Ветер над яром (сборник) - Павел Амнуэль

— А устраивает ли это ее, Генри?

— Кого, Уолт?

— Да Вселенную! Природу, черт возьми!

— Бог изощрен, но не злонамерен, — пробормотал Сточерз, который слушал рассуждения Льюина и Прескотта, чувствуя, что увязает в них, но уже понимал, куда они оба клонят, и не принимал их заключения, не желал принять.

— Бросьте, Джо, — резко сказал Прескотт. — При чем здесь бог? Я, знаете ли, изредка и сам хожу в церковь, в англиканскую, так уж приучен с детства, это привычка, случается, дает облегчение… но не мешает мне быть материалистом. В сценарии Уолта, да и в моем тоже, нет ничего, что зависело бы от потусторонних сил. Природа слепа, глуха, тупа, как пробка, и так далее. Но в ее распоряжении были миллиарды миллиардов лет, и столько же циклов развития, в ходе которых она пробовала и ошибалась. Пробовала сама изменить собственные законы, чтобы спастись от смерти, от застывания… Это ведь невозможно, Джо, и вы это прекрасно понимаете. Чтобы изменить закон мироздания, нужен разум. Но разум этого делать не станет, потому что хочет жить всегда. Противоречие, Джо? Но на противоречиях держится мир. Нужен не просто разум, а разум, лишенный тормозов. Разум, который стремится погубить себя. Разум-камикадзе. В ходе множества циклов, пробуя и ошибаясь, природа создавала один разум за другим. Пробовала генетические коды разных типов. И создала нас С нашим запирающим геном агрессивности. С законом компенсации — чтобы мы не уничтожили себя раньше времени. Вы правы, Уолт, человечество — это природная бомба замедленного действия. Когда мы научимся менять мировые постоянные, когда будет сконструировано то оружие будущего, о котором мы через неделю напишем в нашем докладе, тогда перестанет действовать закон компенсации, и мы сделаем то, чего не в состоянии сделать сейчас, потому что сама эта тупая, слепая, глухая и чертовски дальновидная природа следит за нами… Сможем начать войну, которая нас уничтожит И изменит Вселенную. Заставит ее вновь сжиматься и вновь обновляться, но нас при этом не будет — что мы для Вселенной, а? Запал, детонатор, что?

— Бомба замедленного действия, — сказал Льюин.

Прескотт поднял с земли камешек и швырнул в воду.

— И помешать этому мы не сможем, если даже захотим, — продолжал он. — Если уж природа добивается своего, то делает это с многократным запасом прочности. Бомба, узнав, что она бомба, не пожелала взрываться? Черта с два. Ген агрессивности не тикает, как часовой механизм, но он впечатан намертво, попробуйте его вынуть — жизнь прекратится. А жить хочется. Хотя бы до тех пор, пока…

— Можно попробовать, — пробормотал Льюин.

— Как? Вы там у себя в обществе “Ученые за мир” — что смогли сделать вы? Пикеты, письма, демонстрации. Все это игрушки. А договоры? Подписывают, сокращают один класс ракет, а в это время начинают разрабатывать новый Мир как катился в тартарары, так и катится. Господи, да вы в этом вашем обществе тоже грызетесь. Каждый считает свои взгляды самыми правильными, вся ваша деятельность — способ самокопания людей с гипертрофированной совестью. Мир жив до сих пор вовсе не потому, что есть такие, как вы.

— Вы упрощаете, Генри, — с сомнением сказал Сточерз. — Вы строите модель и потому наверняка упрощаете. Есть еще русские и вся их система, которой, как они утверждают, чужда война…

— И которые, — подхватил Прескотт, — тем не менее устроили эту гонку, которую теперь сами не могут остановить. Мы как два полушария в атомной бомбе. Но критической массы еще нет, и закон компенсации действует как предохранительное устройство.

— Уолт, — сказал Сточерз, обращаясь к Льюину. — Я думаю, что мы потребуем совершенно надежных доказательств. Я имею в виду наш Комитет. Вы привели своей идеей в восторг Прескотта. Генри уже готов броситься к терминалу. А мне это не нравится. Это философия, это недоказуемо, и даже если все так, то это дело очень недалекого будущего!

— Которое, черт возьми, готовим мы с вами сегодня, Джо! — вскричал Льюин. — Доклад о будущем оружии мы начнем готовить на следующей неделе. И не напишем ли мы, что наиболее перспективным является изменение мировых постоянных? И те, кто потом будет принимать решения, опираясь на наш доклад, — чем они лучше нас с вами? Неужели вы не понимаете, Джо, что решение о будущем человечества придется принимать нам? Подскажите, и я приму любой другой вывод. Но другого нет. Все однозначно. Нужны доказательства? Комитет их получит. Мы должны решать, и о нашем решении не должен знать никто. Понимаете?

— Понимаю, — сказал Прескотт.

— А я нет, — буркнул Сточерз.

— Представьте, Джо, — сказал Прескотт, — что наши политики знают обо всем. Понимают: что бы они ни делали, мир пока не погибнет. Еще не время… У них окажутся развязаны руки. Бомбы станут валиться направо и налево.

— Филипс знает, что мы готовы писать доклад, — сказал Льюин. — Если мы отложим, станет ясно, что у нас появилась информация, которую мы скрываем. Значит, доклад писать все равно нужно. Писать то, о чем и так собирались. Оружием далекого будущего является изменение мировых постоянных. Об остальном нужно молчать. И думать. И решать.

— Это ваше общее мнение? — спросил Сточерз.

— Думаю, да, — Льюин посмотрел на Прескотта. — Тот кивнул. — Вы согласны, Джо?

— Пожалуй…

С Мирьясом и Пановски поговорил Прескотт, а Льюин отправился к Рейндерсу. Сточерз предложил пойти вместе, но Льюин отказался.

Рейндерс действительно отверг идею сразу. Он был футурологом и твердо знал, что экспертные оценки и моделирование страдают обычно преувеличениями или преуменьшениями. Льюину пришлось терпеливо объяснять, что сравнительный анализ, сглаживание и все прочие прогностические процедуры были проведены вполне аккуратно. После бессонной ночи и прогулки по университетскому городку Рейндерс заявил, что модель Льюина, если даже и верна, должна быть включена в доклад, где нужно описать и все возможные последствия. Для людей, конечно, а не для Вселенной.

Льюин нервничал — утром предстояло официальное заседание Комитета, стенограмма которого дойдет до Филипса, и нужно, чтобы все шестеро пришли с единым мнением.

— Послушайте, Уолт, — сказал наконец Рейндерс, — отчего вы так меня обхаживаете? С остальными вы поговорили? Как отнеслись к этому Прескотт и Пановски?

— Все согласны, что это может случиться, — сказал Льюин. — Поймите, Ларри, дело не в том, кто с кем согласен. Анализ, который провели мы с Генри — независимо друг от друга и совершенно разными способами — смогут повторить и в будущем, если в нашем докладе не будут скрыты некоторые частности. Вы представляете, что произойдет, если мы с Генри правы, и политики с военными это поймут?