Сердце степи. Полёт над степью (СИ) - Иолич Ася

Камайя шумно выдохнула, и облако пыли поднялось с одной из полок, нестерпимо щекоча нос.

- А тебе она чем угрожает?

- Я же знала, кто пирожные принёс… Она пришла и сказала - молчи, а то и ты впутана окажешься! Ты пока тут ни при чём! Халар просто голову разбила! Я от страха не знала, куда деваться, и промолчала, вместо того чтобы сказать Улхасум Гатэ всё, а потом Йерин пришла и угрожала. Сказала, если я признаюсь, она всё повернёт так, что это я подстроила. Мол, убила Халар, девочкам её навредила, подождала, пока Актыс замуж выдадут, а теперь ещё и Йерин замарать хочу. И вообще, она сладости чистые принесла и поклясться в том может, это я яд добавила, поэтому молчала…

- А с дочкой что?

- Дочка, как оклемалась, за мать заступаться начала. На Йерин чуть ли не с кулаками кидалась, мол, мать ни в чём не виновата. Ну Йерин и сделала так, что на них все ополчились… До сих пор боятся говорить. Халар же милая была, дитя такое… Госпожа Камайя, умоляю, никому! Я рассказала, чтобы ты знала, какая она!

Камайя погладила рыдающую Тинхэн по плечу, размышляя над услышанным. Вспомнился лёд во дворике… Случайно ли он там намёрз? Грязная вонючая скейла Йерин! Что ещё она придумает?

Тинхэн выслушала её утешения, благодарно кивая, и выскользнула из кладовки, а Камайя посидела ещё немного, нюхая раскрошенные в пальцах листики травы омыс, подвешенной пучками на верёвке для отпугивания жуков от хранимого имущества. Она вышла наружу, плотно прикрыв за собой дверь, и прошлась по коридору, заглядывая в приоткрытые двери пустых мастерских с ткацкими и вышивальными станками, и почему-то казалось, что смутные призраки прошлого прячутся там от её взглядов, затаившись, ожидая, пока она уйдёт.

Двор встретил её недружелюбно, ветром с крыши бросив пригоршню снега в лицо. Камайя зажмурилась и попыталась скинуть его рукой, пока не успел растаять, а потом вытирала рукавом мокрые капли.

- А ну, пойдём, - подхватила её под руку улсум Туруд, обдав запахом цветочного мыла. - Давай, шевелись, госпожа.

- Вирсат, ты где? - крикнула испуганно Камайя, но во дворе было пусто. - Улсум, пусти! Я шла в покои! Тут же разрешено гулять в одиночку!

- Ты чего орёшь? Совсем рассудок потеряла? - спросила её Туруд, таща за рукав. - Угомонись!

- Куда? - воскликнула Камайя, пытаясь вырвать руку, придерживая шапку на голове.

- К хасум Йерин!

Камайя спешила за ней по галерейке, потом по какому-то коридору, через дворы и переходы, яростно пытаясь сообразить, что же делать. Драться с Туруд было глупо, убегать - ещё глупее, и она решительно устремилась за улсум, широко шагая. Хочет Йерин встретиться - пускай. Заодно она посмотрит в глаза этой холёной змее, убившей мать и нерождённое дитя.

Улсум почти втащила её в какую-то чрезмерно роскошную резную дверь, и Камайя сморщила нос: запахи накинулись на неё, сменяя друг друга, различные, но одинаково неприятные. В большом помещении с витражными окнами пахло пылью и душными благовониями, от большого ведра у стены несло нечистотами, а сквозняк доносил запах немытого тела, и она вежливо поклонилась, как только отыскала глазами источник: на большом топчане в нише стены восседал Ул-хас, сверля её холодным раздражённым взглядом.

- Да благословит тебя Отец Тан Дан и Мать Даыл, великий Ул-хас. - Скромный взгляд, почтительный, но звонкий голос. - Доброго дня желаю тебе, хасум Йерин!

- Вот она, - сказала Йерин, стоящая у топчана. - Вот эта мерзкая дрянь, которая травит наложниц твоего сына, Великий. Его наложница лежит без сознания, а эта мерзавка разгуливает по городу! Ищет, видимо, яды, чтобы извести нас всех! Взгляни, Ул-хас! Она соблазнила твоего глупого сына своими танцами. Помнишь, какой огонь они разжигали в чреслах благочестивых тэкче у твоей руки? Чего может достичь твой сын с этой женщиной? Она бесстыдна, стара, строптива, развратна, непокорна, а теперь ещё и покушается на жизнь других девушек! Она покушалась на юную Рисэл, хорошо, что меня успели предупредить!

Ул-хас удручённо и вяло покачал головой. В его взгляде явно читалось сожаление: Йерин осуждала, а сам он явно был не против некоторых из заявленных женой качеств.

- Саурт, - сказал он, и лекарь вынырнул откуда-то из-за занавеси топчана. - Что там с этой… другой?

- Нуун, Ул-хас, - поклонился Саурт. - Она жива. Я делаю всё возможное, чтобы помочь ей.

Камайя чуть не поперхнулась. Ложь вылетала из него, как пули из пистоля Рикада, поражая наповал своей наглостью. Мёд на языке, яд под языком, говорила про таких бабушка Ро. Всё возможное! Вот кеймос-то, а!

- Ну, раз она жива, то и говорить пока не о чем, - сощурился Бутрым, который явно уже подустал от беседы с женой. - Этот… Саурт. Ноги болят. Давай своё зелье.

- Великий Ул-хас, - вкрадчиво напомнила ему о себе Йерин. - Я привела показать тебе ту женщину твоего сына… Ты рассмотрел её? Ты понимаешь, о чём я говорила тебе? Он предпочёл её юной и милой Рисэл из Лымай, покорной и тихой!

Бутрым опрокинул в рот небольшой серебряный стаканчик и запил водой из чашки.

- Я понял тебя, женщина. Ты опять говоришь, что он недостоин. Пожалуй, в этот раз я буду вынужден с тобой согласиться. Его выбор говорит о недальновидности. Не порти мне настроение перед пиром. Завтра я решу этот вопрос окончательно.

- Её под стражу? - мило осведомилась Йерин.

- Зачем? Она пока никого не убила… Да и она не в твоём подчинении теперь. Какой же осёл, - Бутрым скорчил рожу и хлопнул себя по ноге. - Кху-у… - вдруг шумно рыгнул он, одновременно кашляя.

Камайя, стоявшая в добром десятке шагов, задержала дыхание, но недостаточно быстро, и в ужасе замерла: до неё донёсся едва слышный запах рикадова дурмана. А ещё она вспомнила кое-что, и воспоминание холодило шею и сжимало горло, пока она шла, подталкиваемая в спину ненавидящим взглядом Йерин.

- Госпожа! - кинулась ей навстречу Вирсат. - Я пошла за полотенцами, а дверь захлопнулась… Только недавно меня выпустили! Прости!

- Пойдём со мной. - Слова падали гулкими шагами в пустом коридоре. - К Улхасум Гатэ.

Служанки встревоженно вспорхнули с лавочки внизу лесенки, и Камайя вдруг задумалась, а не Йерин ли выделила Гатэ эти покои, на выходе из которых, сразу за небольшой площадкой у двери, сбегала на нижний этаж лесенка? Как удобно! Слабовидящая женщина сделала неверный шаг!

- Попей ачте с девушками, - сказала она Вирсат, оставляя ту снаружи. - Раздай. - В ладонь Вирсат опустились три серебряных, и она подмигнула Камайе.

- Милая, а я как раз думала о тебе. - Гатэ, как всегда, узнала её по шагам. - О. Ты мрачнее, чем дым над горящей родной хижиной. Что стряслось?

- Развей моё беспокойство, досточтимая. - Камайя села на скамеечку у ног Гатэ, повинуясь жесту Улхасум. - То, что творится, пугает меня. Родственника моей подруги избили наёмные бандиты, в городе торгуют дурманом, и его же, похоже, употребляют во дворце. Когда меня привели в покои твоего мужа в качестве подарка, я почувствовала этот запах впервые, и только что вспомнила об этом, а в последние дни он будто преследует меня. Саурт поит твоего мужа зельем на основе этого дурмана. Йерин отравила Нуун… И свалила на меня. На дорожках лёд, мою служанку заперли в кладовке, а Тинхэн рассказала мне о Йерин такое, от чего у меня волосы встали дыбом. Ул-хас считает меня неподходящим выбором для твоего сына, и, похоже, моё наличие в гареме побудило его принять очень, очень нежелательное для всех нас решение. Я боюсь лишний раз вздохнуть или пошевелиться, чтобы не вызвать гнев духов или высоких небес.

Слова сыпались, как чёрные и серые бусины, отскакивая от богатых ковров и пропадая в их ворсе, слетали серым пеплом на ладони, каплями тоски падали на подол халата. Гатэ протянула руку, Камайя подалась вперёд, вдыхая сладкий, густой запах дерева айго и терпкий аромат лекарственных трав от её пальцев. Улхасум гладила её по волосам, и становилось чуть светлее.

- Тебе страшно?

- Мне страшно. Улхасум, что мне делать? - Камайя подняла голову и смотрела на задумчивую улыбку Гатэ. - Я осталась, но это не помогло. Может, мне пора уйти? По крайней мере, у Йерин не будет этого довода… Старая, строптивая, развратная… - Камайя вдруг расхохоталась, и хохот был похож на карканье вороны, потому что чёрное крепко сидело в душе. - Прекрасная пара твоему сыну, та катараме та катаве!