Летающие качели (сборник) - Виктория Токарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Видимо, сначала маме говорили «поздравляем», потому что она отвечала «спасибо». Потом желали «ни пуха ни пера», потому что мама отвечала «идите к черту». А потом, видимо, принимались завидовать, потому что мама успокаивала: «Ну, это еще не точно, это только кинопроба».
Обзвонив всех по первому кругу, мама пришла на кухню, села против Севки и стала смотреть, как он ест.
Севка ел, опустив лицо в тарелку. На голове у него было две макушки – значит, две жены. Мама смотрела на эти две макушки, два водоворотика, вокруг которых вихрились золотистые Севкины волосы. Потом сказала:
– А я всегда знала, что в тебе что-то есть…
– Да? – Севка поднял голову.
– Я очень рада, что ты мой сын.
– И я тоже очень рад, что ты моя мама, – ответил Севка, и они посмотрели друг на друга, глаза в глаза, честно и преданно, как два товарища.
В дверях зашуршал ключ. Это из магазина вернулась Севкина бабушка, мамина мама.
– А нашего Севку в кино зовут, – сказала мама. – На главную роль.
Севка ожидал, что бабушка ответит то же, что и все: поздравляю, ни пуха ни пера, а потом начнет завидовать – почему именно Севке, а не ей выпал такой случай в жизни.
Но бабушка произнесла совершенно другую, очень странную фразу:
– Ломаете ребенку жизнь собственными руками.
– Почему? – удивилась мама.
– Потому что дети должны жить как дети, а не играть в игры взрослых.
– Ты ничего не понимаешь! – сказал ей Севка.
– Почему это бабушка ничего не понимает? – строго одернула мама, хотя считала абсолютно так же, как Севка.
– Потому что она родилась в одна тысяча девятьсот тринадцатом году. У нее дореволюционное самосознание, – объяснил Севка.
Через два часа с работы вернулся Севкин папа. Он долго раздевался, потом долго мыл руки в ванной, потом сел в кресло и взял газету.
– Спроси: есть ли у нас новости? – предложила мама.
– Есть ли у вас новости? – спросил папа.
– Есть! – сказала мама и поежилась от счастливого нетерпения.
Папа открыл газету и стал читать статью с подзаголовком «Конфликтная ситуация».
– Теперь спроси: «А какая же это новость, хотел бы я знать».
– А какая же это новость, хотел бы я знать? – повторил папа.
– Севку пригласили на кинопробу. На главную роль!
– А… – сказал папа. – Тогда дай поесть.
– Ты не рад? – удивилась мама.
– А чему радоваться? Думаешь, они одного Севку пригласили? У них таких, как он, – тысяча. Или две.
Мама посмотрела на папу долгим, каким-то дальним взором и сказала:
– Какой же ты, Павел, зануда. Даже обрадоваться не умеешь.
– Утвердят, тогда и будем радоваться. А то сейчас радоваться – потом огорчаться. Нашла себе работу…
– Вот и хорошо, – сказала мама. – Буду радоваться, потом огорчаться. Это и есть жизнь.
Севка не стал слушать разговор до конца, взял велосипед и отправился на улицу.
Шел проливной дождь. Дети, как куры, нахохлившись, стояли в подъезде.
Когда появился Севка с велосипедом, все на него поглядели, и Севка почувствовал неловкость. Эта неловкость помешала ему остаться в подъезде, и он вышел прямо на тротуар, будто тяжелый дождь не имел к нему никакого отношения.
Велосипед был большой, не по росту, доставшийся в наследство от выросшего родственника.
Севка перекинул правую ногу и, сообщив ей всю тяжесть тела, налег на педаль. Потом привстал и перенес тяжесть на левую ногу.
Дети стояли и смотрели, как Севка поехал, виляя приподнятым тощим задом. И всем вдруг показалось: именно так и следует проводить свое свободное время – кататься на неудобном велосипеде под проливным дождем.
Сначала им навстречу попался живой артист Тихонов, а следом за ним шел Пушкин – курчавый и тщедушный.
Севка снова дернул маму за руку, ждал, когда она сделает ему замечание, но мама была занята. Она все время заглядывала в бумажку, останавливалась и спрашивала, как пройти в производственный корпус.
Ей объясняли и показывали пальцем. Мама внимательно слушала и следила за направлением пальца, который вычерчивал в воздухе сложные геометрические фигуры. Потом кивала головой, и они с Севкой снова шли в никуда, и казалось, этому кружению не будет конца.
Наконец им повстречалась очень хорошенькая девушка в расклешенных брюках и кружевной кофточке. Она взяла у мамы бумажку и отвела их с Севкой прямо по указанному в ней адресу. Потом улыбнулась и пожелала всего хорошего.
– Какой милый молодой человек! – похвалила мама.
Севка с удивлением посмотрел вслед и увидел, что это действительно был длинноволосый парень.
Севка и мама толкнули дверь и вошли в комнату.
Стены в комнате были завешаны картинками. Возле окна стоял стол с телефоном, а за столом сидела вчерашняя тетя. Севка думал, что она узнает его, вскочит и обрадуется. Но тетя посмотрела безо всякого выражения и сказала:
– Посидите немножко. Режиссер занят. У него совещание.
Мама села на стул. Севка вздохнул и, заробев, прижался к маминым коленям. Мама тихо дышала ему в ухо. Он слышал холодок от ее дыхания, и от этого ему становилось спокойнее и защищеннее.
Когда Севка оказывался с мамой далеко от дома, он любил ее особенно сильно и чувствовал за нее ответственность.
Белая дверь распахнулась, оттуда выскочил человек с красным лицом.
– Пойдем!
Вчерашняя тетя подошла к Севке, отобрала его у мамы и повела за белую дверь.
Там тоже оказалась комната с картинками. Посреди стоял стол с креслами по бокам, а в кресле сидел режиссер и смотрел на Севку. Глаза у режиссера были синие, набиты огнями, как у веселого, удачливого пирата.
Севке вдруг захотелось иметь такого родственника, чтобы видеться с ним часто, а еще лучше и вовсе от него не отходить.
– Ну, здорово! – Режиссер протянул Севке руку.
Севка протянул свою, и они поздоровались крепко и коротко, как два мужика.
Севка сразу забыл и дом свой, и двор. Ему захотелось все бросить и отправиться с режиссером в пиратское плаванье.
– Присаживайся! – пригласил режиссер. – Тебя как зовут?
– Сева.
– А по отчеству?
– Всеволод Павлович.
– Ты хорошо учишься?
– Нормально.
Режиссер разговаривал с Севкой по мелочам о том о сем, не сводил с него обрадованных глаз. Севка расселся в кресле, и ему совершенно не хотелось уходить.
– А ты можешь плюнуть сквозь зубы? – неожиданно спросил режиссер.
Севка не заставил себя уговаривать. Он подвигал щеками и шикарно цыкнул в угол комнаты.
– Отлично! – похвалил режиссер. – Будем пробовать!
Севка снисходительно выслушал комплимент. Он был в классе на втором месте по плевкам и мог с любого этажа попасть в центр движущейся мишени.
– Ты когда-нибудь видел звероящера?
Перед Севкой, поставив локти на дощатый стол, сидела девчонка с остреньким личиком, похожая на белочку или на крыску. Ведь у белок и крыс одинаковые рожи, только хвосты разные.
– Конечно, – проговорил Севка. – Он живет у нас на даче.
– Чушь какая! Звероящеры давно вымерли.
Севка не нравился девчонке. Он это видел.
– Все вымерли, а наш остался, – сказал он.
– Стоп! – Режиссер хлопнул в ладоши.
К Севке подошла женщина и повозила грязной губкой по его лицу. Потом поправила на голове круглую соломенную шляпу.
На Севке были холщовые штаны и рубаха, похожие на половую тряпку, только штаны серо-коричневые, а рубаха серо-голубая.
В огромном помещении, которое все называли «павильон», было одновременно холодно и жарко, пусто и загроможденно.
Севка стоял под светящимися фонарями, направленными прямо на него. Было душно, муторно, и даже тошнило от какой-то тоски и общего неудобства.
– Еще раз! – попросил режиссер. – Мотор!
– Ты когда-нибудь видел звероящера? – спросила крыска.
Севка посмотрел в ее ехидную рожу, и ему стало скучно.
– Конечно, он живет у нас на даче, – проговорил он заученно, горловым голосом.
– Чушь какая! Звероящеры давно вымерли.
– Все вымерли, а один остался… – у Севки заболело горло.
– Стоп! – Режиссер подошел к Севке. – Давай попробуем со мной.
Севка увидел перед собой его глаза, и ему вдруг стало спокойно и снова захотелось идти за режиссером куда угодно, хоть в зубоврачебный кабинет.
– Ты когда-нибудь видел звероящера? – спросил режиссер.
Он спрашивал не вообще, а конкретно Севку и смотрел ему в самые зрачки.
– Конечно, – сказал Севка. – Он живет у нас на даче.
– А разве звероящеры не вымерли? – честно удивился режиссер.
– Все вымерли, а один остался. – Севка поднял палец, как бы подтверждая, что остался один-единственный звероящер, а не два и не три.
– А почему он остался?
У Севки заметались мысли, а следом за мыслями заметались глаза.
– Потому что он попал в выгодные климатические условия, – вывернулся Севка.
– А какие же это условия?
– А у нас на даче болотистая местность.
– А чем вы его кормите?