Ноша - Татьяна Нелюбина

– Там сейчас холодно, сыро.

– А может, там снег.

– Вряд ли.

– А давайте, – предложила Людмила, – не сходя с места, там побываем.

– Как это?

– Фотографии посмотрим.

Митя не купился.

– Ярко, красочно, живо вспомним вслух или молча наши впечатления. Поглядим, у кого их больше.

– У меня!

– Это ещё бабушка надвое сказала.

– Чья бабушка?

– Пословица есть такая – бабушка гадала, да надвое сказала: то ли дождь, то ли снег; то ли будет, то ли нет.

Я включил комп, нашёл фотографии и ярко, красочно, живо вспомнил про солёные огурцы – Шпреевальд славится своими солёными и маринованными огурцами.

А Митя вспомнил, что речка Шпрее, на берегу которой мы сегодня обедали, ещё течёт по Берлину. Она течёт не только по Берлину, но и по лугам, полям, лесам, и один лес, где много-много рукавов речки, называется лес Шпреевальд. Там шёл дождь, и Митя боялся, раз дождь, нас не прокатят на лодке. Но один приятный капитан сказал: «Минут через двадцать поедем». Тогда мы съели по сосиске и по солёному огурцу. Забрались в плоскодонку. Расселись. Ждали, может, кто ещё подойдёт. К счастью капитана, подошли ещё люди.

Я слушал и думал, что Митя неплохой рассказчик.

Я с гордостью думал об этом. И всё реально себе представлял. Митя глядел по сторонам то так, то в бинокль. Он прихватил с собой бинокль и смотрел на птиц – то так, то наоборот, когда бинокль не увеличивает, а уменьшает.

Мы плыли по тихой воде между пойменных лугов, пригибались под мостками, увёртывались от мощных веток с жёлтыми, красными, оранжевыми листьями, заглядывались на сказочные домики, крытые камышом. Фахверковые и кирпичные, и из просмолённых бревен, только не круглых, а квадратных. Вместо коньков на крышах – змеи с коронами. Змей-король – герой здешних сказок. Это земля сербов, все названия здесь на двух языках, на немецком и сербском. По-сербски эти места называются «Biota» – «болота».

Наш капитан сказал, что если сложить все рукава речки и каналы в длину, получится полторы тысячи километров!

К некоторым домам нельзя подъехать на машине, только на лодке. И почту ко всем домам развозят на лодке.

Тем временем распогодилось. Солнце засияло, листья вспыхнули и жёлтым, и красным. Мы выбрались на берег и решили прогуляться до музея. По чавкающей дорожке, по ковру из листьев, среди болот с осокой, камышом, кочками шли.

В музей под открытым небом свезены избушки со всего Шпреевальда. Мы заглянули в первую. Мне пришлось пригнуться – потолки низкие. Прокопчённые – на «чёрной» кухне. В жилой комнате – длинный стол, буфет, прялка, высокая кровать с занавесками, детская кроватка, люлька.

– Вы говорите по-русски? – спросила нас красавица в народном костюме. Она сидела у печки. У пышущей жаром печки. Очевидно, смотрительница. – Я учила русский язык в школе. Но в России ещё не была.

Она рассказала Мите, что здесь, в одной комнате, раньше жили бабушка, дедушка, отец, мать и дети.

– Хорошо им! – сказал Митя. – Я тоже хочу так жить, все вместе. – Он вздохнул. Внимательно оглядел платье красавицы, её кружевной фартук и необычный головной убор с вышивкой.

Нам всё несказанно понравилось.

Следующий дом был побогаче – там уже три поколения не спали вповалку; у молодых – своя спаленка, у стариков – своя. В общей комнате – длинный стол с лавками, стульями, посудная горка, печка, люльки. Кухня – отдельно, с выходом в огород.

– Тыквы! – сказал Митя. – Разнообразные. Эта – как змея длинная. Нет, как король-змей.

Мы прошлись по пристройкам, разглядывая разную утварь, заглянули в свинарник, в курятник, в коровнике стояла… корова. Пластмассовая, с мягким выменем. Её можно было «подоить».

Митя сел на табуреточку, взялся за сосок. Надавил, дёрнул, вода в ведро брызнула. Митя усердно трудился.

Людмила его фотографировала. К ней обратился один приятный мужчина.

– Здравствуйте! – сказал он, немец, по-русски. – Я работал в Советском Союзе. В Тольятти. А вы откуда?

– Я из Кургана. Из Зауралья.

– Да-да, знаю, Урал!

– Восточнее Урала, – принялась объяснять Людмила, – точнее: между Уралом и Западно-Сибирской равниной.

Раскраснелась вся, глаза заблистали, радости сколько, с ней кто-то заговорил!

Я об этом никогда всерьёз не думал: а может ли она нравиться? Может, естественно, раз мне нравится.

Я ей всегда доверял.

Да будь у неё кто, она бы сказала! С её прямотой – не стала бы скрываться, юлить.

Бухнуться на колени, признаться: люблю! Всегда буду любить!

Жутко мне стало. Фильм вспомнился… как же он называется… С Майклом Дугласом и Кэтлин Тернер, они разводились, они – Оливер и Барбара Роуз, фильм называется «Rosenkrieg» («Война роз»?). Оливер не может понять, что происходит, а Барбара его видеть больше не может, её раздражает, как он ест, говорит, ходит.

Какая жуть лезет в голову.

Людмила

Я пошла к Насте. Мы с ней сейчас работали на одного издателя – Настя делала иллюстрации к книжке, которую я переводила. Он цеплялся то ко мне, то к ней, достал нас обеих. Названивал, разглагольствовал, всезнайка такой, семи пядей во лбу. С залысинами. Тощий, злой, горел, можно сказать, на работе. Издательство у него маленькое – он да его секретарша. Расплачивался с нами не из своего кармана – доил спонсоров, которых не он, авторы находили. В такой богатой стране, как Германия, спонсоров днём с огнём не сыщешь.

Да ладно.

Вот, лёгок на помине, звонит:

– Я против надписей на иллюстрациях. Уберите!

– Они вам чем-то мешают?

– Они на русском!

– Автор русский.

– Но книга на немецком!

– И что?

– Немецкий читатель не поймёт, что вы там пишите!

А надписи на рисунках – коротенькие: Это я. Это мама. Это бабушка. Буковки крошечные, в лупу не разглядеть! Эти несчастные буковки вписаны в рамочку, было б, ей богу, о чём говорить.

Буковки соскоблить, конечно, дело плёвое, но зачем потакать мелочным придиркам издателя? И под русской избушкой в снегу, где стоит мальчонка, закутанный до бровей в мамину шаль, вывести: Das bin ich.

И так далее. Всего десять иллюстраций. Про обложку просто молчу. С обложкой он нас совсем доконал. Вместо цвета слоновой кости (или, пожалуйста, старой бумаги) предложил свой – ядовито-лимонный.

Настя наотрез отказалась.

Вот он и бесится. Да плюс ко всему, он считает, что автор (спонсор) Насте переплатил. Со мной же он уважительно разговаривает, цветисто, ведь никто, кроме меня, за такие гроши работать не будет. Хорошего иллюстратора пойди поищи, а нас, переводчиков, пруд пруди.

Хлыщ, одним словом. Но издаёт русских авторов на немецком, честь ему и хвала.

Я набрала его номер. Он сразу взял трубку:

– Людмила! Как поживаете? Что скажете про Трампа? – И сам всё сказал: ужас, кошмар и так далее.

– Да, –