Охота на Нострадамуса - Никита Аверин

— Дениел, — негромко представился гость.

— Настоящие имена, — кивнул глава группировки и к удивлению Дениела, протянул руку, способную с одного удара отправить неугодного на тот свет. И говорил практически без акцента, что указывало на образование, полученное в Европе. Сплошные сюрпризы. — Это хорошо. Не люблю начинать сотрудничество с недоверия и экивоков. Доверие — залог успеха.

Что ж тогда заставил полдня проторчать в хипарском фургоне, мысленно фыркнул Дениел.

— Знаешь, что это? — поинтересовался Сарбук, отвернувшись от него, и широким жестом обводя ангар, что позволило Дениелу украдкой размять хрустнувшие пальцы на пожатой руке. Силен.

— Оружие? — пожал плечами Дениел. — Сила?

— Боль, — Сарбук оперся на перила балкона и сжал стальную трубу с такой силой, что побелели костяшки. — Кровь и слезы сотен и тысяч людей. Зачем это тебе?

— Ты знаешь.

— Мою семью расстреляли в Палестине десять лет назад за государственную измену как врагов народа. Жена работала в посольстве. Вашем посольстве. Убили даже детей. Их просто разорвали, растерзали как стая бешеных псов. Ты знаешь, на что способна кучка подвыпивших дальнобойщиков у придорожного кабака? Но не представляешь, что творит обезумевшая толпа из двухсот человек. Стадо. Скотина, несущаяся на бойню, — Сарбук некоторое время молчал. — Религия, катарсис… плакаты вождей и пророков, которые давно умерли и которым давно на все плевать. Но подними такой стяг над толпой, обагри его кровью и за тобой потянутся как за мессией. Из всего я запомнил только глаза. Их души выпила пустота. У каждого. У всех до единого. То, с чем ты ко мне пришел не искупить никогда. Умрут люди. Много людей. Зачем?

— Ты знаешь, кто я? — спросил Дениел.

— Нет, — не поворачиваясь, покачал головой Сарбук. — Но разве это имеет какое-либо значение?

— Тебе видней.

Перестав опираться о перила, Сарбук повернулся к Дениелу и посмотрел ему в глаза. Этот человек обладал поистине кремниевой выдержкой и терпением. Таким и должен быть предводитель и вождь. Сколько история знала примеров, когда сиюминутная слабина сбрасывала с престолов деспотов и царей, сажая на их место более сильных. Закон стаи. Естественный отбор.

— Думаю, пора перейти к делу?

Ну, разумеется. Деньги решают все. Засунув руку во внутренний карман пиджака (Сарбук глазом не повел — был уверен, что его обыскали, или просто не боялся смерти?) Дениел достал несколько распечаток с адресами спрятанных по всему Чикаго денег. Хранить награбленное в одном месте было сущим безумием.

— Хорошо, — аккуратно сложив бумаги и убрав их во внутренний карман пиджака, сказал Сарбук. — Мы проверим.

— Как хочешь, — кивнул Дениел.

— Что ж. Будем считать, что со вступлениями покончено, Дениел-кто-бы-ты-ни-был. Итак. Какова наша цель?

— Аргоннская лаборатория, — сорвав колпачок с маркера, Дениел резким движением обвел жирный красный кружок на разложенной на раскладном столе, укрупненной карте Чикаго. — Национальный исследовательский центр Министерства энергетики США.

Глава четвертая

И у меня нет компаса, и у меня нет карты,

И у меня нет причин, нет резона, чтобы вернуться!

И у меня нет религии, и я не знаю, что к чему,

И я не знаю предела, предела того, что мы получили!

Паташик не спал всего лишь вторые стуки, но ему казалось, что с момента повторного сканирования ангара прошла уже целая вечность. Работы было непочатый край и научному сотруднику даже пришлось привлечь в помощники несколько молодых ассистентов, чтобы хоть как-то разгрузить навалившийся на его плечи необработанный массив информации. Неизвестный шутник бросил Паташику перчатку, оставив после себя поистине неразрешимую головоломку. Всевозможные объекты, имена и фамилии людей, названия казино, районов и кварталов, банков, закусочных, даты и время, сленги — все это раз за разом нещадно наваливалось на него, складываясь в невероятную головоломную схему, смысла которой Паташик пока так и не смог понять. Огромный, нанесенный во всю стену краской, видной лишь под призрачными излучениями ультрафиолета непонятно с какой целью задуманный план, зачеркнутый и перечеркнутый тут и там, исполосованный стрелками и сбивчивыми пометками, явно сделанными второпях, являл собой на первый взгляд неразрешимый ребус.

— Чего вы от меня хотите? Это как кубик Рубика который заведомо невозможно собрать! — восклицал он вновь и вновь, на вопросы наведывавшихся либо Кейт или Муни, шелестя многочисленными выкладками и распечатками, раскиданными на нескольких широких пластиковых столах, установленных в центре ангара. — Охренеть можно! Сделавший это либо сумасшедший, либо гений подобный Букаэрту.

Венцом нагромождения была уменьшенная копия рисунка на стене, нанесенная на четыре склеенных между собой листа ватмана, прижатых по краям чем попало.

— Еще газеты! — выкрикнул один из ассистентов, толкая в ангар небольшую тележку уставленную пачками упакованной прессы.

— Катите сюда! — махнул рукой Паташик.

— Зачем это все ему понадобилось? — в очередной раз нахмурился Муни, когда они присели в сторонке чтобы лишний раз не дергать и так взвинченного Паташика, то и дело покрикивающего на своих суетящихся ассистентов. — Что это вообще за штука?

— Это список. План, — каждый раз смотря на рисунок Кейт, ловила себя на ощущение, что вот-вот, еще мгновение, и она сможет приподнять завесу тайны, которую скрывал загадочный план. Но через несколько секунд наблюдений, пометки и локации снова предательски путались, а стрелки-указатели издевательски завязывались в узлы, заставляя глаза, а следом за ними и мозг упорно разбегаться и заходить в тупик. — Календарь с событиями, которые были для него важны.

— А зачеркнутые пункты, — Муни выставил указательный палец руки, в которой сжимал стакан с кофе. — Ну, «Казино-Вывоз» и «Авария на перекрестке» я еще понимаю. Но что такое «подготовка», когда по идее уже все случилось? И главное к чему?

— Пока не знаю, — предположила Кейт, внутренне усмехнувшись. Уж больно они с Муни сейчас походили на двух критиков, наведавшихся позубоскалить в картинную галерею накануне открытия экспозиции авангарда или современного искусства. Кисла физиономия напарника с покрасневшими от недосыпа последних дней глазами, только усиливала сходство с желчной акулой пера. Только вот художник пока упорно желал оставаться неизвестным. — Сейчас это напоминает один большой ежедневник — разобрался — зачеркнул.