ЗОЛОТОЙ НЕМЕЦКИЙ КЛЮЧ БОЛЬШЕВИКОВ - Сергей Мельгунов

Возможно, что история в будущем откроет источники этой информации и что в архивных тайниках найдутся более документальные следы использования большевиками немецких «секретных фондов». Из авторитетного источника я слышал, что главным информатором Бернштейна явился сам Ранцау, в условиях как будто бы несколько напоминающих обстановку, при которой некогда Бурцеву в поезде удалось вырвать признание у бывшего начальника департамента полиции Лопухина относительно Азефа. И тут само собой выдвигается фигура Шейдемана. Можно ли поручиться, что лидер немецкой социал-демократии так или иначе, не только прикоснулся, но и санкционировал националистическую авантюру 17го года? Как характерно, что в воспоминаниях «Dег Zusammenbruch», изданных в 1921 г. кстати сказать - выпущены они были издательством Парвуса), в которых автору приходится часто рассказывать, как он поступался своими личными взглядами во имя партийных решений, Шейдеман, достаточно близко стоявший к Парвусу, не упомянул даже имени последнего. Ошибочность «мастерского хода» придуманного Парвусом, (ошибочность прежде всего с точки зрения германских интересов) стала ясна впоследствии даже для военных кругов - для того же Людендорфа[105]. Ее осознали раньше других многие из немецких социалистов.

Недаром партийный официоза еще 11 июля 17 года доказывал близорукость точки зрения тех, которые радуются наступлению анархии в России, и полагал, что для дела мира гораздо важнее сильная Россия, искренно стремящаяся к справедливому миру. И позже «Форвертс» выступал против утопий, стремившихся окончить европейскую войну Мировой социальной пертурбацией. Сам Шейдеман, председатель социал-демократической фракции в рейхстаге, был уже решительным противником Брест-Литовскаго мира, но он остался в меньшинстве. Известно, что фракция воздержалась в ответственный момент от голосования. Так и позднейшее пореволюционное демократическое правительство в Германии не очень стремилось поставить «ребром» вопрос о раскрытии «темной главы» в истории русского большевизма и отношения его к немецким правящим кругам. «Гнусность» этих отношений покрыла бы «позором» имя Ленина, если бы обвинения Бернштейна оказались справедливыми - так думало или по крайней мере официально говорило коммунистическое «Роте Фане». «Позор» Ленина мог бы дискредитировать и некоторые круги немецкой социал-демократии. В сознании немецкой революционной демократии, как и русской, незыблемые законы общественной морали, на которых настаивал Бернштейн[106], пасовали перед требованиями реальной политики. Это была тактическая ошибка, но именно она не дала возможности внести своевременно с немецкой стороны полную ясность в вопрос о роли иностранного золота в русской революции Мне кажется глубоко был прав тот «видный немецкий военный деятель», который в 1921 году сказал в Берлине представителю Бурцевскаго «Общего Дела»: «как вы думаете, если бы в статье г. Бурцева «Я обвиняю», где он пользуется мною же сообщенными ему сведениями о 70-ти миллионах, было хоть что-нибудь не соответствующее правде - наше правительство не поторопилось ли бы опровергнуть все и поднять целый скандал? Уже одним тем, что наше правительство молчит, оно подтверждает все то, что сказал г. Бурцев»[107].

IV. Заключение

Эпопея о немецком золоте, поскольку речь идет о Ленине и революции 17-го года, может считаться законченной. Где же, в конце концов, лежит «золотой немецкий ключ»? В каких тайниках (искать его? Мне кажется, что почти исчерпывающей ответ фактически уже дан. Правильность его до известной степени может подтвердить беглая страничка личных воспоминаний из эпохи того же смутного времени. Как то редакцию «Голоса Минувшего» в Москве посетил вернувшийся из Парижа, уже после июльских дней, сотрудник нашего исторического журнала столь прославившийся впоследствии Покровский. На заседании присутствовало несколько человек редакционного коллектива. Покровский - марксист, издавна принадлежавший к большевистской фракции, не был в рядах наших близких друзей. И почти естественно было, прежде всего задать ему вопрос об его отношении к курсу ленинской политики и о происхождении тех денег, о которых говорила вся страна. Брали ли большевики у немцев деньги для своей работы? И Покровский, не задумываясь и не колеблясь, пояснил, что деньги дали немецкие социал-демократы. Я не только хорошо это помню, но мы тогда же запротоколировали признание видного большевистского деятеля. В Москве в коммунистической академии, куда попала вся моя библиотека и весь мой архив, как личный, так и редакционный, должен был сохраниться этот протокол. Не могу сказать, что признание Покровского нас удовлетворило, ибо нам чужда была такая широкая интернациональная терпимость в бурную эпоху войны. Но все-таки ошибочная тактика не могла быть морально унизительным деянием. Подобное признание уничтожало то позорное, что было в установлении факта содружества интернационалистов с генеральным штабом одной из воюющих держав. Покровский осуждал всю ленинскую тактику и говорил, что не выходит из партии только потому, что намерен бороться внутри ее с опасным направлением. Вскоре мы увидали на практике всю искренность признаний недостаточно еще ориентировавшегося в момент посещения нашей редакции историка-марксиста. В то время мы сами мало были осведомлены. С очевидностью можно сказать теперь, что деньги дала отнюдь не немецкая социал-демократия из побуждений своего интернационалистического сознания. «Невероятная сумма», полученная Лениным и его товарищами - писал Бернштейн - не могла оставить места для сомнений, откуда притекали эти деньги. И все же некоторая фикция была соблюдена - в кармане Парвуса, связанного и с социалистическим миром, и с министерством иностранных дел и с представителями генерального штаба надо искать тот «золотой немецкий ключ» которым открывается тайна необычайно быстрого успеха ленинской пропаганды. Никогда, очевидно, не было момента, чтобы Ленину хотя бы в символическом виде в какой то кованой шкатулке передали 50 миллионов немецких золотых марок. Возможно, что и самая сумма, названная Бернштейну, преувеличена, поскольку речь идет о деньгах, переданных непосредственно в распоряжение ленинцев. В итог могли быть зачислены и другие действия той «внутренней акции» по разложению России которую вел немецкий генеральный штаб согласно плану, установленному еще до войны.

Примечания

[1]

Обращу внимание почтенного публициста на то, что сам политический руководитель органа, в котором ставился Бурцеву недоуменный вопрос, в своем историческом труде о революции 17 г. давал еще более упрощенную концепцию. Касаясь августовской резолюции московского совещания общественных деятелей, Милюков писал: «после 3-5 июля собственно можно было бы говорить не только о «слепом увлечении», о «заблуждениях» и «увлечениях», о «невольном» содействии врагу. Факт подкупа влиятельных вождей революции германскими деньгами был установлен официально следственной властью». («История II, 114).

[2]

Характерно, что все большевистские мемуаристы, отрицающие, конечно, по отношению к себе обвинения в каких-либо сношениях с немецким правительством во время войны, безоговорочно определяют эти возможный отношения терминами: платные агенты, шпионы и пр., то есть применяют ту неразборчивую квалификацию, которая, как было указано, вызывает протесты.

[3]

Троцкий здесь, как мы увидим, механически повторяет чужие слова, не потрудившись даже вникнуть в их смысл, - речь идет не об оригиналах, а о копиях группы документов, напечатанных в приложении к основной публикации.

[4]

Нельзя, конечно, к числу откликов на выступление Бернштейна отнести попутные замечания о «глупом заявлении» Бернштейна, которая можно найти в советской печати (например, в критической заметке Ленцера в «Красной Нови» [1925г) по поводу одной моей статьи в «На Чужой Стороне»).

[5]

Вскоре же заявил о своём выходе из Союза.

[6]

Это «Микола Троцкий» и явился, очевидно, поводом для утверждения, что Лев Бронштейн (Н. Троцкий) служил в австрийской полиции.

[7]

Эта заметка Троцкого тогда же была воспроизведена в России в другой статье Алексинскаго в № 9 «Современного Мира» - «Австрийские провокаторы и российские путаники».

[8]

Скоропись-Иолтуховский и Меленевский еще в 17 г. выпустили в Стокгольме соответствующую брошюру. Позднее Иолтуховский, перешедший уже на «гетманскую» платформу, в воспоминаниях: «Мои «Злочини», напечатанных в венских сборниках «Хлибориб Украины» [1920-21 гг.), в деталях рассказал о деятельности СОУ. См. также Д. Одинец «Из истории украинского сепаратизма». «Совр. Зап.», 68 кн.