Во весь голос (сборник) - Владимир Маяковский

                    взбивши кущи,

нагоняет

                  барыши

всесоюзный

                        маг-халтурщик.

Рыбьим фальцетом

                                     бездарно оря,

он

     из опер покрикивает,

он

     переделывает

                               «Жизнь за царя»

в «Жизнь

                  за товарища Рыкова».

Он

      берет

                былую оду,

славящую

                   царский шелк,

«оду»

          перешьет в «свободу»

и продаст,

                   как рев-стишок.

Жанр

           намажет

                           кистью тучной,

но, узря,

                 что спроса нету,

жанр изрежет

                          и поштучно

разбазарит

                     по портрету.

Вылепит

                 Лассаля

                                ихняя порода;

если же

               никто

                           не купит ужас глиняный —

прискульптурив

                               бороду на подбородок,

из Лассаля

                     сделает Калинина.

Близок

              юбилейный риф,

на заказы

                  вновь добры,

помешают волоса ли?

Год в Калининых побыв,

бодро

           бороду побрив,

снова

           бюст

                    пошел в Лассали.

Вновь

            Лассаль

                           стоит в продаже,

омоложенный проворно,

вызывая

                зависть

                              даже

у профессора Воронова.

По наркомам

                          с кистью лазя,

день-деньской

                            заказов ждя,

укрепил

                проныра

                                 связи

в канцеляриях вождя.

Сила знакомства!

                                 Сила родни!

Сила

          привычек и давности!

Только попробуй

                                 да сковырни

этот

        нарост бездарностей!

По всем известной вероятности —

не оберешься

                          неприятностей.

Рабочий,

                 крестьянин,

                                        швабру возьми,

метущую чисто

                             и густо,

и, месяц

                 метя

                          часов по восьми,

смети

           халтуру

                          с искусства.

Секрет молодости

Нет,

        не те «молодежь»,

кто, забившись

                              в лужайку да в лодку,

начинает

                 под визг и галдеж

прополаскивать

                               водкой

                                            глотку.

Нет,

        не те «молодежь»,

кто весной

                     ночами хорошими,

раскривлявшись

                                модой одeж,

подметают

                     бульвары

                                       клешами.

Нет,

        не те «молодежь»,

кто восхода

                      жизни зарево,

услыхав в крови

                               зудеж,

на романы

                     разбазаривает.

Разве

           это молодость?

                                       Нет!

Мало

           быть

                    восемнадцати лет.

Молодые —

                       это те,

кто бойцовым

                           рядам поределым

скажет

             именем

                            всех детей:

«Мы

         земную жизнь переделаем!»

Молодежь —

                        это имя —

                                           дар

тем,

        кто влит в боевой КИМ,

тем,

        кто бьется,

                             чтоб дни труда

были радостны

                             и легки!

Столп

Товарищ Попов

                               чуть-чуть не от плуга.

Чуть

         не от станка

                                 и сохи.

Он —

           даже партиец,

                                      но он

                                                 перепуган,

брюзжит

                 баритоном сухим:

«Раскроешь газетину —

                                             в критике вся, —

любая

            колеблется

                                 глыба.

Кроют.

              Кого?

                          Аж волосья́

встают

             от фамилий

                                    дыбом.

Ведь это —

                     подрыв,

                                    подкоп ведь это…

Критику

                 осторожненько

                                               до́лжно вести.

А эти —

               критикуют,

                                     не щадя авторитета,

ни чина,

                ни стажа,

                                  ни должности.

Критика

                 снизу —

                                 это яд.

Сверху —

                   вот это лекарство!

Ну, можно ль

                          позволить

                                             низам,

                                                         подряд,

всем! —

               заниматься критиканством?!

О мерзостях

                        наших

                                     трубим и поем.

Иди

        и в газетах срамись я!

Ну, я ошибся…

                             Так в тресте ж,

                                                         в моем,

имеется

               ревизионная комиссия.

Ведь можно ж,

                            не задевая столпов,

в кругу

              своих,

                         братишек, —

вызвать,

                сказать:

– Товарищ Попов,

орудуй…

                 тово…

                             потише… —

Пристали

                   до тошноты,

                                           до рвот…

Обмазывают

                        кистью густою.

Товарищи,

                    ведь это же ж

                                              подорвет

государственные устои!

Кого критикуют? —

                                      вопит, возомня,

аж голос

                визжит

                              тенорком. —

Вчера —

                Иванова,

                                 сегодня —

                                                     меня,

а завтра —

                   Совнарком!»

Товарищ Попов,

                                оставьте скулеж.

Болтовня о подрывах —

                                              ложь!

Мы всех зовем,

                             чтоб в лоб,

                                                 а не пятясь,

критика

                дрянь

                           косила.

И это

           лучшее из доказательств

нашей

             чистоты и силы.

Подлиза

Этот сорт народа —

                                      тих

и бесформен,

                         словно студень, —

очень многие

                          из них

в наши

              дни

                     выходят в люди.

Худ умом

                  и телом чахл

Петр Иванович Болдашкин.

В возмутительных прыщах

зря

      краснеет

                       на плечах

не башка —

                      а набалдашник.

Этот

         фрукт

                     теперь согрет

солнцем

                нежного начальства.

Где причина?

                         В чем секрет?

Я

   задумываюсь часто.

Жизнь

             его

                   идет на лад;

на него

              не брошу тень Я.

Клад его —

                     его талант:

нежный

                способ

                             обхожденья.

Лижет ногу,

                      лижет руку,

лижет в пояс,

                          лижет ниже, —

как кутенок

                       лижет

                                   суку,