Чиста пацанская сказка - Беркем Атоми

Поняв, что угадал если не в десятку, то никак не меньше семи, Марат выдержал довольно точную паузу, и, сменив интонирование на кабацки-забубенное, провозгласил:

– Унд фюнф! Если я увижу! что какая-нибудь каналья! пойдет домой не хватаясь за заборы - повешу! Цвайбире юбер аллес! Прозит!

Не дожидаясь реакции, Марат поднял здоровую кружку и начал жадно, даже слегка переигрывая, халкать местное светлое. Под восторженный, отметим, рев цвайбирцев, обнаруживших, что перемены, похоже, далеко не всегда к худшему.

В начале байрама фюрсту приходилось еще веселить нехитрыми шуточками подданных, сидящих поближе к начальственному помосту, но вскоре выпитое дошло. То тут, то там слышались откашливания, кое-где уже сидели, обнявшись; явно назревало исполнение местных "Ой, то не вечор" и "Не морозь меня". Вскоре цвайбирцы забыли о повестке дня, присутствующем начальстве и предались излюбленному занятию пьяных орднунгеров - хоровому исполнению местного шансона.

Предоставленные самим себе, руководители, наконец, спокойно жрали и пили, покамест Шнобель вновь не начал вербовочные мероприятия.

– Ах, торокой сосед, - с несколько неестественным оживлением вскричал фюрст Шнобель, отирая с усов пену после брудершафта, - феть я не познакомил ва.. тепя со сфоей Глистхен! Не, натто же, какой я полфан и невеша, а! Таффай за это фыпьем!

– Слышь, Ганс, кончай. - насмешливо повернулся Марат, чокаясь с фюрстом. - Че ты меня втемную разводишь, а? Дочу затеял пристроить, так и скажи.

– Ну… Ф опщем, та. - признался Шнобель. - Достала, спасу нет. У тепя как, есть планы?

– Не парься, брат фюрст. Я "за", если че, пора и остепеняться помалу. Че, к началу привезти не успели? И че "достала"? Характер склочный?

– Нет, что ты, что ты! - замахал руками Шнобель. - Характер… нормальный. Это я, наферно, просто разбаллофал. Кстати, фон Цвайбире, а потшему мы то сих пор ситим са пифом, как малтшишк с грясный пусо? Мошет, перейтем на полее мушестфенный напитки?

– Мешать… - поморщился Марат. - Хотя ладно. Пиво без водки - деньги на ветер… Э, а ну хальт! Да, ты! а ну шнапсу командиру!

Когда взмыленные мекленбуржцы, влекущие повозку с Глистенгильдой фон Ихбинкранке цу Нохайне одолели, наконец, затяжной подъем Цвайбирского перевала, фюрсты уже отправили под стол второй кувшинчик и сносно разучили владимирский централ. Сойдя с подножки, бедняжка Глистхен едва не оглохла, так как фюрсты вдвоем пытались переорать Таганкой подданных, качающихся в такт раммштайновской Mutter, и были близки к успеху.

Глава Четырнадцатая,

начинающаяся с чудесного воскрешения, после которого герой обнаруживает, что мир изменился. В дивном новом мире обнаруживаются небольшие, но досадные и разрушающие всеобъемлющую гармонию косячки. Наш герой, ясное дело, принимается их слегка подравнивать.

…Бля, че ж так сильно-то… Где это я, а… Да насрать где, лишь бы водички, хоть чуть-чуть… Марат, вернее, несчастное полумертвое существо, не осознающее не то что мира и себя в таковом, но и большей части своего организма, попыталось помолиться вовне о капельке воды, но безуспешно. Из запекшихся губ вылетело лишь едва различимое сипенье. Однако в трескающиеся губы ткнулось что-то твердое, похожее на край посуды. Не разлепляя склеившихся век, Марат подумал - о, товарищ Сухов с чайником; сделал несколько глотков и снова провалился в тяжкое похмельное забытье. Восстав через несколько часов, он обнаружил себя в каком-то незнакомом, но явно приличном месте…Кто ж меня раздел-то? Епть, во нажрался… Удержавшись в положении сидя, попытался определить координаты. Бесполезно. Вокруг него с тошнотворной плавностью кружилось три комнаты; впрочем, нет, кажется, все же одна. Омерзительно яркий свет заливал теплые медовые доски пола, отражался от частого переплета горки, от глазурованного кувшина на столе…Ага. Кувшин. В таких штуках обычно бывают жидкости. Может, даже пиво… Поднявшись на вихляющихся макаронинах, в которые почему-то превратились ноги, Марат понял: если повезет, можно успеть. Интуитивно найдя выход, доковылял до крыльца и даже успел сообразить, что слева лавочка, а куст чайной розы - справа.

– Ы-ы-ы-у-у-а-а-а-ахххххх… - кусты встрепенулись, пробужденные от расслабленной предполуденной дремы мощным потоком бывшего пива; на темно-зеленых листьях розы заиграли веселые искорки; хихикнула, засмущавшись, пробегавшая со смутно знакомым тазиком служанка.

Вернувшись в комнату, Марат первым делом неуверенно схватил кувшин, приятно обдавший ладонь глиняным холодком. Поднеся кувшин к лицу, фон Цвайбире, преобразившись и даже несколько просветлев, растроганно просипел в потолок пересохшим ртом:

– Кул-Тху, эй! Какой же ты нормальный парень! Блин, зуб даю: не забуду!

Комнату заполнило судорожное глыканье, перемежающееся пыхтеньем, отдуваньем и легкими, прозрачными отрыжками; завершилось же утробным, раскатистым, достойным настоящего феодала "Ак Барс - чемпион!". Даже пришлось вернуться в горизонталь - легкое, но забористое светлое мощно ударило изнутри, наполняя жизнью свернувшиеся капилляры, рассасывая хрустящие спайки в мышцах, размачивая запекшуюся коросту на мозге…

Через десяток минут отпустило уже по-настоящему, до слабого интереса к окружающей среде и некоторого желания встать, однако любые попытки восстановить последовательность минувшего дня проваливались в мутно-синюю бездну, выжженную в мозгу адской смесью шнапса и оказавшегося коварным местного светлого…Так. С начала. Шел валить дракона, ага… Дошел? Дошел, по моему… А!!! Сякаефф, елы-палы! Интересно, где он щас? Блин, да хер с ним, дальше-то что?.. Так, Сякаефф улетел, ага, фюрст, да… Попа, кстати, проконтролировать, суку. Блин, какого еще попа?! Ладно, потом всплывет, будет надо… А, я ж теперь тоже фюрст, вона че… Ни хера себе! - удивился Марат и снова нырнул в бездну. -…Так, обмывали, Таганку еще спели, кажется… Обмывали - дальше-то че? Че ж дальше-то…

Дальнейшие мнемонические усилия не добавили ни бита полезной инфы.

– Ми-и-и-илый?.. Мара-а-атикь! - донеслось откуда-то из глубины дома. - Ты уше всталь, майне ли-и-ибе?

…Эт-то еще че за фамильярности?!.. - недоменно повел было ухом Марат, и дверь распахнулась, впуская гнедиге фрау Глистенгильду фон Цвайбире. Марат удивленно воззрился на тощую рыжую селедку в конопушках, с деловущим видом влетевшую в комнату. Селедка уперла руки в боки, бесцеремонно рассмаривая Марата, постояла, пульнула претензию:

– Фуй, как ты натышаль перегаром! Саффтракть, майне либе, только сначала умойся! - и унеслась, метя полы широким подолом.

– А… - начал было Марат, но было уже поздно. Совсем, окончательно поздно - но это еще только предстояло понять.