Адаптер - Борис Петров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слева был пустырь, карта подсказывала, что раньше здесь был Нескучный сад, от которого не осталось ни одного дерева, лишь покрытая расплавленным бетоном черная набережная. К воде спускаться было опасно, там могли ходить лишь патрульные лодки — река была полностью отдана роботам, как и весь старый город. На пустырях стояли роботы. Их было столько, что глаз не хватало объять стройные ряды, вычерченные безмолвным машинным интеллектом. Многие из роботов доживали здесь свой век, их отправляли на склад под открытым небом, изредка привлекая для расчистки снега или других работ. Любой робот был условно гражданским, и его без особого труда могли оснастить ракетной установкой или сделать роботом-сапером. Из больших роботов, отработавших свой срок, делали минопроходческие щиты, которых скопилось столько, что идя по проспекту уже больше двух часов, Беджан устал их считать. У него была привычка с детства все пересчитывать, этому его научила мама, так было легче справляться с эмоциями и обманывать камеры.
Когда Беджан дошел до бывшей Калужской площади, он сильно устал. На площади остался почерневший от гари памятник, карта точно называла имя этого человека, но кто он был, и почему ему поставили памятник, Беджан не знал. В курсе истории и материалах библиотеки имя этого человека отсутствовало, словно кто-то специально стер его, зачистил следы. И все-таки он был, не зря стоит памятник и в честь него назван проспект и целый город. Отец Мары как-то за ужином шутил, что у Пророка есть разногласия с этим памятником. Беджану очень хотелось расспросить его, определенно Ата что-то знал, но этого делать было нельзя. Вот так и уходят знания со стариками, исчезают полупрозрачные обрывки прошлого, а впереди могло быть только будущее. И его Беджан видел сейчас, наблюдая за тем, куда смотрит Ленин.
Каменный человек смотрел на вспученную от взрывов и жара дорогу. Правая рука что-то держала в кармане, левая опущена, готовая в любой момент к действию. Беджан не видел его лица, сбитого осколками снарядов, удивительно, что осталась большая часть головы. Беджан забрался на постамент и смотрел на дорогу — перед ним было будущее: в ночном небе летали дроны, что-то непонятное и хаотическое было в их полете, не зная маршрутов и программы можно было подумать, что они играют. Он слышал, как по реке ходят патрульные роботы, как тянется самоходная баржа с контейнерами, едва не касаясь дна реки. Большая часть мостов была разрушена прицельными попаданиями ракет, дороги разбомблены и брошены, и остался, как и в прошлом, речной путь из одной части города в другую. И здесь будущее встречалось с прошлым, но здесь не было ни одного человека — человеку здесь больше не было места.
До рези в животе и горле хотелось есть и пить. Беджан шел по Большой Якиманке, включив в очках режим достраивания, видя темные силуэты зданий, которые когда-то здесь были. Сквозь силуэты он видел пустыри и воронки от снарядов и ракет, и бесчисленное множество роботов, ждущих команды у зарядных станций из прошлого века. Техника работала до сих пор, подземные коммуникации погибли, и каждые сто метров стояли вышки ЛЭП, питавшие роботов и несущие на себе громоздкие и вечные станции управлении, объединенные в единую сеть, дублирующие друг друга на случай повреждения, на случай новой войны, о которой никогда и никто не забывал. Все жили в ожидании вражеского удара, не зная и не понимая, что значит война, воспринимая ее беззаботнее, чем природные катаклизмы.
Дойдя до Патриаршего моста, Беджан выбился из сил. Скоро рассвет, он идет уже больше четырех часов, успел подвернуть ступни на выбоинах, угодил несколько раз в трещину, порвав штанину и расцарапав в кровь левую ногу. Мост был почти разрушен, ни одна машина не смогла бы проехать по нему. Баржи были низкие и свободно проплывали под ним, каналы расширили, заполнив водой из подземных рек. Вода свинцовая, от нее воняло затхлостью, перемешанной с непонятным химическим запахом, напоминавшим топливо для древних машин.
Он взошел на мост и прошел почти половину, идя по балкам, обнажившимся внутренностям моста. Пришлось снять очки, уведомления об угрозе жизни мешали идти. Перед ним был выжженный участок земли, он знал, что здесь была крепость древних, памятник и символ власти. Они называли ее Кремль, такие крепости были и в других городах, отец рассказывал, что на севере что-то сохранилось. Но в центре, в самом сердце страны ничего не осталось. В этом месте особо остро ощущалось, что власти смотрят только в будущее, начисто, с остервенением уничтожая память о прошлом.
Слева виднелся памятник царю, от которого остались только ноги. Голова и туловище оплавились, и ноги словно одели в уродливую юбку. Беджан перешел мост и спустился к набережной. Ее почти не тронула война, сквер сгорел, как и любая органическая жизнь в этом городе роботов, не принимавшем больше ничего, кроме ферро-углеродной формы жизни. Беджан медленно шел по скверу, превратившемуся в стоянку дронов, мигавших ему сигнальным светом. Он решил, что они его приветствуют, и приветливо помахал, получив в ответ яркий столп света.
Он ненадолго ослеп, мелкими шагами продолжая путь. На востоке небо подернулось кроваво-красной нитью, заливая пустыри на другой стороне реки кровью звезды. Он стоял у памятника. Его пощадила война, кто-то отмыл, и отлитые статуи немного блестели чистотой. Названия было не нужно, он знал, что перед ним грехи человеческие, которые одолевают и калечат детей. Дроны охраняли памятник, он чувствовал, что за ним следят, что ему не позволят ничего сделать с этими фигурами. Нет, он не получал уведомлений, не сжимался с угрозой браслет на руке — Беджан это чувствовал.
Он снял пиджак и постелил на асфальт. Встав на колени, он готовился совершить намаз. Роботы успокоились, если бы они могли, то встали с ним рядом, ведь звезда общая для всех, какая бы в тебе не билась жизнь.
16. Пустой воздух
Коридор длился и длился, нарочно запутывая изгибами, заставляя беглеца
