Утро под Катовице (СИ) - Ермаков Николай Александрович

Проснувшись в десять утра, я получил ставшую уже привычной кружку горячего кофе и плитку шоколада. Когда я отхлебнул бодрящего напитка, девушка тоже налила себе кофе и села рядом.

Анджей, а где мы сейчас находимся?

Недалеко от Олешице, знаешь где это?

Конечно! Это ведь уже совсем близко! Как хорошо! А когда мы доберёмся до Львова?

С этим придется подождать, — расстроил я её, — Сейчас вокруг города идут бои и попасть в город невозможно, да и вполне вероятно, что до подхода русских, немцы не смогут его захватить.

А ты уверен, что русские нападут на Польшу?

Абсолютно. Но это не нападение, это необходимость не дать немцам поработить украинцев и белорусов.

Все равно это подло! Удар в спину! Ненавижу их!

Нда. А я ведь так и не сказал ей, что я русский. Почему бы не сейчас?

А я ведь русский.

Ты?! Русский!? Как!? — в этот момент лицо девушки как нельзя лучше подходило для иллюстрации словосочетания «когнитивный диссонанс».

Ну да, родился я в Варшаве, но мои родители были русскими, — спокойно пояснил я.

Какой ужас! — Болеслава рассматривала меня, как будто увидела меня в первый раз. Пока она так смотрела на меня, её лицо отражало обуревавшие девушку эмоции. Наконец она несколько успокоилась и обличающие тоном спросила:

Наверное, ты очень рад тому, что они захватят Польшу?

Нет, меня эта ситуация тоже совсем не радует, я же не коммунист, иначе бы уже давно перебрался в СССР. Но в сложившейся ситуации, то, что я русский, может уменьшить мои будущие проблемы.

Кивнув, девушке слезла с танка, отошла шагов на двадцать и устроилась под раскидистой елью, обиженно надув губы и показывая всем своим видом, что не желает со мной разговаривать. Ну да ладно, переживем.

Делать мне было нечего и я предался праздному безделью. Просто бросил на траву пару шинелей, лег на спину и смотрел на голубое небо, по которому плыли редкие облака. Вспомнилось, как шесть дней назад Болеслава также была обижена на меня, а я жаловался сам себе на скуку. Смешно. Как говорится, опасные приключения заказывали? Получите и распишитесь! Нет уж, теперь буду не роптать, а наслаждаться каждой минутой ничегонеделания. Даже пушку чистить не буду, а то это стало нехорошей приметой. Однако долго лежать в одиночестве не пришлось, через полчаса на меня сверху улеглась девушка, закрыв своими глазами бездонное небо, и впилась в мои губы. Так мы лежали долго, я не засекал по часам, но, наверное, не менее часа. За это время были опробованы всевозмжные техники поцелуя. Потом, оторвавшись от меня, она легла рядом и отдышавшись сказала:

Прости, я часто бываю невыносимой дурой! — затем, не дожидаясь ответа (да он и не нужен был, после такого-то поцелуя!), она продолжила, — А как мы поженимся, ты ведь не католик? Мне надо будет перейти в твою веру?

В СССР с этим все просто: брак регистрируют государственные органы, а кто к какой вере принадлежит, не спрашивают.

А откуда ты всё знаешь?

Читал много, интересно было как там люди живут. Но тебе в любом случае сначала надо развестись с Казимиром, если он жив…

Ничего не говори больше, я верю что он жив! А то получится, что я подлая курва… Хотя, так ведь на самом деле и есть, я — курва!

Теперь я повернулся так, чтобы оказаться над ней и поцеловал, на этот раз недолго, но постаравшись передать ей всю свою страсть.

Не говори так, мы ведь любим друг друга!

Вот и Ядвига говорила, что грех, это когда без любви, — она замолчала и задумалась, а я вновь лег рядом и продолжил смотреть в небо.

Так мы лежали, до тех пор, пока не наступила пора обедать.

Девушка вновь приготовила перловку со свиной тушёнкой, к которой мы, как и вчера, добавили консервированные овощи. После приема пищи девушка мне сообщила, что у нее в Немирове живёт дядя по матери.

А ты его хорошо знаешь?

Конечно! Он, когда приезжал во Львов, всегда останавливался у нас. Но я у него ни разу в гостях не была, хотя адрес знаю.

А чем он занимается?

Он часовщик, ремонтирует и продает часы.

Хм, а если ты появишься в Немирове, он тебя приютит?

Разумеется, а почему ты спрашиваешь?

До Немирова отсюда около сорока километров, вокруг него обширные леса, в которых можно укрыться, а когда его займут русские, можно будет выйдя из леса, оказаться сразу на окраине города, поэтому я думаю, что нам было бы безопаснее остановиться там, до того как его займут русские, А после их появления, ты пойдешь к своему дяде, а уж потом, когда все образуется, безопасно доберешься до своих родителей.

А ты?

А я сдамся русским, они меня отправят в лагерь военнопленных, откуда я буду подавать прошения о предоставлении мне советского гражданства и свободы, — обрисовав ей свои перспективы, увидел, как девушка хмурится и добавил то, что она жаждала услышать, — А когда меня освободят, я найду тебя и мы поженимся! — Болеслава сразу заулыбалась и бросилась в мои объятия.

Я согласна!

Ну а что ещё женщине надо для счастья?

Остаток этого и весь следующий день мы провели в разговорах. Девушка рассказывала мне про дядю Абрама и его семью, про других своих родственников. А я её инструктировал о правилах жизни в советском обществе.

Запомни, надо всегда хвалить советский строй, коммунистическую партию и товарища Сталина.

А если я не буду хвалить?

Ну… если просто будешь молчать, то это не страшно, а вот если будешь ругать, то посадят в тюрьму за антисоветскую агитацию. При этом написать донос может любой собеседник. Запомни, это очень серьёзно!

Кошмар, мне страшно… Как же там жить, если слова сказать нельзя?

Есть много других тем для разговоров — о семье, о детях, о погоде, о здоровье. Говори на эту тему сколько хочешь. Но когда речь о политике, то хвали партию и правительство, ругай несправедливость капиталистического строя, в крайнем случае молчи! И родителям и родственникам скажи чтоб не болтали о политике попусту. И поверь мне, это намного лучше, чем жить под немецкой оккупацией, особенно тебе.

Почему это особенно мне?

Да потому, что ты наполовину еврейка, а евреев они за людей не считают. Да и славяне для них ненамного лучше. Ты немецкий знаешь?

Да.

Я тебе дам почитать брошюрку о расовой чистоте, которую у тех душегубов забрал, там подробно их взгляды расписаны.

Так мы и беседовали, когда надоедало говорить, целовались, устав же лобызаться, просто лежали. А в ночь с шестнадцатого на семнадцатое сентября мы погрузились в танк и я выехал на большую дорогу, в смысле на шоссе Олешице — Львов. Там я пристроившись к транспортной автоколонне доехал до Грушева, проехав который, беспрепятственно свернул на пустынную дорогу, идущую на север, в сторону Немирова. Далее, не доезжая до города, свернул в лес, объехал Немиров с юга, не забыв затереть следы танка в местах съезда и выезда на трассу, и в половине четвертого утра остановился в хвойном лесу восточнее города Немиров. Оставшееся время до рассвета я тщательно затирал и маскировал следы — здесь стоянка будет долгой, осторожность должна быть максимальной. Потом обследовал окружающую местность, и только тогда завалился спать.

Проснулся я около полудня и сразу получил кружку кофе. Шоколадку требовать не стал, так как видел, что каша уже готовится. Глядя на бездымный костер, предупредил девушку:

Мы здесь надолго, поэтому днём костёр, даже бездымный, разжигать нельзя, я сделаю горелку, на ней и будешь готовить. Бензина достаточно.

Действительно, если бы знать, что конечной точкой маршрута является Немиров, то можно было и не устраивать тот разбой на трассе. Имевшегося на тот момент бензина было вполне достаточно, чтобы добраться сюда.

После позднего завтрака я более тщательно обследовал местность, ставшую нам временным пристанищем. Этот лесной массив был сравнительно небольшим — пять километров в длину и три в ширину, но он был практически весь расположен на пологих склонах двух высоких холмов (перепад высот около пятидесяти метров) и разделяющей две вершины седловины. Обдумав увиденное и сверившись с картой, я решил ночью поменять стоянку. До вечера оставалось совсем немного времени, которое я вновь посвятил ничегонеделанию (самый лучший способ занять время!). А в десять часов вечера я вывел танк к дороге, потом по следу вернулся к ранее пересечённому ручью и поехал вверх по руслу, которое через два километров покинул и поднялся по склону, поставив панцер в седловине. Если кто и обнаружит следы на моей прежней стоянке, то все будет выглядеть так, что я уехал оттуда по дороге.