Цзянь - Эрик Ластбадер

И в этот страшный миг он почувствовал грань между жизнью и смертью. Будто он повис между двух громадных существ. У них не было физического облика, но он чувствовал их психологическое присутствие. Свет и тьма. Он знал, с какой стороны доносится тот страшный шум. Он не хотел слиться с тьмой, и он бежал от нее.

Ба-маак! Он его почувствовал, этот пульс!

И не органами чувств, и не разумом. А сердцем единым. Подвешенный во вздыбленной, первозданной тьме, он отказался от поведения, основанного на разуме, отдавшись во власть чувств. И он нашел пульс.

Он был подобен реке, серебром сверкающей во тьме. Он был подобен обезьяньему мостику, перекинутому через бездну. Не рассуждая, Джейк пошел на его стук и нашел дорогу к дому.

Уже на берегу, задыхающийся и измученный, он почувствовал, что рядом с ним стоит Фо Саан. Почувствовал одеяло, обернутое вокруг его плеч, и с благодарностью закутался в него, вздрагивая всем телом.

- Ты нашел пульс.

Джейк хотел ответить, но не смог: у него зуб на зуб не попадал от холода и перенесенного ужаса.

- Теперь ты знаешь, куда смотреть, если хочешь найти истину, - подытожил Фо Саан.

И вот, окруженный мраком спустившейся ночи, Джейк тихо двигался по периметру владений Микио Комото. Фо Саан учил его не полагаться ни на один из своих органов чувств, если окажешься на вражеской территории. Только ба-маак!

"Пульс", о котором говорил Фо Саан, было нечто аналогичное понятию "ци", а если быть более точным, уникальным сочетанием "и", то есть воли, и "ци" внутренней энергии.

Держа руку на этом "пульсе", Джейк вошел во владения Микио Комото.

Природа была с ним заодно. Луна то выплывала бледным пятном, то снова скрывалась в тучах, предвещавших опять дождь. Сучья деревьев, казалось, приветствовали его, когда он перелезал через забор и прыгал под их спасительную тень.

Низко пригнувшись к земле, Джейк закрыл повязкой из черной марли нос, рот и переносицу. Снял туфли и носки.

Из своего укрытия он вышел "шагами ветра", как выражался Фо Саан. Учитель говорил, что глупо пытаться двигаться абсолютно бесшумно: такое невозможно. Лучше научиться двигаться, подражая природным звукам, например, таким, как шум, издаваемый ветром в ветвях деревьев.

Так он приблизился к дому с западной стороны. Именно сюда его сегодня подвезли на машине. Крыло, где обитает сам Микио Комото. Джейк прошел мимо бокового входа после минутного раздумья. Над дверью светил маленький, но мощный прожектор. Входить здесь было равносильно самоубийству.

Он двинулся дальше мимо аккуратно подстриженных кустиков. За ними был тот самый очаровательный садик, который он видел днем. Куртинка высоких японских кедров шумела кроной на другом его конце.

Джейк пересек садик, шагая по круглым камням, возвышающимся над ровной поверхностью гальки, как камни на переходе через ручей. Тропа заканчивалась плоским, широким выступом, с которого можно было шагнуть прямо на веранду, здесь Джейк помедлил немного. Прямо перед ним была фузума, полупрозрачная раздвижная дверь на веранду. Рядом с ней было окно. В этой комнате свет был потушен, но он горел кое-где в доме.

Джейк достал маленький пузырек жидкой силиконовой смолы и, окунув в него японскую деревянную шпильку для волос, смазал верхние и нижние желобки, по которым движется дверь. Затем, вставив лезвие ножа между дверью и стеной, нащупал крючок и откинул его одном резким движением вверх.

Осторожно отодвинул дверь на пару дюймов. В просвете между тучами показалась луна, и он прекратил всякое движение, пока ее тусклый, водянистый свет не померк снова.

Отодвинув ногой дверь еще чуточку, он просочился внутрь и закрыл ее за собой. Ногами он пола не коснулся, а остался сидеть, задрав из кверху. Достав из кармана тряпку, протер ступни от росы, обул их в новую пару таби, японских "варежек" для ног. В них он не оставит на полу следов.

Включил крошечный фонарик. В магазине, где он покупал его, продавец предупредил Джейка, что фонариком следует пользоваться экономно. Японская культура, специализирующаяся последнее время на создании миниатюрных чудес электроники, породила растущую озабоченность нации загрязнением окружающей среды тысячами использованных батареек, выбрасываемых ежедневно.

Джейк поиграл узким лучом по комнате. Ничего интересного. Было бы странно, если бы он сразу наткнулся на то, что ищет. Теперь надо выбираться в коридор.

Бесшумно пересек татами и замер у содзи, взявшись за нее рукой. Сделав глубокий вдох, "отцентрировал" себя, как выражаются адепты боевых искусств. Найдя "пульс", потянул на себя дверь ширмы. И тотчас же оказался лицом к лицу с крохотным японцем. Глаза на сморщенном личике широко открылись, а затем, будто повторяя расширение глазных орбит, открылся и рот. Но прежде чем японец успел закричать, Джейк сграбастал его за грудки, втянул его через порог в комнату и захлопнул за его спиной дверь содзи.

Приставив большой палец - более эффективное оружие, чем нож - к подбородку, он слегка нажал им на болевую точку. Глаза человека выпучились.

- Имя? - спросил Джейк по-японски, ослабляя давление пальца.

- Ка... Качикачи.

- Где картотека?

- Я не... не знаю.

Большой палец углубился в дряблую кожу под подбородком и на довольно продолжительное время.

- Где картотека? - повторил Джейк. Непропорционально большая голова Качикачи дергалась вверх и вниз. Он сморщился от сильной боли.

- Отведи меня туда.

Вместе вышли в коридор. Темень и безмолвие. Сомнительно, чтобы кто-нибудь в доме в такое время занимался делами. Разве только в чрезвычайных обстоятельствах. И уж самого Комото там наверняка сейчас нет.

Картотека оказалась через две комнаты. Связав Качикачи по рукам и ногам, он уложил его на татами. В рот в качестве кляпа запихал тряпку. Затем открыл шкаф и, найдя нужную папку, углубился в изучение материалов, относящихся к Ничирену.

Особенно изучать там было нечего. Как и следовало ожидать, информация такого рода не фиксируется в картотеках, циркулируя, в основном, в виде слухов среди членов клана.

Со все возрастающим разочарованием он читал скудные записи насчет связей Ничирена с многочисленными женщинами, о его частых спорадических отлучках из Японии, о местах, где можно ожидать его появление на территории, контролируемой Кизаном, и особенно в самом его лагере. Из этих записей явствовало, что Ничирен тут не живет и даже никогда не остается на ночь. Так что эти места можно вычеркнуть из списка его потенциальных убежищ.

Затем он перешел к заметкам, сделанным от руки. Те, которые он просмотрел до этого, были напечатаны на машинке. Помучившись некоторое время над расшифровкой небрежно начертанных иероглифов, Джейк понял, что Ничирена несколько раз видели в Японских Альпах к северу от Токио. Первый раз совершенно случайно человек Комото заметил его на заправочной станции на автостраде. Хитрый оябун приказал следить за этим местом, и одиннадцать дней спустя Ничирена опять увидели на той же дороге. Теперь можно было установить и направление, откуда он ехал: на три недели Ничирен исчез, а затем, вернувшись в Японию, все время находился в районе Токио и его окрестностях. Комото снял наблюдение, считая его бесперспективным.

Тем не менее, это была трещинка в доспехах Ничирена, которую Джейк долгое время безуспешно искал. Он поставил папку на место и, оставив Качикачи связанным на татами, вышел из дома тем же путем, что и вошел.

Он одел носки и туфли как раз вовремя: пошел дождь.

Везде были солдаты в форме. По части солдат у премьера был пунктик. Чжилинь считал это даже манией. Но это и понятно: именно премьер в свое время отдал приказ арестовать Банду четырех. Чжилинь прекрасно это помнил.

Премьер стоял и наблюдал, как посланные солдаты делают свое дело. Взойдя на свой высокий пост, он постарался сделать так, чтобы каждый в Китае не забыл того эпизода.

Власть преходяща. Как у римского императора, у премьера была своя преторианская гвардия. Без сомнения, он стремился застраховать себя от того, что произошло с его предшественниками. Что случилось в Китае единожды, может повториться.

И нельзя сказать, чтобы эти опасения были беспочвенны. Будь на то воля У Айпина, еще больше идеологической крови пролилось бы на площади Тяньаньмынь, подумал Чжилинь. - И не исключено, что моей.

Тайхэдянь, то есть Зал Высшей Гармонии, в котором его принял премьер, был такой просторный, что в нем даже сейчас, в середине лета, когда в Китае все изнывают от жары, было прохладно. Потолок был таким высоким, что прямо-таки терялся из вида. Казалось, таинственная дымка столетий висит в воздухе и покрывает тонкой пленкой тяжелую мебель, как полировкой. У нее был даже свой специфический запах, который всколыхнул воспоминания прошлого - его прошлого. Но сейчас он, конечно, не мог предаваться воспоминаниям.

Приближаясь к дальнему концу комнаты, он увидел, что У Айпин уже там. Долговязая фигура министра, сложенная втрое, возвышалась на стуле черного дерева с высокой спинкой, украшенной резьбой. Он был похож на богомола: одни острые углы и резко обозначенные линии.