Красота в наследство - Ольга Сенько

Летом было запланировано замужество и обмен. Предстояли большие хлопоты, но основное было решено. Ирина успокоилась. Учеба отнимала много времени. Женька стал заходить реже, она ему запретила постоянно: мозолить ей глаза и отнимать время. Все чаще стала вспоминать тетю Веру.

И чем она ее зацепила? Сильная старуха. Умная, безусловно. Почему у нее жизнь так сложилась? Одинокая, детей нет. Как-то ей и в голову не пришло при этом вспомнить, что у нее самой есть ребенок. Старуха, безусловно, образованна. Не в общепринятом смысле этого слова, а по-настоящему. Ударными темпами наштампованные специалисты советского разлива производили грустное впечатление. Многие не умели грамотно писать, часто страдали косноязычием. Даже университетские профессора, цвет интеллигенции, выражались иной раз так, что их трудно было заподозрить в избытке образованности. Тетя Вера в этом отношении была безупречна. А просидела всю жизнь в библиотеке. Это занятие повышению интеллекта, конечно, способствует, но признания в обществе не дает. А с другой стороны, зачем оно, признание в этом обществе? И кто это должен признавать? Выходило так, что никто. Ну и чего дергаться? Единственное, за что можно бороться в жизни, — материальное благополучие. Если тетя Вера спокойно жила в своей убогой квартирке с книгами и больше ничего, вероятно, не хотела, то Ирина так не могла. Она с детства привыкла к определенному комфорту, и лишаться его сейчас было бы очень тяжело. Пока она жила на родительских запасах, а дальше что? Но, тем не менее, бабка эта ее привлекала. В то же время Ирина ее побаивалась. Она и про семейную тайну забыла, просто соскучилась. Позвонила вечером, назавтра обещала приехать. Андрея пока оставляла в неведении о своем знакомстве со старухой.

Подумав, на этот раз, прихватила с собой шампанское и конфеты. Они вместе отметят предстоящие события. Ирина была уверена, что тетя Вера обрадуется, узнав о том, что она окончательно решила осесть на родине предков.

Тетка ждала ее, вскипятив чайник. Жила она скудно, пенсия маленькая, это чувствовалось по обстановке. Роскошью были только книги. Кухня тесная, утварь в ней убогая. Обычное логово одинокой пенсионерки. Ирине стало жаль тетку. Она рассказала ей о своих планах, предложила отпраздновать это событие. Явной радости старуха не проявляла.

— А как ты собираешься прописаться в Москве? — спросила только. Ирине пришлось рассказать. Она изложила все кратко, тетка молча слушала, потом задала коварный вопрос:

— А зачем он это делает, этот твой приятель?

— Не знаю. Он сам предложил. Мы с ним давно дружим. Просто хотел помочь.

— Просто ничего не бывает. Он наверняка в тебя влюблен и надеется. Разве не так?

— Так, — промямлила Ирина.

— Играешь, девочка, чужими чувствами в своих мелких целях, — уронила вдруг тетка безапелляционным тоном. Как будто констатировала факт. — Жесткая ты, я вижу, если не сказать больше. Расчетливая.

— Ну зачем вы так, тетя Вера? Вы же меня совсем не знаете. Я много пережила. Потеряла родителей. Одна практически осталась. И вообще… Мне кажется, вы несправедливы, — тихо добавила Ирина.

— Ну если так, извини. Я когда тебя первый раз увидела, сразу Аню вспомнила, сестру свою. Вы похожи, ты уже видела. И подумала: вот такая Аня могла бы жить и процветать в этом мире. Ты будешь жить хорошо, я в этом уверена. И совесть тебя отягощать не будет. Это написано на твоем красивом лице.

Ирина оторопела. Ну это уже слишком. Она слегка захмелела от шампанского, наверное, поэтому и потеряла контроль над собой:

— Какое вы имеете право судить обо мне? Да, я дочь вашей племянницы. Уж не знаю, по каким причинам вы ненавидели мою маму, но вы и к ней были несправедливы. Потому что это была самая прекрасная женщина. Ее все любили. А вот вас не любит никто, похоже. Живете в гордом одиночестве.

— Я живу, девочка, как умею и как мне нравится. Уже отживаю. За Елену я очень рада. Кто тебе сказал, что я ее ненавидела?

— Я разбирала вещи и нашла ваше письмо. Вот оно. За что вы ее не могли простить?

— Я не хочу говорить об этом. И тебе не советую расспрашивать. Но вижу, тебе самой хочется рассказать о чем-то. Что ты успела натворить, Ирина? Не удивляйся, я ведь ничего о тебе не знаю. Просто чувствую. Я знаю нашу породу. Прожила большую жизнь, много видела. Тебя что-то угнетает. Если хочешь, расскажи.

Ирина расплакалась. Ей стало жаль себя, у нее не было мамы, не с кем было поделиться, когда на нее свалилось это событие, или как его назвать, непонятно. Так хотелось тогда, чтобы ее пожалел кто-нибудь. Женька не в счет. Ей нужен был мудрый человек, который объяснил бы ей, что такое эта жизнь, взял бы на свои плечи часть груза. И вот в этой старой тетке она увидела такого человека. Тетка и пугала ее своей дьявольской проницательностью, и привлекала одновременно. Удивить ее, похоже, невозможно было ничем.

Ирина стала рассказывать. Конечно, о причинах, загнавших ее в ловушку, она умолчала. Щадила теткину предполагаемую девственность и не хотела показаться смешной или ненормальной. Ее изнасиловали, придумывала обстоятельства. А дальше рассказала все вплоть до мельчайших подробностей. И про Женькину роль в этом спектакле тоже. Тетя Вера сидела молча, не задавала вопросов и не встревала. Она долго молчала и после того, как Ирина закончила уже свой рассказ.

— У тебя что, проблемы с сексом, чертово ты семя? — тетка рявкнула так громко, что Ирина вздрогнула. — Что ты мне тут наплела? Ведь это же вранье. Никто тебя не насиловал. Ты похожа на изнасилованную, как я на балерину. Ты сама изнасилуешь любого, и этого несчастного, как его там, Женьку, ты тоже уже изнасиловала. Точит тебя червь какой-то изнутри. И ты совершаешь все эти глупости, используя при этом окружающих. Ребенка твоего мне жаль, но думаю, что все к лучшему. Ты бы ему все равно ничего не дала. Привыкла брать. Знакомая ситуация. Откуда эта гниль взялась в нашем роду?

— При чем тут род?! И что это за чертово семя? Сказали «а», говорите и «б», — в свою очередь взорвалась Ирина.

— Просишь — расскажу. Не жалей потом только. Ты хотела знать сама, ходила ко мне и вынюхивала. Разве не так? Взрослая ты девочка, может, поймешь свою мать. Может, ее пример научит тебя чему-нибудь в этой жизни. И ты будешь смотреть на это другими глазами, не то что я, ископаемое. — Тетка дышала тяжело, потом долго молчала и, наконец, начала:

— Мы с Анютой жили тогда вдвоем в коммуналке. Было у нас две комнаты — шикарно по тогдашним временам. Повезло. Поселились, когда она уже родить должна была. Отец Елены к тому времени погиб. Жаль, не видела я его и не знала. Может, с него все и началось… Родила Анюта девочку. Для нас это была большая радость. Сестра была, я уже тебе рассказывала, мягким и нежным существом, не очень приспособленным к жизни. И оказалась такой же матерью. Елену очень любила. Заботилась. Когда ребенок болел, она сама заболевала. Ночи напролет над кроваткой просиживала, боялась потерять. Я, как более жизнеустойчивая, была добытчиком. Плохим, конечно, но как-то жили. Отдали потом Елену в детский сад, Аня на работу вышла. У Ленки сразу две матери было. Я ее воспитывала, а Анюта просто любила. Ленка была хорошеньким ребенком, умницей. Читать, писать научилась рано, без проблем. Память у нее хорошая была. Ласковая, милая девочка. Надышаться на нее не могли… Аня была красивая. И, конечно, поклонники у нее были. Но она двенадцать лет ни с кем не встречалась. Помню, приезжал майор на машине, стоял под окнами с букетом, как мальчишка. Да и не только он. А она все бежала с работы к ребенку. Один ухаживал, другой. Много раз она имела возможность устроиться в жизни, но всегда говорила: «А как же Леночка? Не нужно мне ничего. Будем жить по-прежнему». На меня, — тетка усмехнулась, — охотников не находилось.