Однажды в лунную полночь - Кэрол Финч

Люсьен негромко выругался. Черт бы ее побрал! Со слугами обращается, будто у них голубая кровь в жилах течет, а с ним — как с последним крестьянином. Разве он обязан терпеть эту женщину, если она только и знает что выводить его из себя? Она готова скорее застрелить его, чем поцеловать.

Ладно, пора кончать эти детские игры, приказал себе Люсьен. За обедом он будет вести себя умнее и не допустит никаких стычек с женой. Люсьен зашагал к дому, сделав предварительно немалый крюк, чтобы забрать вещи из седельной сумки.

Адриан поджидал его у самой двери.

— Вижу, свидание с женой прошло удачно, — ухмыльнулся он.

В ответ Люсьен лишь что-то проворчал и, обойдя деда, поднялся по ступенькам.

— И пусть мне нальют ванну — разумеется, если ее величество позволит слугам заняться черной работой в перерыве между закусками и обедом.

Слушая внука, Адриан лишь посмеивался. Он не сомневался, что рано или поздно внуку удастся приручить эту непокорную, своевольную женщину и тогда произойдет то, чего он так настойчиво избегает: этот упрямый осел Люсьен влюбится в свою жену, а она в него. Большего Андриану и не нужно было. Прошлое останется позади, и Люсьен научится наконец снова наслаждаться жизнью.

Облачившись в безупречно сидящий костюм, Люсьен прошел в столовую, где обнаружил сидящего в одиночестве деда, который именно в этот момент потянулся к стоявшему рядом колокольчику. Это, как пояснил он внуку, тоже была мысль Микаэлы: к чему слугам без толку болтаться в столовой, если хозяева еще не расселись по местам?

Принесли два блюда с горячим, и Люсьен вопросительно посмотрел на Адриана:

— А что, ее величество ждать не будем? Или скользящий обеденный график — это тоже одно из ее блестящих нововведений?

Адриан отхлебнул тыквенного сока и покачал головой:

— Микаэла перекусывает в саду вместе со слугами. Нынче у них запланирована битва с сорняками, и она решила, что нет смысла переодеваться к обеду. — Заметив, что внука это объяснение явно не удовлетворило, Адриан лукаво усмехнулся: — Естественно, она приносит свои извинения за то, что не может разделить нашу трапезу.

— Естественно, — хмуро повторил Люсьен, после чего больше уже не задавал вопросов.

Отдав должное многочисленным блюдам, он вышел через кухню в сад, где Микаэла, сидя, скрестив ноги, с тарелкой на коленях, о чем-то оживленно переговаривалась с окружавшими ее работниками. Возвращение мужа явно значило в ее глазах меньше, чем возможность пообщаться со слугами.

Увидев, что Микаэла убирает тарелку и неторопливо направляется к одной из недавно перекрашенных построек, Люсьен крадучись двинулся следом.

Неожиданно столкнувшись лицом к лицу с человеком, которого она меньше всего хотела сейчас увидеть, Микаэла замерла на месте. Увы, внешность Барнаби Харпстера вполне соответствовала его агрессивному характеру: ходил он всегда, выставив голову несколько вперед, так, словно собирался напасть на первого встречного. Подбородок и верхняя часть лба его были немного срезаны, от чего нос слишком выделялся, а глубоко посаженные глаза и поджатые губы придавали лицу угрюмое выражение.

— Барнаби, надо бы договориться, — начала она. При всей антипатии к надсмотрщику Микаэле вовсе не улыбалось вступать с ним в конфликт. — Я знаю: по-вашему, я стараюсь унизить вас перед слугами, но это вовсе не так. Мне просто хочется привести эту великолепную плантацию в порядок. Слуги делают что могут.

— Вы подрываете мой авторитет в глазах Адриана и слуг, — пробурчал Барнаби, и его густые брови зашевелились, словно мохнатые гусеницы. — И вообще, где это видано, чтобы дела на плантации вела женщина? Так не бывает.

Нечто подобное Микаэла уже слышала от Арно, и это неизменно вызывало у нее самый решительный отпор, но сейчас ей надо было сдержать себя.

— Что же дурного в том, что женщины тоже занимаются делом? — примирительно спросила она.

Барнаби кинул на нее презрительный взгляд:

— Женщины существуют для того, чтобы ублажать мужчин и подчиняться их приказаниям. Жаль, что муж не научил вас этому. Пожалуй, вам нужен настоящий мужчина, который поставит вас на место, а оно под ним, а не над ним.

Это уж было слишком. Видит Бог, Микаэла щадила Барнаби, но он этого явно не оценил. Хуже того, глазами так и раздевает, от чего у нее мурашки по коже бегут.

И тут, к изумлению Микаэлы, надсмотрщик выбросил вперед свою мощную руку и рванул ее к себе. Увидев прямо перед собой хищно шевелящиеся губы Барнаби, Микаэла отпрянула и пнула его коленом между ног. Послышался яростный рев. Барнаби сделал шаг назад и размахнулся, но в этот же миг загремел грозный голос невесть откуда возникшего Люсьена:

— А ну не сметь, иначе будешь иметь дело со мной!

Впервые Микаэла была рада появлению Люсьена — оно спасло ее от жестокого удара. Пусть он ей и не нравился, но, надо отдать должное, Люсьен ощущал определенную ответственность за нее. Впрочем, подумала Микаэла, вполне возможно, что он собирается обернуть эту ситуацию себе на пользу.

Барнаби неохотно отпустил Микаэлу и сделал шаг назад, затем повернулся и заковылял прочь.

— Спасибо. — Микаэла поправила смятую одежду.

— Не за что. — Люсьен подошел ближе, не пересекая, однако, установленной ею невидимой границы. — Знаю, что ты считаешь себя неуязвимой, и все же будь с этим типом поосторожнее. В следующий раз меня может не оказаться рядом. И не забудь, что мужская гордость — дело тонкое. Барнаби считает, что ты вторгаешься на территорию, которая пять лет считалась принадлежавшей ему лично.

— А ты бы лучше просто уволил его. Ко всему прочему, он неоправданно жесток с полевыми рабочими. А поле — это как раз мой следующий объект.

Люсьен обреченно вздохнул: очередной стычки с Барнаби Харпстером не избежать, а ведь он будет в это время далеко отсюда.

— Ладно, я поговорю с ним, а ты пообещай мне держаться от него подальше.

— Договорились. Я собираюсь устроить здесь нечто вроде начальной школы для рабов, в том числе и тех, кто в поле. Ими никто не занимался, а я хочу обучить их чтению и письму. У них, как и у всех других, тоже есть право на отдых и бутерброд с соком, и мне кажется…

— О Господи, да угомонись же ты наконец! — прервал ее Люсьен. — Даже Рим не в один день строился.

— А мы вовсе не в Риме. Если не приняться за дело сразу, то ничего здесь никогда не изменится.

— Ну а когда эту кампанию выиграешь, чем намерена заняться?

— Следующая цель — ты, — не раздумывая откликнулась Миказла.

Люсьен, сверкнув глазами, насмешливо посмотрел на нее:

— К чему воевать, когда ты от одного моего поцелуя млеешь? Ты слишком большая трусиха, чтобы хотя бы попробовать, какова эта пища на вкус.