Кутузов - Леонтий Раковский

— Нет, — улыбнулся Пизани. — Правила учтивости у них иные! Это у турок особое уважение к гостю. Не взять нельзя: обидишь хозяина.

— Да пропади он пропадом, чтоб я ел его огрызок!

— Ничего не поделаешь — обычай!

— Ну, и чем же все-таки угощали вас? — продолжал расспрашивать Кутузов.

— Сыр вроде с какими-то нитками, рыба соленая-пресоленая, зелень наподобие бурьяна, фрукты вареные. Потом поставили эту… как ее… каурму. До чего противная, приторная! Вот только каша рисовая с изюмом и была хороша: белая как снег.

— Это называется — пилав, — объяснил Пизани. — Он у турка за обедом так же необходим, как имя аллаха, как трубка в беседе.

— По-турецки, может, пилав, а по-нашему — кутья, ее на поминках едят, — сказал Федя Кутузов.

— Знаете, ваше высокопревосходительство, — обратился к Кутузову Пизани, — как подали каурму, наши господа-дворяне и нос заворотили, а чуть увидали пилав — и ну грабастать его по полной чашке. Им и невдомек, что каурма приготовлена во вкусе шаха персидского и что пилав перед ней как холоп перед боярином!

— А что же пили, Федя? — спросил Михаил Илларионович, зная, что Федя может неплохо выпить.

— Э, дядюшка, ерунду. Поили, как детей, холодным кваском. Квасок такой, квасок этакой…

— Не квасок, а шербет. Подавали разные шербеты. Шербет малиновый, шербет ананасовый, шербет вишневый, — поправил Пизани.

— Ну пусть шербет. Он вкусен, да отдает этой розовой водой. Она у них всюду: и руки после еды моют розовой водой и в соус прибавляют розовую воду. Особенно противна она с мясом, — сморщился Федя Кутузов.

— Все-таки попробовали турецкого угощения, будете теперь знать и хвастаться дома, — сказал Михаил Илларионович, оканчивая легкий разговор.

Один из самых важных визитов, значит, прошел хорошо.

Надо было готовиться к церемониальной встрече с великим визирем и к аудиенции у султана.

До сих пор все церемонии проходили без споров, а тут вдруг возникли затруднения из-за шубы.

По установленному этикету великий визирь должен был передать от султана русскому послу в подарок соболью шубу.

Дорогая шуба и оседланный конь считались самыми почетными наградами султана. Чингис-хан награждал когда-то тулупами.

Турки настаивали, чтобы Кутузов принимал эту шубу стоя, а Михаил Илларионович отвечал, что в таком случае пусть одновременно с ним встанет с места и сам великий визирь.

Юсуф-паша не соглашался.

Было похоже на детскую размолвку в игре, но Кутузов понимал, что, если он проявит даже в такой мелочи уступчивость, турки сочтут это за слабость и постепенно начнут оспаривать пункты самого "вечного" мира.

И он твердо стоял на своем.

Спор тянулся десять дней.

Турки доказывали, что князь Репнин вставал, когда на него надевали шубу, что сидя надеть шубу невозможно, но Кутузов не уступал.

Наконец султан велел оставить все на усмотрение русского посла.

Великий визирь так и передал Кутузову через драгомана, что "убежище мира (то есть султан) хочет поскорее запереть дверь раздоров".

Аудиенцию у великого визиря назначили на 29 октября.

Утром 29 октября к дому русского посольства в Пере собралась целая толпа турецких придворных чиновников, рота янычар и музыканты.

Мекмандарь[16] и чорбаджи[17] явились к послу доложить, что все готово.

Из посольства высыпала парадно одетая свита Кутузова — вплоть до лекарей, официантов и метрдотеля.

Обер-квартирмейстер и переводчик вместе с турецким драгоманом забегали по рядам, устанавливая процессию.

Когда все заняли свои места, из посольства вышел в парадном генеральском мундире, с лентой через плечо и орденами, Михаил Илларионович Кутузов.

Мекмандарь усадил посла в султанский портшез, и процессия двинулась к Золотому Рогу.

Впереди ехал верхом капиджи-баши[18], за ним шла рота янычар в длинных шелковых халатах и тюрбанах, похожих на тыкву.

А дальше двигалась вперемешку пестрая свита из русских и турецких чиновников и слуг.

Русские треуголки перемешивались с высокими смешными шапками османов. Здесь были шапки, похожие на луковицу и на громадный стручок перца. Одни из них напоминали кувшин, опрокинутый горлом вниз, другие — ведро.

Яркие конские чепраки, золотая и серебряная сбруя, разноцветные мундиры военных и ливреи лакеев создавали живую картину.

Жители Перы и Галаты, привлеченные заунывной турецкой музыкой и треском барабанов, высыпали из домов посмотреть на торжественное шествие. Процессия дошла до пристани. Там ждала целая стая лодок.

Кутузова посадили в парадный, убранный коврами, четырнадцативесельный каик, а свита разместилась в семидесяти шести простых каиках.

Флотилия при пушечном залпе с кораблей быстро пересекла Золотой Рог.

На стамбульском берегу ожидали сто двадцать оседланных лошадей для свиты и роскошно убранный арабский жеребец для посла.

Русское посольство направилось к великому визирю, который всегда принимал послов в специальном доме.

Кутузов обменялся с визирем приветствиями и вручил ему грамоту царицы, а великий визирь подал русскому послу подарок султана — дорогую соболью шубу. С шубой Михаил Илларионович поступил так, что вполне удовлетворил глупое честолюбие турок. Он сидя надел в рукава шубу, а потом поднялся, чтобы оправить ее длинные полы. Он как будто бы и не вставал, но в то же время встал…

Великий визирь угощал русское посольство восточными сластями, турецким кофе и шербетом.

Кутузов предупредил всех своих, чтобы они не вздумали пить розовую воду, подававшуюся для полоскания рта. Гостей обкурили благовониями. Это был знак: визит окончен.

— Ну, слава богу, одна скучная церемония уже позади! — с облегчением вздохнул Кутузов, вернувшись в посольский дом.

Через день состоялся прием у султана.

Начало происходило так же, как при визите к великому визирю: утром за Кутузовым приехал со всей парадно убранной, многочисленной свитой мекмандарь. Кутузова в султанском портшезе принесли к пристани, потом доставили на каике в Константинополь, и он поехал на прекрасном вороном арабском скакуне в сераль.

За ним следовал первый секретарь посольства с грамотой царицы в руках.

У стены сераля все иноземные послы должны были ожидать, пока в высокие резные ворота не проедет великий визирь, но русскому послу не пришлось ждать ни минуты: Юсуф-ага на белом коне нарочно подъехал в одно время с Кутузовым к первым воротам.

У вторых ворот Кутузов слез. Здесь его ждал драгоман Порты — грек Мурузи.

Посла торжественно повели в диван[19].

Перед Кутузовым шел, косолапо ступая носками внутрь, как принято ходить у турок, седой чауш-баши[20] и стучал о мостовую серебряной тростью.

В диван Кутузов снова вошел одновременно с великим визирем — из двух разных дверей.

Они обменялись приветствиями и сели друг против друга.

Великий визирь отправил к султану рейс-эфенди[21] с письменным запросом: примет ли султан русского посла?

Михаил Илларионович сидел и невольно вспоминал, что рассказывал ему Пизани об этой смешной церемонии.

По обычаю, у рейс-эфенди с султаном в это время происходит такой разговор. Рейс-эфенди является к султану с письмом визиря и говорит: "Тень пророка на земле, гяур молит тебя о милости: он голоден, как собака". — "Накормить его!" — "Средоточие разума, гяур страдает от жажды, как ишак". — "Напоить его!" — "Прибежище справедливости, гяур замерзает от стужи, как муха" — "Одеть его!"

Что бы они там ни говорили, а рейс-эфенди вернулся с султанским фирманом, разрешающим принять русского посла.

И тотчас же поставили столы.

Кутузов обедал только с великим визирем. Остальные — за другими столами.

Во время обеда царскую грамоту держали в руках попеременно дворяне посольства.

После парадного обеда двинулись в сераль.

На полдороге посол должен был облачиться в шубу. Для этого ставилась простая скамья, которую турки насмешливо прозвали "скамья поварят". Но, подойдя к скамье, Михаил Илларионович увидал, что рядом с ней стоит табурет, покрытый богатой золотой парчой.

Хитрый Мурузи со сладенькой улыбочкой сказал его высокопревосходительству, что этот табурет поставлен по приказу самого султана из особого уважения к Кутузову.

На русского посла надели соболью, крытую золотой парчой шубу, на советника, маршала, секретаря посольства и полковника Барония — горностаевые. Остальным чинам посольства дали парчовые кафтаны.

Турки надевали на послов и свиту шубы с длинными рукавами и, вводя к султану, держали послов под руки, чтобы гяуры не смогли напасть на султана.