиан видел, что мыслями она уже далеко от того загадочного дела, которое так его занимало. Поэтому он не стал задавать вопросы, полагая, что рано или поздно молодая женщина сама все расскажет.

В то время как Амалия и ее спутник вплотную приблизились к разгадке тайны десятого купе, Мэй в Ницце героически выдерживала осаду, которую вела ее бабушка. По совершенно непонятной причине та вдруг сделалась такой доброй, что девушку охватил невольный страх. Ясное дело, расположение Клариссы могло скрывать только какие-то новые козни.

Бабушка поочередно предложила внучке проехаться к модистке, к Альфонсине за шляпками, в парфюмерный магазин и наконец просто – на Английскую набережную подышать свежим воздухом. Правда, по словам Клариссы, Английская набережная была уже не та, ибо англичан в Ницце становилось все меньше и меньше.

На каждое предложение Мэй отвечала отказом, мотивируя тем, что у нее хватает платьев – достаточно шляпок – духи уже есть – а свежим воздухом она вполне может дышать и в саду, никого не утруждая.

– Но я обещаю тебе взять на себя все расходы! – воскликнула Кларисса, раздосадованная тем, что странная застенчивая девушка так упорно сторонилась ее благодеяний. – Может быть, ты все же передумаешь насчет модистки? – Она решила бросить в бой тяжелую артиллерию: – А еще мы можем поехать в ювелирный магазин.

Услышав последние слова, Бланшар, находившийся тут же, едва не проглотил свою сигару. Уж он-то отлично знал, что его подруга не могла покинуть ювелира, не купив хотя бы два-три пустячка стоимостью каждый в хороший автомобиль.

– Большое спасибо, – дипломатично сказала Мэй, – но я не ношу украшений.

Кларисса насупилась.

– Иногда я даже сомневаюсь, что ты моя внучка, – проворчала она. – Женщина должна любить украшения, а мужчина должен любить дарить их женщине, и тогда все идет как по маслу. К примеру, мой первый муж думал, что женщина – это существо, которое должно только вести хозяйство, рожать детей и угождать его родне. К счастью, мой второй муж совсем не такой!

И она задорно покосилась на Бланшара. Однако если Кларисса рассчитывала, что ее слова произведут эффект разорвавшейся бомбы, то она ошиблась.

– Я так и подумала, что он ваш муж, – серьезно сказала Мэй.

– Да? – сварливо спросила Кларисса. – Почему, интересно?

– Ну, – протянула Мэй, розовея, – иначе он не выходил бы утром из вашей спальни.

Бланшар издал сдавленный звук и нагнулся, чтобы скрыть улыбку. Кларисса хотела ответить, что по столь пустяковой причине можно объявить женатыми любых людей, которые даже слышать не хотят слово «свадьба», – не говоря о таких, которые уже женаты, причем вовсе не на тех, от кого выходят утром. Но она посмотрела на открытое честное лицо Мэй – и слова замерли у нее на языке.

– Если ты вдруг передумаешь, – сказала Кларисса, – я имею в виду насчет магазинов…

Однако Мэй уже поднялась с места, пробормотала какое-то извинение и поспешно сбежала в свою комнату.

Едва она ушла, как адвокат дал себе волю. Он упал на диван и разразился таким хохотом, что в доме напротив собака полковника Барнаби насторожила уши, а затем залилась сердитым лаем.

– Юбер! – возмутилась Кларисса. – Ну что смешного?

Но она и сама не выдержала и вскоре хохотала вместе со своим верным другом, супругом и сообщником во всех проказах.

– Я сначала думал, что она притворяется, – объяснил адвокат, вытирая слезы, которые от смеха выступили у него на глазах. – Но подделать такую наивность просто невозможно.

– Значит, тебе она тоже нравится? – спросила Кларисса. Однако Бланшар не успел ответить на этот щекотливый вопрос, потому что сверху неожиданно донесся какой-то грохот.

Дело было вот в чем: когда Мэй поднялась в свою комнату, она заметила, что шпильки плохо держат ее прическу, поэтому она решила уложить волосы снова. Она вытащила шпильки, расплела прическу, взяла расческу и стала причесываться перед зеркалом, думая о том, что сейчас делает Амалия и удалось ли ей найти что-нибудь в десятом купе. Тут Мэй заметила, что забыла вытащить из волос еще одну шпильку и та упала на пол.

Мэй наклонилась и подобрала шпильку, а когда распрямилась, в зеркале вдруг оказалось два отражения. Одно-то было ее, но вот второе принадлежало господину средних лет с лицом злым и решительным, с узкими губами, сжавшимися в тонкую полоску.

Оторопев от столь дерзкого вторжения, Мэй собиралась задать незнакомцу вопрос, что он здесь делает и как он смел войти в комнату приличной девушки, но не тут-то было. Господин, оказавшийся на добрую голову выше, без всяких околичностей схватил ее за горло и сдавил его.

– Где аквилон? – прошипел он в лицо Мэй, брызгая слюной. – Куда вы дели аквилон?

Мэй вытаращила глаза и сдавленно захрипела, не понимая, о чем речь. Когда на нее напали, она выронила расческу и теперь свободной правой рукой пыталась разжать пальцы, державшие ее за горло, но господин, похоже, вовсе не собирался ослаблять хватку. В левой руке у Мэй до сих пор была зажата шпилька, и, вспомнив о ней, девушка взмахнула рукой и несильно ткнула остриями шпильки господину в лицо.

Тот вскрикнул и машинально разжал руки.

– На помощь! – прохрипела Мэй и бросилась бежать, но врезалась в столик и упала. Столик опрокинулся вместе со всем, что на нем стояло, и произвел грохот, которому могла бы позавидовать знаменитая петербургская пушка, отмечающая полдень. На лице незнакомца Мэй прочитала неодолимое стремление убить ее прямо здесь и сейчас, но в это мгновение на лестнице раздался топот, и кто-то стал дергать ручку двери, которую Мэй по привычке заперла на ключ.

– Мадемуазель Мэй! Что с вами? – кричал адвокат.

– Мэй, что случилось? – Это уже была Кларисса.

– Ничего, я до вас еще доберусь! – пригрозил незнакомец. Миг, и он был уже на подоконнике открытого окна, откуда благополучно спрыгнул в сад.

Плача от страха и пережитого волнения, Мэй поползла к двери. У нее не было сил встать, но тут замок поддался, дверь распахнулась, и первой на пороге оказалась бабушка.