Ты маньячка, я маньяк или А пес его знает - Людмила Милевская

— Как же так? — растерянно бормотала Евдокия, глядя в экран телевизора. — Как же так? Все же сошлось, Ирина сама почти мне призналась…

— Тридцать ножевых ударов, — тем временем поражалась Ева, нервно кусая ногти. — Страшная, страшная смерть!

Майя молчала. Будь подруги понаблюдательней, они поняли бы, что Майя не с ними, что она где-то витает. Майя уже не видела мертвого тела Ирины, и про Евдокию она забыла и даже про Еву. Майя решала свою проблему, но проблема никак не решалась. И Майя перешла к действиям.

— Бабоньки, — закричала она, — я забыла!

Остальное она сообщала, уже вылетая из комнаты:

— Я забыла! Меня давно ждут! Я срочно должна уйти!

— Как это — ждут? — опешила Ева, вылетая за Майей. — Как это — уйти? А «шуберт»?

— А мы? — воскликнула Евдокия.

Но Майя подруг не слушала, она лихорадочно собиралась: меняя тапки на туфли, она одновременно пыталась натянуть блузку на пышную грудь и стянуть с гвоздика связку ключей. Майя очень спешила.

— Все, бабоньки, выметайтесь, — приговаривала она. — Некогда мне, потом созвонимся.

Евдокия с Евой и глазом моргнуть не успели, как очутились на лестнице. Майя же заскочила в лифт и, никого не дожидаясь, была такова.

Когда перед носом подруг закрылась дверь лифта, они потрясенно переглянулись и хором сделали вывод:

— Ну и дела!

Подумав, Евдокия добавила:

— Майка маньячка.

— Ой, только не надо мне голову снова морочить! — взъерепенилась Ева. — Из говна быстрей пуля получится, чем из Комбинашки маньячка.

Евдокия задала резонный вопрос:

— А почему тогда Майка сбежала?

Еву вопрос окончательно разозлил.

— Вот уж не знаю, — взревела она. — Разве можно найти логику в Майке? Один дурак тысячу мудрецов озадачить умеет, так и что из того? Хватать и вязать Комбинашку? Короче, Дуся, если ты рассчитываешь, что я подвяжусь тебе маньяков искать, заблуждаешься. У меня дел по горло. Ты с Иркой меня морочила…

Евдокия гневно перебила подругу:

— Ирину убили!

— В том-то и дело, — гаркнула Ева, — а ночью она ко мне приходила, рассказать что-то хотела! А я не пустила ее! И все из-за тебя! О! А это что за сюрприз? — вдруг поразилась она. — Дуська, лучше глянь на урода, чем мне парить мозги!

Евдокия глянула и с ужасом обнаружила, что Бродяга не утерпел. Он давно уже честно просился, но хозяйка другим была занята. Пес страдал, но в прихожей у Майи он не посмел, а уж здесь, в подъезде, где столько знакомых запахов, где витает дух настоящей свободы… В общем, разгрузился пес от души — Пенелопа обильно кормила.

— Могучая кучка! — констатировала Ева и, сморщив нос, с отвращением приказала: — Дуська, немедленно убирай, а я пошла.

Проходя мимо Бродяги, Ева пнула пса ногой в бок и обругала его:

— Ты не «мусоргский», ты «паганини»!

«Я не хуже тебя», — ответили ей собачьи глаза, но Ева в них читать не умела.

Евдокия вернулась домой в полном смятении чувств; Бродяга — в отличном расположении духа. Увидев его довольную морду, Пенелопа спросила:

— Дуняша, он уже сделал свои дела?

— О, да! — закатывая глаза, ответила Евдокия и попросила: — Я тебя умоляю, не перекармливай больше пса! И вообще, я видеть его не хочу!

— Если пес не нужен тебе, тогда кому он здесь нужен? — поинтересовалась Пенелопа в качестве разминки перед длинной нотацией, но Евдокия ее прервала.

— Ирину убил маньяк, — сказала она и, зарыдав, скрылась в своей комнате.

Невозмутимая Пенелопа задумчиво посмотрела ей вслед, пожала плечами и со словами «все будут там» пошла заниматься Бродягой.

А Евдокия, упав на кровать, погрузилась в сложную гамму эмоций, замешанных на страхе, ярости, боли, растерянности и чувстве вины. Она не могла простить себе роковой ошибки. С чего она заподозрила милую, добрую и несчастную Ирину Латынину? Ведь все говорило о том, что убийца — развратница-Майя!

Перед мысленным взором тотчас вставала Ирина: маленькая, хрупкая, беззащитная.

«И у такой хватило бы сил сбросить в карьер толстозадого Заю? — спрашивала у себя Евдокия и тут же себе отвечала: — Никогда! Скорее Зая в карьер ее скинул бы!»

За дверью раздались шаги Пенелопы. Смущенно потоптавшись у порога комнаты, она робко напомнила:

— Дуняша, обедать пора.

— Я не хочу, — ответила Евдокия.

— Как же не хочешь, если и от завтрака ты отказалась?

— Я на диете!

Пенелопа пришла в ужас:

— Какая диета? Это с твоим-то куриным весом?

— Отстань от меня! — крикнула Евдокия и подумала: «Точно. Вес у меня криный, но как-то же я ночью попала на свою кровать. Огреть меня по башке Ирина могла, это несложно, но утащить на себе — никогда! Веса во мне, что в том котенке, но Ирине и этот вес не осилить. Зато Майка, с ее телесами, как пушинку поднимет меня и перенесет куда только захочет. Да! Надо Еве звонить!»

Ева на все аргументы зло возражала.

— Не станешь же ты обвинять Майку в убийстве Заи и Михаила на одном лишь основании, что она сильнее Ирины, — сердито бухтела она.

Евдокия стеной на своем стояла:

— Майка маньячка! Она послала Ирине письмо.

— Зачем? — вопрошала Ева.

— Чтобы бросить на Ирину тень подозрения. Суди сама: Майка с любовником всего лишь на пикничок собиралась, пожрать шашлычков на природе. В таком случае, откуда «доброжелатель» (автор письма) мог знать, что Майка и Зая залягут в том дурацком мотеле, если это экспромт?

Ева хихикнула:

— Лично я уверена, что Зая о предстоящем свидании даже не знал и не помышлял ни о каких пикничках с шашлычками. Успех Майки только на том и держится, что она вырастает перед жертвой внезапно и, не мешкая, мертвой хваткой тащит ее в постель, пока та столбенеет в растерянности.

— Следовательно, — подытожила Евдокия, — ты не отрицаешь, что мотель — затея типично Майкина.

— Да, — согласилась Ева, — почерк ее.

— А письмо, между тем, шло почтой несколько дней. О чем это нам говорит?

— О чем?

— Да о том, что Майка письмо и послала. Только она имела возможность запланировать именно этот мотель. И нож в дом Ирины подложила она, а потом сама же нож и забрала, когда мы бесчувственную Ирину на кровать волокли.

Ева спросила:

— Не слишком ли сложно для Комбинашки?

Евдокия изумилась:

— А что тут сложного? Схема простая: Майка грохнула Заю, забрала его ключи, проникла в квартиру Латыниных, подбросила нож, а туфли Ирины глиной измазала. Ира была чистюля. Подумай сама, разве бросила бы она грязные туфли? Тем более, если это улика. Когда Ирина вернулась из командировки и обнаружила, что Заи в квартире не было несколько дней, ей уже было ни до чего. Туфель своих она не заметила.

— Да, Ирке некогда было, вешалась в это время она, — задумчиво подтвердила Ева.

Наконец-то выводы подруги подорвали ее решительный скептицизм.

— Дуська, — прозрев, закричала Ева, — выходит, Ирина вообще не была в том карьере?

— В том-то и дело, что нигде она не была! — воскликнула Евдокия. — Ирина прилетела из Парижа, заглянула в редакцию, прочитала письмо, про измену Заи узнала и культурно начала вешаться согласно своим морально-этическим принципам. Не ее это стиль, убивать, мстить и выслеживать. Слишкой гордой Ирина была. Ей легче повеситься.

— Ага, а что ты недавно плела? — напомнила Ева.

Евдокия, всхлипнув, призналась:

— И у меня ошибки бывают. Я увлеклась. Ты Майку дурочкой всю дорогу считаешь, я влиянию твоему поддалась. А Майка хитрой и умной неожиданно оказалась.

Ева охотно согласилась с подругой:

— А знаешь, Дуська, здесь ты права. Сейчас и я припоминаю, как Майка Ирине завидовала. Кто она, Майка? Просто шалава без всякого образования, а у нас с Иркой карьеры блестящие. Ты видела с какой ненавистью Майка смотрела на Казьмина? А знаешь, что она мне говорила незадолго до гибели Заи?

— Что?

— Что Ирке на путевых мужиков по жизни везет. Вокруг самой Майки кобели ходят стаями, да все не то, все шушара, а Казьмин бизнесмен. Он без вских и яких дубовый гроб отвалил непутевому Зае. С позолотой и лакированный, изнутри весь в атласе и велюре — не поскупился, только лежи. Теперь ты можешь представить как он Ирку осчастливить намеревался?

— Могу, — всхлипнула Евдокия.

— Вот Майка от зависти Мишку и грохнула. Заметь, сначала мужа у Ирины она отняла, потом жениха, а потом ей надоело и Майка решила ликвидировать первопричину. Ох, бедная Ирка, — всхлипнула Ева. — Если бы я тебя не послушала, была бы она жива.

Евдокия завыла:

— Не рви мое сердце-е! Я сама себе простить не могу-у!

Но вредная Ева подливала масла в огонь.

— Будто не видела ты какая Майка завистливая, — зудела она. — Вот кого опасаться мы были должны, ты же окрысилась на Ирину. Майка от зависти и тебя завтра убьет, и Ленечку твоего!