Виги и охотники. Происхождение Черного акта 1723 года - Эдвард Палмер Томпсон

Рединг оказался самым достойным городом из всех, о которых я когда-либо слышал. Они закрыли свои двери перед братом Кадогана и еще одним человеком, пришедшим с ним, и заявили, что, даже если придется голодать, их не подкупят на этих выборах. Они послали за двумя соседними джентльменами с просьбой прибыть туда, и пришлось изрядно потрудиться, чтобы уговорить их выставить свои кандидатуры, хотя их должны были выбрать gratis [бесплатно].

После того как семья Кадогана понесла такое поражение, город оказался переполнен его солдатами. Появление судоходных водоемов в графском парке никак не способствовало улучшению состояния Уотри Лейн, единственной дороги из Кавершема в Рединг и важной торговой трассы, затопляемой и непроходимой в течение многих недель в году. Кадоган обещал осушить и починить эту дорогу, если округ изберет в парламент его брата. Но избирателям он предоставил выполнять данную работу на средства общественной подписки (куда граф не внес ни пенни) и выделить их собственный гравий, рабочую силу и повозки. Большая политика умела забраться в карман к народу[324].

Где-то в этой истории о том, как чужак и непопулярный авантюрист — ирландский грубиян с бычьей шеей[325] — хвастливо перекраивал местность, привычную ее жителям, можно обнаружить причины, по которым «черные» в январе и июле 1722 года целой толпой вторгались в его парк. Говорили, что Роберт Шортер участвовал в нападении, и ясно, что преступники вышли из нескольких лесных приходов. Другое нападение на частный парк носило гораздо более локальный характер; вероятно, оно вообще крайне нетипично для «черных» (в самом деле, никого из его участников не обвиняли в принадлежности к «черным»), но поскольку до нас дошли письменные показания и материалы допросов, относящиеся к этой истории (в отличие от всех других эпизодов), мы должны добыть из него всю возможную информацию. В ней как минимум содержатся сведения о том, как была организована одна экспедиция за оленями.

17 декабря 1722 года, когда в других частях леса «черное» браконьерство было в самом разгаре, одиннадцать человек (при содействии двух «пособников») убили лань в парке миссис Энн Райт из Энглфилда и унесли тушу прочь, сломав ворота парка, чтобы ее вытащить. Энглфилд находился у западной окраины леса, далеко за его пределами. Энн Райт была дочерью (а впоследствии и наследницей) лорда Фрэнсиса Паулетта, старшего сына пятого маркиза Винчестера; она вышла замуж за преподобного Натана Райта, второго сына сэра Натана Райта, лорда-хранителя Большой государственной печати, и принесла в приданое это поместье с его старинным оленьим парком. Но у миссис Райт был сосед, который считал, что имеет наследственные права на оленей гораздо более древние, чем у нее.

Сэр Фрэнсис Энглфилд был одним из главных аристократических сторонников королевы Марии, католиком и обладателем обширных владений. После восшествия на престол Елизаветы он бежал за границу, был объявлен вне закона, обвинен в государственной измене, а в 1585 году его поместья и земли были конфискованы короной и пожалованы сэру Фрэнсису Уолсингему. Но главной жемчужиной, вокруг которой размещались многие другие его владения, было поместье Энглфилд, находившееся в собственности семьи свыше 780 лет. Предвидя лишение гражданских и имущественных прав за государственную измену, сэр Фрэнсис Энглфилд принял меры предосторожности и передал эту недвижимость своему племяннику — с оговоркой, согласно которой это пожалование аннулировалось при вручении им племяннику золотого кольца. После затяжного спора в судах королева приняла специальное положение, подтвердившее, что сэр Фрэнсис лишен прав, вручила племяннику свое собственное золотое кольцо и захватила имущество. Но в следующее царствование очередной Энглфилд (сын племянника сэра Фрэнсиса) жил на границе поместья, владея небольшой земельной собственностью и древними правами на рыбную ловлю; и там эта семья упрямых католиков оставалась в течение следующих двух столетий, не спуская глаз с земель своих предков.

Ко времени сэра Чарльза Энглфилда, в 1723 году, позади осталось 150 лет обид и горестей и более 900 лет наследственного права на владение. Сэр Чарльз предстает как баронет из захолустья, преданный старой вере и верный если не своей жене, то любовнице, «особе безо всякой репутации» по имени Маргарет Бай, у которой «было несколько бастардов, 4 из которых родились в [его] доме в Энглфилде». Он развлекался тем, что воевал в судах с узурпаторами фамильного поместья. В сентябре 1722 года Энн Райт запретила сэру Чарльзу травить дичь собаками и ставить ловушки в Энглфилд Парке. Примерно в это время Джон Кэннон, местный кузнец, зашел к сэру Чарльзу и застал его в дурном расположении духа из‑за миссис Райт: он сказал, что «наймет несколько хороших честных парней, чтобы они истребили ее оленей». Тогда Кэннон сказал, что знает таких парней, а сэр Чарльз ответил, что их ждет по полгинеи. Кэннон собрал хорошую компанию, в основном из окрестностей: из Тайлхерста, Салхэмпстеда, Тила, а еще один, тоже кузнец, явился из далекого Ньюбери. У них было три ружья (одно позаимствовали у плотника), две собаки, дубины с железным наконечником, два охотничьих ножа, порох и дробь. Они добыли оленей, вынесли добычу через сломанные ворота парка и доставили в Бергфилд Милл (где, вероятно, продали ее неизвестному торговцу дичью). Семеро из них сошлись позже в пивной, получили по два шиллинга каждый в качестве доли от продажи оленей, а затем отправились в дом Джона Кэннона, где и выпили за здоровье сэра Чарльза на деньги сэра Чарльза.

Но кто-то проявил неосторожность, и через некоторое время Джон Кэннон очутился в роли обвиняемого перед ассизами (выездным судом присяжных). Сэр Чарльз выделил пять гиней на его защиту и пообещал добиться помилования, если его признают виновным, — при условии что он будет помалкивать. Кэннон, которому грозила высылка на каторгу и который, видимо, сумел оценить вероятность того, чтобы какой-то мелкий сквайр-католик добился помилования от Уолпола, перешел на сторону обвинения и дал показания против сообщников. Кончилось тем, что сэр Чарльз сам оказался под угрозой судебного преследования со стороны ассизов — безутешным, в окружении руин фамильной гордости: «Сэр Чарльз, — заверил миссис Райт его поверенный, — не может, в соответствии со своей честью, согласиться написать что-либо, что может показаться… оправданием в деянии, в котором он совершенно неповинен»; «Сэр Чарльз… не питает неприязни или злобы ни к ней, ни к ее близким…». Он надеялся, что миссис Райт примет это заверение, а большего она не могла бы ожидать ни от одного джентльмена[326].

Среди тех, кто участвовал в нападении на Энглфилд Парк, были два кузнеца, два плотника, мельник, мельничный мастер, четверо работников и двое слуг с местного постоялого двора. История такого рода с тем же успехом могла бы