Матерый - Сергей Донской

Дожидаясь в кустах, пока компания проедет мимо, Ксюха от нечего делать внимательно изучила предвыборную афишку, оказавшуюся перед глазами. На снимке красовалось дородное мужское лицо. Подпись под ним гласила, что РУДНЕВ АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕВИЧ - РАБОЧАЯ СОВЕСТЬ КУРГАНСКА.

Совестливую физиономию перечеркивала ржаво-коричневая полоса. До задницы был депутат народу.

Пока Ксюха приобщалась к политике, дребезжание железных коней стихло. Можно было двигаться дальше. Вернее, нужно. Саня, снедаемый тревогой, вполне мог попытаться пересечь ставок вплавь. Вот это была бы настоящая трагедия. Несравнимая с отсутствием одежды и занозой в пятке.

Встав на четвереньки, Ксюха высунула голову из кустов и осмотрелась по сторонам. Слева проходила единственная дорога в поселок, местность слишком открытая, чтобы прогуливаться там нагишом без ущерба для чести и достоинства. В том же направлении лежал дачный участок, превращенный в стройплощадку. Оттуда доносились беззлобные матюки мужиков и редкий отрывистый лай собаки. Ни перед добродушными мужиками, ни перед псом Ксюха голым задом крутить не собиралась, это уж точно.

- Блин! - таким коротким емким словцом охарактеризовала она открывавшиеся ей перспективы.

Она посмотрела направо. Тропинка, тянувшаяся вдоль сплошной сетчатой ограды, шла к родному вагончику. Такому уютному и надежному. Но. старательно запертому Саней перед путешествием на остров. К тому же до вагончика можно дойти, а можно и не дойти - в зависимости от того, кто встретится на пути. Если какой-нибудь старый хрыч, то не беда.

А если деревенская молодежь? Или городская? Оживленные такие юноши, озорные. Повалят прекрасную незнакомку в крапиву с лопухами и станут общаться наперебой.

- Блин! - повторила Ксюха. Подумав, добавила:

- Горелый!

Прямо перед ней простирался очередной участок, отделенный от ее убежища десятком метров открытого пространства и неизменной сеткой. Достаточно сложная полоса препятствий для голых девушек.

Они, нежные и хрупкие, задумывались природой не для того, чтобы босиком крапиву мять и через колючие изгороди сигать. В этом Ксюха не сомневалась ни капельки, но все же внимательно присмотрелась к чужой территории.

Очень скоро выяснилось, что она не так безлюдна, как показалось вначале. Возле дома маячила мужская спина. Спина эта была согнута - мужчина то ли чистил картошку, то ли мыл посуду. Но пару раз он заходил в дом, чтобы вернуться с бутылкой пива, заставляя Ксюху ощущать усиливающуюся жажду.

"Вот сейчас окликну его и попрошу попить, - сердито подумала она, злясь больше всего оттого, что отважиться на это не могла. - Ни один мужчина мне не откажет в такой малости. А Саня пусть на острове кукует. Сам без штанов остался и меня голой по миру пустил".

- Д-да, - сдавленно подтвердил мужской голос. - Т-так.

Ксюха стремительно оглянулась. В нескольких шагах за ее спиной обнаружился некий гражданин, который на самом деле ничего внятного не говорил, а только покряхтывал натужно, примостившись за кустиком. Взбудораженный такой, багровый, глаза навыкате - вот-вот из орбит вылезут, Вскрикнув от чувства гадливости, Ксюха метнула в него увесистый осколок бутылки, оказавшийся под рукой. А когда любознательный гражданин охнул уже без всякого сладострастия, она очертя голову ринулась на приступ ограды, возвышающейся прямо по курсу. И перемахнула через нее так ловко, что хозяин участка даже не обернулся на шум. Здесь ей нашлось новое убежище. Кусты на сей раз были плодово-ягодные. Но легче от этого Ксюхе не стало. Осточертело ей прятаться от людей.

***

При виде юного девичьего лица, проглянувшего сквозь облепиховые ветви, Громов расслабился, хотя со стороны это было незаметно. Он молчал и пристально смотрел в глаза нарушительницы границы частных владений, отлично зная, что это порождает в людях непреодолимое желание выговориться. Особенно в женщинах.

- Мне нужна ваша рубаха, - заявила девушка после минутного раздумья.

- А кошелек? - поинтересовался Громов. - А жизнь?

- Нет. Только рубаха. На время. Я верну.

- Это моя любимая рубашка, - признался он. - Мне не хочется ее отдавать. И вообще, подобные предложения называются грабежом среди бела дня.

- Это не грабеж, а взаимопомощь.

- Неужели? А что бы ты сказала, если бы раздевать на ходу стали тебя? В порядке взаимопомощи.

Девушка вдруг прыснула, помотала волосами с запутавшимися в них былинками и возразила:

- Исключено!

- Почему же? - недоверчиво осведомился Громов.

- А потому!

- Хватит мне голову морочить, - нахмурился он. - Не говори загадками и выбирайся из кустов. Я не мальчик с тобой в прятки играть.

- Тогда пообещайте одолжить мне рубаху.

- Не пообещаю.

- Но вам придется, потому что... Вот!

Увидев мельком живую картинку, проиллюстрировавшую это отчаянное "вот", Громов с поразительной для него поспешностью сорвал с плеч синюю рубаху и швырнул ее вымогательнице. Всплеснув рукавами, как крыльями, она упорхнула за деревце, замелькала там, зашуршала и наконец сообщила чинным девичьим голоском:

- Все, можно поворачиваться.

- А я и не отворачивался, - сухо сообщил Громов. - Не каждый день видишь перед собой... - задумавшись на мгновение, он закончил фразу довольно нейтрально:

- ..такое.

- Какое "такое"? - возмутилась девушка. - Можно подумать, вы какое-то безобразие увидели!

- Полнейшее безобразие, - поправил ее Громов. - Ты что, отбилась от компании нудистов?

Девушка вздернула нос:

- Я никакая не нудистка. Просто Оксана, Ксюха.

И мне нужна ваша помощь.

- Я Громов, и я никогда никому не помогаю в частном порядке, это мой принцип. - Он помолчал, чтобы дать собеседнице хорошенько вникнуть в смысл сказанного, после чего холодно предложил:

- Вот что. Рубашку я тебе дарю, так и быть. А ты не впутываешь меня в свои проблемы, уходишь прямо сейчас.

Договорились?

Просто Оксана вышла на тропинку и остановилась напротив, придерживая рубаху, как короткое платьице, за подол.

- Не договорились, - возразила она. - Вы должны мне помочь!

Ну вот: уже должен, опять должен. Сколько можно? Громов прищурился и язвительно осведомился:

- Разве?

- Конечно! - Ксюха даже удивилась такому глупому вопросу. - Не можете же вы отказать девушке, попавшей в беду?

- Еще как могу! - не слишком уверенно заявил Громов.

- Ой, да вы только послушайте, что с нами приключилось, непоследовательно предложила Ксюха и, не дожидаясь возражений, заговорила.

Он с отсутствующим видом слушал и сдерживался, чтобы не слишком часто коситься на свою рубаху.

Вроде бы она скрывала все, что должно быть скрыто от посторонних глаз, но когда совершенно точно знаешь, что именно прячется за тонкой хлопчатобумажной тканью, трудно остановить воображение. Раздражаясь все сильнее, Громов прервал рассказчицу:

- Стоп! Все ясно. И что теперь?

- Теперь я встретила вас. И решила, что на вас можно положиться.

- Ага! - Он кивнул. - Я безмерно счастлив и благодарен за оказанное доверие. Жди здесь. Сейчас я вынесу резиновую камеру, насос и плавки для твоего Робинзона. Но предупреждаю: все должно быть возвращено в целости и сохранности.

Громов развернулся к девушке спиной, чтобы поскорее покончить со всей этой историей, но уйти ему не удалось.

- Но я же еще не закончила, - с упреком воскликнула она, поймав его за руку. - Вы дослушайте сначала.

- Что еще? - Он остановился и обернулся, выражая всем своим видом нетерпение.

- Вы тут один живете? - осведомилась Ксюха, наивно хлопая ресницами. Без жены?

- А что? - нелюбезно спросил Громов, высвобождая руку из чужих пальцев.

- А то, что нам жить негде...

Предысторию злоключений молодоженов он выслушал вполоборота, как бы намереваясь уйти, но так и не сдвинулся с места, пока девушка не умолкла.

Потом вздохнул и отправился накачивать камеру. Он уже знал, что у него не хватит решимости отказать в приюте двум влюбленным идиотам. И заранее готовился к новым неприятным неожиданностям, которые не заставили себя долго ждать.

Возникнув в доме через полчаса, Ксюха и ее малорослый муж, солидно представившийся Александром, превратили размеренное существование Громова в настоящий бедлам. Мокрые, запыхавшиеся, они первым делом слопали заботливо приготовленную хозяином картошку, а потом принялись слоняться, трогая, роняя и переставляя все предметы, попадавшиеся им на пути.

Если с присутствием Ксюхи с удовольствием смирился бы любой нормальный представитель сильного пола, то Саня раздражал Громова до боли в висках.

В одолженных ему великоватых плавках, с густой пятидневной щетиной на щеках, он изо всех сил пыжился, изображая из себя взрослого мужчину, но при этом оставался сопливым мальчишкой - настырным, непоседливым и вздорным. Не обращать на него внимания, как Громов ни старался, не получалось.