Когда говорят мертвецы. 12 удивительных историй судмедэксперта - Клас Бушманн

так и самоубийц или утонувших в результате несчастного случая. Со временем труп всплывает — этому способствуют гнилостные бактерии, выделяющие газы. Холодная вода замедляет процесс разложения, теплая — ускоряет. Когда газов образуется достаточное количество (трупы тогда надуваются и становятся похожими на воздушные шары), они с легкостью поднимают тело вместе с одеждой вверх. Если труп не всплывает, то можно предположить, что по какой-то причине — например, если человек напоролся на гребные винты — наполненные воздухом кишки или полости тела были вскрыты. Но утопить неповрежденное тело так, чтобы оно не всплыло, практически невозможно. И здесь не помогут ни грузовой пояс, ни кирпич на шее.

Трупы, извлеченные из воды, — это, по сути, самое трудное испытание для обоняния человека, которое только может предложить судебная медицина. За исключением, пожалуй, содержимого желудка, которое мы обычно собираем в контейнер и отправляем на хранение. Даже при общении с некоторыми живыми людьми у профессионалов иногда возникают рвотные позывы, чего уж говорить о мертвых. Обычно я не отличаюсь сверхчувствительностью в этом вопросе. Но эту смесь запахов — разложившегося тела, водорослей, рыбы и гниения — нельзя назвать моей любимой.

Несколько лет назад произошел забавный случай. Как я уже объяснял, мы работаем в помещении, оборудованном кондиционерами и вытяжкой, трупы тоже достаточно сильно охлаждаются. Поэтому большинство моих коллег вполне нормально переносят трупный запах, лишь немногие пользуются масками. Конечно, все выглядит иначе, если ты стоишь на крыше нашего малоэтажного здания. Пары из нескольких вытяжных систем выходят наружу нефильтрованными. Однажды здесь работали мастера, которые смолили крышу. Была середина лета. Видимо, никто не сказал тем работникам, что именно это за здание. Не прошло и пары часов, как одного их стажера вдруг вырвало прямо с крыши.

Да, мои обонятельные рецепторы регулярно подвергаются весьма серьезным испытаниям, но на работе я только рад этому, ведь нос — важный инструмент при вскрытии. Если, например, при вскрытии полости тела я чувствую сладкий фруктовый запах, — это признак наличия алкоголя в организме. При почечной недостаточности тело отчетливо пахнет мочой, это значит, что у человека наступила уремия.

Иногда трупы источают совсем другой запах.

— Это здесь, я чувствую запах! — Мой голос звучит необычно громко и взволнованно. Но и ситуация, в которой я сейчас нахожусь, не самая обыденная. Пахнет чем-то горелым, обугленным, явно бензином — и все же явно гнилью, трупом. Она должна быть где-то здесь, эта пропавшая женщина. Глазами я ищу большую яму, которую шесть полицейских старательно вырыли в суглинистой берлинской почве за последние полчаса. Пока ничего не видно, только песок, глина, камни, стекла. Но резкий запах ясно указывает нам путь.

Конец декабря 2015 года, ледяной зимний полдень. Более трех месяцев назад бесследно исчезла 51-летняя Марианна Ф. Жива ли она? Или ее тело закопано здесь, на берегу берлинского озера Кис? Некоторое время мы стоим, ежась от холода, между заброшенной зоной для купания, засохшим камышом и узкой пешеходной дорожкой, по которой изредка проходят люди и кивают друг другу, здороваясь. Осторожно продолжаем копать вдоль пологого берега — и вот показываются лохмотья одежды и становится видна округлость черепа.

Мы останавливаемся. Что теперь? Для извлечения тела жертвы или того, что от нее осталось, мы не можем использовать лопаты — иначе мы повредим труп. Суглинистая почва очень липкая, мы рискуем уничтожить возможные следы и зацепки. Мой нос не обманул меня, но, чтобы дело пошло дальше, нам нужно что-то придумать. Судебные врачи, безусловно, имеют опыт эксгумаций, но такие процедуры обычно проводятся по приказу прокурора, это делает небольшая группа профессионалов между двумя и пятью часами утра на кладбище. Время выбирается не случайно — меньше любопытных глаз. То, что мы сейчас вот так раскапываем предполагаемую могилу среди бела дня на открытой местности — скорее, исключение. Небольшое отступление: осень 2015 года. Тысячи, десятки тысяч, сотни тысяч беженцев прибывают в Германию в одночасье. Вся страна стоит на ушах: «Беженцы, добро пожаловать!» Волонтеры собираются на вокзалах, чтобы раздавать беженцам еду и одежду, а детям из Сирии и Афганистана — игрушки. Спортивные залы многих школ превращаются во временные убежища. Мы, судебные медики, видим все происходящее собственными глазами — почти прямо рядом с нашим институтом находится Департамент по здравоохранению и социальным вопросам Берлина, где регистрируют беженцев. Совершенно необычная ситуация для довольно спокойного квартала в Моабите, где расположено и наше учреждение.

На жизнь Марианны Ф. вышеописанная ситуация почти не оказывает влияния. Женщина, недавно вышедшая на пенсию, тоже живет здесь, за углом, в скромной квартире в Берлин-Митте. Буквально в самом центре событий, но она не особо интересуется политикой. У нее достаточно своих дел. В прошлом пенсионерка часто страдала от депрессии и была зависима от таблеток. Однако теперь у нее все хорошо. Она поддерживает дружеские отношения с некоторыми из своих соседей, а также тесно общается со своей сестрой. Иногда она подрабатывает уборкой квартир, в остальное же время посещает блошиные рынки, чтобы, продав добытые там находки, получить хоть какую-то прибавку к своей скромной пенсии. Совсем недавно она вместе со своей подругой Сьюзи раздобыла шторы у одного знакомого из Штеглица. Подруги планируют продать их на ближайшей барахолке. Однако этого пока не произошло, потому что Марианна внезапно исчезла.

Все в окружении пенсионерки знали, как она любила писать всякие записочки и письма. В дни рождения ее друзья обязательно получали поздравление на открытке, да и в обычные дни она часто бросала небольшие записочки в почтовый ящик своих соседей. Забавно: Марианна до сих пор пишет свои записки, но вот уже несколько недель ее лично никто не видел. И только Сьюзи регулярно заходит в квартиру Марианны, прослушивает автоответчик, проверяет почтовый ящик. «Марианна уехала на лечение. Ее не будет несколько недель…» — так 46-летняя женщина отвечает всем, кто спрашивает о Марианне.

В октябре сестра Марианны начинает подозревать неладное. Никаких вестей в течение нескольких недель, это совсем не похоже на Марианну. Вместе со своей знакомой она заявляет в берлинскую полицию о пропаже человека. Полицейские относятся к заявлению очень серьезно и в конце октября даже вскрывают дверь квартиры Марианны. Там ничего. Заставленные мебелью комнаты, хлам с барахолок, множество старых велосипедов, но никаких следов криминала. Может быть, хозяйка все-таки и правда уехала на лечение. И, кроме того, она женщина взрослая и может находиться, где захочет.

Спустя некоторое время в качестве доказательства отъезда на берлинский адрес Марианны приходит несколько открыток. Все из Гамбурга. Марианна пишет друзьям и соседям, что с ней все в порядке и