Таинства Церкви - Сборник

Твоих бо божественных причащаяйся

И боготворящих благодатей,

Не убо есмь един,

Но с Тобою, Христе мой,

Светом трисолнечным,

Просвещающим мир.

Во-вторых, это безусловно, призыв к благоговению и ответственности. Не случайно Святые Тайны называются не только «животворящими» (ζωοποιοί), но и «страшными» (φρικτοί).

И, наконец, это учение подразумевает также тождество евхаристических Даров с Телом Христовым и Телом Церкви. Как замечательно говорит прп. Иустин Попович: «Сущностная Истина. Церковь — Тело Христово. Евхаристия — Тело Христово. Церковь в Евхаристии, а Евхаристия — в Церкви»[320].

Архим. Ианнуарий (Ивлиев) (СПбДА). «Установительные слова» Господа Иисуса Христа: Экзегетический аспект (Тезисы доклада)

1. Все согласны в том, что Установительные слова Господа были укоренены (Sitz im Leben) в литургическом предании ранней Церкви, а именно в совершении Евхаристии (в Трапезе Господней). Но где истоки самого предания о словах Господа на Тайной Вечери?

2. Основные экзегетические проблемы и направления XX в.:

a. Религиозно-историческая (Religionsgeschichte) школа Рудольфа Бультмана видит источник предания Установительных слов в мистериальных религиях эллинистического мира. Иными словами, она усматривает основу этого предания в этиологической культовой легенде эллинистической Церкви. Основной аргумент — принцип аналогии: Установительные слова подразумевают буквально сакраментальную communio с Богом-Искупителем, что чуждо иудейскому сознанию.

b. Школа истории предания (Traditionsgeschichte), напротив, возводит предание Установительных слов непосредственно к Иисусу Христу. Главный представитель этой школы — Иоахим Иеремиас. Основной аргумент: предание о Тайной вечере филологически происходит из пространства палестинского иудейства, так как оно насквозь пронизано семитизмами. Все действия, лексика и фразеология соответствуют традициям палестинской трапезы.

3. Предание содержит четыре основных элемента:

I. Эсхатологическое слово (Мк 14. 25 / Мф 26. 29; Лк 22. 16-18).

II. Слово о хлебе.

III. Слово о чаше.

IV. Распоряжение о повторении (1 Кор 11. 24-25; Лк 22. 19).

4. Рассмотрим их:

a. Эсхатологическое слово: Иисус возвещает, что общение за трапезой с Его учениками теперь заканчивается. Подразумевается, конечно, смерть Христа. Общение с Ним будет возобновлено только при наступлении Царствия Божия. Это должно было вызвать вопрос: Что должно происходить в промежутке между расставанием и спасительным свершением? На этот вопрос отвечают слова о хлебе и о чаше. Они возвещают совершенно новую и небывалую форму общения.

b. В слове о хлебе Иисус предлагает ученикам в дар Самого Себя, как Он будет присутствовать среди них после Его только что возвещенной смерти. Разность между библейской и эллинистической антропологией породили разные толкования самого слова «тело».

c. В слове о чаше в Мк/Мф даром названа сама смерть Иисуса в ее спасительном воздействии, Его самопожертвование. В традиционном ветхозаветном словоупотреблении «изливаемая кровь» означает жизнь, которая отдается, уход в смерть. Аллюзии на Ис 53. 12 и Иер 31. 31 подчеркивают универсальность искупительной смерти и установление нового эсхатологического Завета.

Слово о хлебе и слово о чаше в принципе предлагают один и тот же дар, а именно, Самого Иисуса Христа. Слово о хлебе больше подчеркивает Его исторический, реальный образ, Того Иисуса, который до сих пор общался с учениками. Слово о чаше больше подчеркивает Его смерть, в которой приходит к цели Его земное служение. Иисус Сам предлагает Себя — и Своими земными делами, и Своей смертью.

e. Но каков должен быть этот новый образ общения? В настоящее время существует три основных ответа на этот вопрос:

I. И. Иеремиас предлагает символическое объяснение хлеба и вина как тела и крови. Это входит в противоречие с традиционными иудейскими религиозными представлениями и чувствами.

II. Р. Бультман убежден, что слова о хлебе и чаше («Сие есть...») выражают, как в мистериях, «сакраментальное толкование действия». Но весь менталитет палестинского иудейства противоречит магическому, мистериальному, буквальному смыслу.

III. Здесь — как, впрочем, и в других случаях — Иисус Христос предлагает некий совершенно новый образ общения, чуждый мистериальному и не имеющий аналогий в иудействе, прорывая привычный иудеям мыслительный горизонт. Этот новый образ общения с Господом через вкушение хлеба и вина они поймут только тогда, когда Он и встретится с ними новым образом, что произойдет после Его Воскресения. Не воображение, не мистериальное самовнушение, но живое переживание Духа, в Котором приходит Сам Воскресший и прославленный — вот что приносит христианам новое представление о сакраментальном communio.

f. Распоряжение о повторении. Повторение действий и слов Тайной Вечери должно происходить «в воспоминание», то есть, как Апостол Павел объясняет в 1 Кор 11. 25-26, через это повторение должно возвещаться и актуализироваться спасительное деяние Иисуса. Здесь большое значение имеет библейское понимание слово «воспоминание». Άνάμνησις — это прежде всего действие, актуализация прошедшего в слове и в деле, а не мысленная оглядка назад и не просто воспоминание. Уже в Псалмах «воспоминание» употреблялось как синоним «возвещения» и «исповедания». Кроме того «памятование» означало культовые действия. Например, Пс 11. 4: «Памятными Он соделал чудеса Свои». Буквально: «Он установил память о чудесах Своих», то есть установил культовые действия, которыми актуализируются Его спасительные действия в истории, например, праздник Пасхи, который считался «памятным днем» (Исх. 12. 14).

5. Установительные слова произвели очень большое действие в истории Церкви и вызвали к жизни огромное количество толкований: уже в древней Церкви от символически-спиритуального толкования Оригена и блж. Августина, для которого хлеб — это signum Тела, до почти мистериального у сщмч. Игнатия Антиохийского («лекарство бессмертия», «противоядие против умирания»).

6. В настоящее время библеисты меньше внимания уделяют герменевтике текста. Но парадокс состоит в том, что наиболее радикальная школа Р. Бультмана, отрицающая историчность Установительных слов указывает в направлении «консервативной» герменевтики, в то время как консервативная школа И. Иеремиаса — в направлении «еретической» герменевтики.

7. До сих пор никто не обратил внимания на то, что фраза τουτό μου έστ'ι το σώμα имеет нечто общее с Именем Божиим, в котором дается обетование спасительного Присутствия. В Евангелии от Иоанна присутствие Бога в Иисусе Христа выражено такой формой передачи Имени Божия: ’Εγώ είμι. В слове о хлебе Εγώ могло замениться на το σώμά μου. Особый нюанс состоит в том, что σώμα часто обозначает человека смертного или умирающего. В таком случае слово о хлебе, во-первых, могло иметь пророческий смысл указания на смерть Носителя Имени Божия. Во-вторых, обетование могло состоять в том, что идущий на смерть Иисус Христос обещает Своим последователям, что Он и после Своей смерти останется присутствующим с ними как Господь (JHWH). Это Присутствие как причастие будет особенным образом выражено в Трапезе Господней.

Прот. Игорь Мазур (СПбДА). Церковно-практические аспекты Таинства Евхаристии

Евхаристия есть по преимуществу Таинство Церкви.

В собрании верующих, по молитве всей Церкви, епископ или священник благословляет пшеничный хлеб и виноградное вино, которые силой Святого Духа становятся Телом и Кровью Господа Иисуса Христа и предназначаются для последующего приобщения верующих в прощение их грехов, для вечной жизни и соединения их с Господом и между собой в единое Тело Церкви. Освящение Святых Даров и Причащение являются единым Таинством Евхаристии.

В прежнее время все присутствовавшие на Божественной литургии христиане приступали к Причащению Святых Тайн. Отцы и учители Церкви единогласно указывают на необходимость регулярного причащения — конечно, принимая во внимание предостережение апостола Павла: «Да испытывает же себя человек и таким образом пусть ест от Хлеба сего и пьет от Чаши сей» (1 Кор 11. 28). Тем не менее, Евхаристия, как общая трапеза, установлена Самим Господом, и потому мы не должны отказываться от участия в ней.

Святые Тайны — Тело и Кровь Христовы — называются также Божественными Дарами, потому как подаются нам Господом совершенно даром: вместо наказания (за грехи) — в прощение и отпущение грехов.

Необходимость в этом таинстве открывается через познание глубинной греховной поврежденности нашего естества, через познание человеколюбия Божия — Божественной любви к падшему человеческому роду — и через восприятие нами этой любви.