Власть - Марк Олден

ДиПалма опустился в плетеное кресло, а Тодд рассказал Джан о том, что связывает его с Линь Пао. Мальчик рассказал о том времени, когда он был Бенкаи, а его величайшим врагом был Киити, командующий войсками Сабуро, господина Бенкаи. Киити предал Сабуро, в результате величественный замок был разрушен, а его обитатели убиты.

Киити также убил командира охраны Сабуро, храброго и благородного человека по имени Асано. Асано, лучший друг Бенкаи, в этой жизни воплотился в Бенджи Лок Нэйня, юного китайца. Девушка-рабыня, принадлежавшая Бенкаи и убитая четыреста лет назад Киити в порыве ревности, пришла в эту жизнь как Джоун, тайваньская девочка. Боги решили, что Тодд, Бенджи и Джоун должны теперь отомстить Киити, которого в этой жизни зовут Линь Пао.

Являясь воинами, Тодд и Бенджи должны выполнить свой долг по отношению к Сабуро и наказать Киити за предательство. Честь требовала, чтобы они до конца были верны своему господину. Боги не будут удовлетворены до тех пор, пока те, кто клялся защищать Сабуро, не отомстят за него, сказал Тодд.

Джоун должна была выполнить долг по отношению к самой себе. Она должна была научиться принимать правильные решения и без колебаний выполнять то, что задумала. Отомстив за себя Киити, она поймет, что такое моральная правота. В результате она научится здраво рассуждать и обретет смелость для выполнения правильных решений.

ДиПалма сказал, что трое молодых людей поедут с ним в Манилу, где он должен будет найти доказательства того, что Нельсон Берлин «отмывает» деньги Линь Пао. Он также рассказал Джан об обещании, данном им Мартину Мэки, расследовать причины пожара, в котором погибла Анхела Рамос и десятки других филиппинок.

Джан сказала:

– А то, что мой номер в гостинице прослушивается, тоже связано с этим?

ДиПалма кивнул.

– Да. Берлин думает, что ван Рутен рассказал тебе о нем и Линь Пао. Как тебе, наверное, известно, ван Рутен не в ладах со своим отцом, который опасается, что сынок может ему напакостить.

Джан посмотрела на свой бокал.

– Грегори ничего мне не рассказывал. Он не сказал бы мне ничего, даже если бы я попыталась выудить у него информацию. Что до Нельсона Берлина, то я знаю, что это маленький ничтожный человек, у которого денег куры не клюют. Известно мне и то, что он мерзавец, каких мало. Прошу тебя, пойми меня правильно. Я уверена, что этот сукин сын Грегори хотел использовать меня, чтобы отомстить тебе. Я готова вскрыть себе вены каждый раз, когда думаю об этом. Но он никогда не доверял мне. Верь мне, если бы я обладала информацией, способной лишить его сна, я бы немедленно воспользовалась бы ей. Кстати, когда я смогу увидеть Бенджи и Джоун?

ДиПалма сказал:

– Через несколько минут. Они наверху. Бенджи отдыхает в комнате Тодда, а Джоун – в спальне для гостей. Вчера ночью Бенджи ранил кто-то из людей Линь Пао. Пуля оцарапала спину, но не проникла в тело и не повредила костей. За ним ухаживает Тодд.

ДиПалма вспомнил о событиях прошлой ночи, как он преследовал Тодда, Бенджи и других ребят по Мотт-стрит. Гонки не получилось: у мальчишек только пятки сверкали, а ДиПалма был уже не тот, что прежде. Впереди него ребята свернули вправо на Элизабет-стрит и обогнули угол со скоростью олимпийской эстафеты. К тому времени, когда ДиПалма достиг угла, Тодда и его команды нигде не было видно. Выдохшийся ДиПалма чувствовал себя полумертвым, что для мужчины средних лет было, к сожалению, не только фигурой речи.

В три часа утра, когда Тодд вернулся домой с раненым Бенджи и юной китаянкой, ДиПалма ждал его. Ждал, что Тодд объяснит ему, почему он слоняется где-то с Бенджи Лок Нэйнем, который убивал людей по приказу Линь Пао. Глаза Тодда горели. Объясню попозже, сказал он. Бенджи нуждается в помощи.

Тодд отвел Бенджи в свою комнату, положил на живот и стал массировать большими пальцами его позвоночник, пока не прекратилось кровотечение. Затем Тодд достал из чемодана под своей кроватью корни и кору, сварил из них снадобье и приложил к ране Бенджи. Он заварил чай куко, который с успехом использовал для лечения поврежденного желудка ДиПалмы, и заставил Бенджи выпить две чашки. Только после того, как Бенджи заснул, Тодд позволил себе сесть и поговорить с ДиПалмой.

На первый взгляд история о Бенкаи и Киити казалась слишком невероятной, чтобы ей верить. Но ее рассказал Тодд, и ДиПалме ничего не оставалось, как только поверить ему. Точно так же Тодду ничего не оставалось, как смириться с тем, что им завладевает дух Бенкаи. Сын ДиПалмы нуждался в его помощи. В его помощи нуждались также Джан и Мартин Мэки.

Джан сказала ему:

– Я поняла, что что-то случилось, когда получила телеграмму, в которой ты просил меня позвонить, воспользовавшись телефоном-автоматом. Ты никогда не был любителем розыгрышей. Ты делаешь это ради меня, потому что я имела глупость связаться с Грегом.

– Я должен ехать в Манилу. Твои телефоны прослушиваются, и это значит, дело может принять серьезный оборот, если сразу не положить ему конец. Кроме того, Тодд – мой сын. Я не могу оставить его одного, и он не желает оставлять меня одного – так что вот так. И наконец, если я добуду компрометирующие сведения о Нельсоне Берлине и Линь Пао, то они составят прекрасный материал для моей работы.

Джан нахмурилась.

– Тот англичанин. Коп, который помог тебе в Гонконге. Он просил тебя расследовать смерть Анхелы?

– Да.

– Это значит, ты поехал бы в Манилу, даже если мне хватило бы здравого смысла держаться подальше от Грега, а Тодд продолжал бы оставаться Тоддом.

ДиПалма улыбнулся и пожал плечами.

– Третьего не дано, понимаешь? – он поднялся. – Хочешь познакомиться с Бенджи и Джоун?

– Ты иди, – сказала она. – Я хочу спросить Тодда кое о чем.

Когда ДиПалма вышел, она спросила Тодда:

– Вы все вернетесь из Манилы?

Тодд взял ее руку в свои и покачал головой.

Охваченная ужасом Джан закрыла глаза и подумала, спросить ли его, кто из троих умрет, но потом пришла к выводу, что не хочет знать. Таким образом она пыталась продлить Фрэнку жизнь.

10

Шанхай

В тридцатых годах двадцатого столетия Шанхай был крупнейшим городом Китая, а для любителей книг о дальних странах – воплощением интриг, заговоров и романтики, которыми был так богат «таинственный восток».

Китайцы, однако, видели другой Шанхай – тот, что символизировал оборотную сторону иностранной интервенции: где чужие армии защищали интересы иностранного бизнеса, дети работали по тринадцать часов в день на фабриках, принадлежащих западным промышленникам, а в парках висели объявления, уведомляющие о том, что нахождение на их территории собак и китайцев запрещено.

В этом Шанхае на американских фабриках эксплуатировали рабский труд китайцев, лишившиеся родины московские графини занимались проституцией и шпионажем; торговцы опиумом, контрабандисты, занимающиеся ввозом оружия, и британские банкиры были увлечены отчаянной погоней за барышами; калеки-попрошайки, фанатики-коммунисты и девочки-проститутки жили неосуществимыми мечтами.

Шанхай. Калейдоскоп людей, богатства, деградации и махинаций. Царица Востока и китайская блудница.

Героический период в истории города начался с Опиумной войны 1842 года, когда Китай попытался воспрепятствовать Британии наводнить страну опиумом. Британия выиграла эту войну, заставив Китай отдать ей Гонконг и открыть пять китайских портов, среди которых был Шанхай, для британских торговцев. Америка, Франция и Япония потребовали для себя аналогичных «концессий» – размещения на китайской земле своих банков, фирм, занимающихся импортом и экспортом товаров, военных баз. Причем все концессии, включая консульства, не подчинялись китайским законам.

Через сто лет Шанхай превратился в богатейший и оригинальнейший из всех китайских городов, где слились воедино запад и восток. Пришельцы с запада построили для себя небоскребы и похожие на крепости «компаунды», – большие уродливые здания, расположенные на широком бульваре вдоль реки Хуанцу. За пределами китайской части города районами, занятыми иностранцами, руководили сами обитатели, охраняя их с помощью собственной армии и полиции. Войска, морские пехотинцы и полиция бдительно охраняли крупнейшие заграничные капиталовложения в мире. Доля одной только Англии в шанхайских капиталовложениях составляла больше четырех миллионов фунтов стерлингов.

Иностранное экономическое господство не сделало богаче большинство китайцев, жизненный уровень которых был чрезвычайно низким. Оно лишь обозлило их, создав в Шанхае благодатную почву для появления революционеров, радикалов и политических экстремистов.

В 1921 году на втором этаже шанхайской школы для девочек, что на улице Счастливого предприятия, была основана Коммунистическая партия Китая. Партия эта сразу вступила в конфликт с генералом Чан Кай-ши, невысоким, со скрипучим голосом, руководителем Гоминьдана, наиболее влиятельной политической партии Китая. Гоминьдан стремился показать себя прогрессивной партией, ставящей своей целью удалить из страны всех иностранцев и создать мощное демократическое государство, однако на деле Гоминьдан был не прогрессивной, а некомпетентной и насквозь коррумпированной организацией.