Первое грехопадение - Олег Лукошин

Мы шли по залитой грязью улице. Приходилось делать виражи, чтобы обойти лужи. Девчонки держали меня за руки.

— Они нас безобразными называют, — продолжала жаловаться Марина. — Уродинами.

— Э-э, да что они понимают! — отвечал я. — Живут на краю света, в богом забытой дыре и ничего не знают, что в мире делается. А в мире сейчас безобразные девушки как раз самые модные. И в фильмах их все снимают, и в журналах фотографируют.

— Что, на самом деле? — спросила Лена, причём так серьёзно, что по спине моей пробежал холодок.

— Конечно! — кивнул я. — Я же везде бывал, всё видел. Было время, когда только красивых сниматься брали, но сейчас всё наоборот. Безобразные девочки снова в моде! Только их снимают, только им деньги платят.

— Что, совсем-совсем безобразные? — удивлённо смотрела на меня Лена. — Прям как мы?

— Да ещё страшнее! Вы по меркам шоу-бизнеса самые настоящие красавицы. Вот вырастите, моделями станете. Знаете, сколько модели денег зарабатывают?

— Сколько? — спросила Марина.

— Миллионы! И все их уважают, все им руки целуют. А вы печалитесь, что некрасивые… Вы радоваться этому должны! Я вам просто завидую. Потому что знаю, какой успех вас ждёт и какие деньги вы будете загребать. В безобразных девочках — вся привлекательность.

В тот вечер я делал с ними уроки. Знаний моих вполне хватило на все предметы, даже на английский язык. Я помогал им делать упражнения, задачи, решал примеры и неожиданно обнаружил в себе педагогические задатки.

— Вот смотри, — говорил я Лене, — первая бригада строителей за час уложила…

Лена была сообразительной. Ей даже подсказывать особо не приходилось. Мне показалось, что она ждала моего объяснения лишь как очередного знака внимания.

С Мариной дело шло тяжелее. Она лишь пожимала плечами и ковырялась в носу. Я сделал за неё все задания и заставил переписать в тетрадь. Она сделала это с огромным количеством ошибок.

— Дядя Алёша, — спросила меня Лена, — а вы с мамой поженитесь?

Вопрос поставил меня в тупик. Жениться на её матери я разумеется не собирался. Но говорить об этом девчонкам было бы неправильно.

— Это не от меня зависит, — ответил я уклончиво.

— От мамы?

— И от неё вряд ли.

— От чего же?

Я подбирал нужные слова.

— От обстоятельств.

— От обстоятельств… — разочарованно и не по-детски серьёзно произнесла она.

— Просто мы ещё слишком мало знаем друг друга, чтобы принимать такие решения.

— А я хочу папу! — сказала вдруг Марина, но тут же засмущалась меня, а ещё больше сестру. — Лена смотрела на неё необычайно сурово, с какой-то странной тоской на изуродованном лице.

Раздался звук открываемой двери и через мгновение на пороге, с сумками в руках, показалась хозяйка. Была она явно не в настроении, а увидев нас вместе за столом, как-то нехорошо этому удивилась.

— Вот они где, — сказала она, недружелюбно на нас посматривая, словно ревнуя меня к дочерям. — Милая семейка. Папаша и дочки.

Я не понимал причину её недовольства.

— Как дела у тебя? — спросил, чтобы сменить тему. — Что-то ты неважно выглядишь.

— Неважно! — завелась она вдруг. — А ты постой весь день на ветру, потаскай сумки, и посмотрю я, как ты будешь выглядеть.

Я попытался помочь ей закинуть сумки на печь. Маша раздражённо оттолкнула меня.

— Отойди на фиг. Помощник херов.

Я был неприятно удивлён её реакцией. Мария Сергеевна с каждой минутой заводилась всё сильнее.

— А полы-то вы не мыли что ли? — обнаружила она вдруг под ногами сор. — А? — сверкая глазами, возвышалась она над дочерьми.

Девочки пришибленно молчали.

— Чё молчишь? — дала она подзатыльник Лене. — Я тебе что говорила? К моему приходу полы намыть!

— Они не успели, — заступился я за девочек. — Мы уроки делали.

— Ах, вы уроки делали! А полы я за вас мыть должна?!

Она схватила дочерей за волосы. Девочки завизжали.

— Я весь день как проклятая пашу, — орала хозяйка, — а они прохлаждаются здесь! Сидят, улыбаются. Уроки у них!

Я оттащил её в сторону.

— Маша! — держал я её за руки. — Что с тобой?

От моего вопроса и пристального взгляда, которым я пытался образумить её, у хозяйки началась настоящая истерика.

— Пошёл на хер! — срываясь на визг, завопила она.

Потом, оттолкнув меня, схватила полотенце и стала лупить им дочерей. Лена тотчас же забралась на печь и спряталась там, забившись в угол. А вот с Мариной стало происходить что-то странное.

— А-а-а-а-а!!! — упав на пол, закричала она и затряслась какой-то нехорошей дрожью. Мать, не взирая на это, продолжала бить её.

Я схватил хозяйку и оттащил её в соседнюю комнату. Она вырывалась, царапала меня ногтями и визжала. Лишь после того, как я посадил её на стул и хорошенько встряхнул, она как-то обмякла и немного успокоилась. По крайней мере перестала вопить. Закрыв глаза ладонями, Маша заплакала.

Марина продолжала кататься по полу. Я поднял её и перенёс на кровать.

— Лена! — метнул я взгляд на прятавшуюся на печи девочку. — Что с ней делать? Может «скорую» вызвать?

— Не надо, — отозвалась она. — Сейчас пройдёт.

Вскоре Марина действительно перестала кричать. Лишь болезненно всхлипывала.

Всё произошедшее произвело на меня весьма удручающее впечатление. На душе было тяжело. Мне не хотелось оставаться сейчас в помещении. Убедившись, что Марине лучше, я захватил сигареты и стал одеваться.

— Я пройдусь, — кивнул я Лене. — Подышу воздухом. Может, мать успокоится за это время.

Лена мне не ответила.

На воздухе я закурил и бесцельно побрёл вдоль по улице. Что-то очень нехорошее ощущал я в окружающей меня реальности. Какой-то надлом, отторжение к этому месту, к этой работе, к этим людям.

— Да ничего, ничего, — говорил я сам себе. — Что ты как баба. Нельзя всё так близко к сердцу принимать. Везде такое бывает, в каждой семье.

Самоуспокоение действовало слабо.

Вернувшись через час на квартиру, я обнаружил хозяйку сидящей за столом. На столе стояла распечатанная и наполовину опорожненная бутылка дешёвой настойки. Ещё одна — пустая — валялась под столом.

— Садись! — выпученными, бессмысленно-презрительными глазами смотрела она на меня. — Пить будешь?

Язык её заплетался. Голова не держалась на плечах. Она была красной и злой.

— Нет, спасибо, — отозвался я.

И, чуть подумав, присел на соседний табурет.

Я сделал это зря. Мне надо было уйти в свою комнату, раздеться и лечь. Слабым, пьющим людям нельзя делать шаг навстречу. Но я дал Марии повод для колючего и идиотского разговора.

— Чё, не нравлюсь? — уставилась она на меня тем болезненно-пытливым взглядом, которым смотрят алкоголики.

— Да, не нравишься, — не отводя глаз, ответил я.

Мария Сергеевна опустила голову и презрительно усмехнулась.

— Гордый значит, — бормотнула она. — Не такая тебе нужна… Думал, я правильная, а я оказывается сука дешёвая. А, так ведь?

— Ничего я не думал, — я был раздражён и её тоном и её словами.

Особенно неприятным во всём этом было то, что она воспринимала меня уже не как какого-то чужого мужика, пущенного на постой, а как неотъемлемый, нерушимый элемент своей жизни. Словно я каким-то образом принадлежал ей, и это ощущение вызывало во мне крайнее отторжение и к ней, и ко всему, что было с ней связано.

— Я вообще о тебе не думаю, — продолжал я. — Я приехал сюда работать, жизнь новую начинать, и ты мне на фиг не нужна. Без тебя раньше жил, без тебя и впредь проживу.

Я вдруг понял, что говорю в том же стиле, что и она. Словно я действительно оброс некими нитями, что связывали меня с ней. Меня это разозлило.

— Ну правильно, мы ведь вам не чета, — с той же презрительной улыбкой вещала хозяйка. — Вы ведь чистенький, грамотный, а мы кто? Мы голь перекатная. Мразь подзаборная…

Боже мой, подумал я, что она несёт!

Мария Сергеевна налила себе ещё одну рюмку настойки и залпом выпила.

Мне хотелось встать и уйти, но почему-то я опять не сделал это. Хозяйка снова заговорила, неся какую-то несусветную чушь, а я сидел, морщился, воротил голову, но всё же слушал, слушал. Слушал, пока она не вылакала содержимое бутылки и, сморившись, уткнулась лицом в стол.

Я схватил её за руки и поволок к кровати. Закинул на не застеленную постель, потом присел к окну, открыл форточку и закурил.

Сигарета подходила к концу, когда дверь приоткрылась и в комнату проскользнула Марина. Доковыляв до меня, она повисла у меня на руках.

— Папа! — услышал я её голос. — Я спать не могу.

Она плакала. Я вздрогнул от слова «папа» и посмотрел на неё таким удивлённым взглядом, что увидевший меня в эти секунды, наверняка подумал бы, что со мной что-то неладное. Но меня никто не видел. Марина забралась ко мне на колени и обвила меня руками.