За каждый метр - Андрей Лисьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Укроп» опирается спиной о высокий пень, сидит, смотрит в сторону своих. Его левая нога окровавлена, он оборачивается к Дрездену:
– Все! Сдаюсь! – и обеими руками бросает автомат к ногам Дрездена.
– Ты! Сука! – Дрезден в бешенстве. «Добить пидора!»
Но враг не слышит его. Вложив остаток сил в бросок, украинец бледнеет и заваливается на бок.
– И что с тобой делать? – обращается к бесчувственному противнику Дрезден. – Такого мужика застрелил!
Добить? А чем я тогда отличаюсь от Тихого и Сипухи? Он же сдался!
Из-за ЛЭП по Дрездену стреляют, он падает на землю и оборачивается к своим. Взвод Селезня занял 127-й опорник, десантники открывают огонь, прикрывают отход замполита в траншею. Когда Дрезден спускается в окоп, он видит на дне тело Сильвера.
– Кто там? – хрипло спрашивает Селезень.
– Хохол. «Трехсотый». Пленный.
– Забирать?
Дрезден чувствует, что страшно устал за утро, он не отвечает Селезню, а хватается за рацию:
– Сигма, я – Дрезден, 127-й – наш, прием!
Глава 12
Золотая середина
8.15
Около ППУ Прозу ждет УАЗ военной полиции. Старший машины услужливо распахивает дверь багажника с решеткой на окнах, это – отделение для задержанных.
– Мне сюда? – улыбается Проза.
– Нет! Пока нет! Подарки сюда ставьте, – улыбается в ответ сержант, в салоне мало места, представляется: – Седой!
Аляска, обрадованный вчерашней победой, решил, что самое время Прозе отвезти в госпиталь подарки на 8 марта девушкам-медикам.
Заднее сиденье УАЗа завалено оружием и бронежилетами. Чтобы посадить Прозу, сержант все отодвигает за спину водителя.
Проза достает блокнот для записей и многозначительно спрашивает Седого:
– Расскажите, пожалуйста, а чему вас война научила?
– Ненавидеть замполитов, – коротко огрызается полицейский.
– Я – не замполит. – Проза укол игнорирует. – Людей, может, повидали интересных?
Удивленный Седой оборачивается на переднем сиденье посмотреть на собеседника, но Проза не шутит.
– Людей? Ну да. Люди… они разные. К нам попадают обычно те, кто о товарище не думает.
– Пьянство?
– Да.
УАЗ выбирается из Кременной на шоссе. В полукилометре на обочине стоят две машины: армейский КамАЗ и гражданская иномарка. Рядом – влюбленная парочка: солдат и девушка неподвижно стоят, обнявшись и прижавшись друг к другу животами. На улице начало весны, холодно, и у бойца, и у девушки куртки распахнуты, чтобы уловить хоть каплю тепла друг друга. На проезжающую мимо машину военной полиции влюбленные внимания не обращают.
Седой говорит:
– Люди есть ответственные и безответственные. За год войны я это научился ценить и научился чувствовать.
– Ответственность… – Проза смакует слово на языке и задумывается.
Машина въезжает в деревню, рядом – торговые ряды. Проза в окно рассматривает мирных жителей и говорит:
– Наверное, ответственность – это то, что отличает нас от «нетвойняшек». Мы в ответе за этих людей…
– «Нетвойняшек»? – перебивает его Седой, это слово он слышит впервые.
– Это те, кто «нет войне» в социальных сетях, – поясняет Проза.
– А-а-а… – Сержанту неинтересны «нетвойняшки».
– Мы несем ответственность за русское население Украины, за этих людей, которые нам доверились и позвали на помощь.
Сержант молчит, но слушает.
– А «нетвойняшки» в тылу – они даже за себя не в состоянии ответить. Не то чтоб друг за друга.
– Я другую ответственность имел в виду, друг за друга в бою. Если человек – пьяница, как на него можно положиться? – На этой фразе сержант обрывает разговор.
12.05
– Приехал? – Угрюмый Купол обнимает Прозу на ступенях госпиталя. Первый этаж высокий – ступеней много.
Вышедшие покурить раненые сверху наблюдают за разгрузкой подарков «на 8 Марта» – взгляды скорее равнодушные, чем любопытные. Проза немедленно замечает это Куполу.
– Сейчас более-менее со снабжением, – объясняет Купол, когда они поднимаются по лестнице на третий этаж в его комнату, – И приколов хватает.
– Например?
– Иногда такую пургу присылают – хоть стой, хоть падай. Юбки, гетры, детские халаты. О, недавно прислали морские тельняшки детского размера. Мозаику 3D присылали, видимо, чтобы мы тут не скучали.
– Люди от души это делают! – заступается за далеких гражданских волонтеров Проза.
– Понятно, что от души, – улыбается Купол, – мы не ругаемся. От души «письма солдату» – вот это по-настоящему трогает. Но распределять надо грамотно.
– Это как?
– Ну, чтобы не было, что в одном подразделении целые коробки нераспечатанных детских писем, а в другом – ни шиша.
– Замполиты недорабатывают?
– Недорабатывают.
– А что сейчас больше всего нужно?
– Пижамы больших размеров. Именно больших размеров ХБ. Мы их в БПК отдаем стирать, там их кипятят, садятся сразу. Так что больших размеров пижамы – любое число возьмем.
Они садятся за стол: Проза на кровать, Купол – на стул. Повара – парень и девушка – накрывают на стол. Рацион со времен Херсона не изменился. Каша, тушенка, капустный салат.
– Из историй? – Купол задумывается. – Берислав же помнишь? Стою на крылечке, курю. Три танка подъезжают. Пылят. Старлей вылез, подошел – «пустите переночевать». «Ну, ночуй – не жалко!» Полчаса проходит, танкисты всё у брони возятся.
– Что за танки были?
– Т—90. Так вот, полчаса проходит, человек двадцать из грузовиков: «Пустите переночевать», замызганные все. Чую – не то что-то. «Откуда вы?» – спрашиваю. «Из-под Дудчан». Спустился к себе, позвонил, так оттуда хохлы прут! Вышел к ним: «Ах вы, сукины дети, в госпитале решили спрятаться, а «немцев» я с ранеными должен останавливать? А ну – марш на позиции!» И выгнал их, и танкистов тоже. О! С человечком тебя сейчас познакомлю! Отправляем его завтра. Успей поговорить.
Купол на диете, оставляет кашу недоеденной, уходит, через пару минут возвращается с раненым на костылях и снова уходит – привезли свежую партию раненых.
Виталий – Партизан – комбат 834-го полка, подполковник, ранен в ногу, в разговоре то и дело морщится. Темная щетина уже проступает на бритой когда-то голове, но глаза веселые.
– А я накаркал себе судьбу! – с гордостью говорит Виталий.
– Как?
– Интернет есть? Наберите в Ютубе «Позовите меня на войну». Только спел, только выложили – повестка приходит! Так я вернулся в ВДВ.
Они слушают ролик Виталика, потом долго жмут друг другу руки.
– А моих однокашников – подполковников и полковников – пенсионеров не берут на войну, – рассказывает Проза, – служили они, служили, сейчас ПВО – главный род войск, а фигушки: не нужны старые полковники Родине!
– Может, потому, что времени много прошло? – предполагает Виталий. – Я-то всего два года как уволился.
Купол возвращается с незнакомым военным, указывает на Прозу:
– Вот! Говори!
– Вы, говорят, уазиками дивизии помогаете? Можно нам один?
– Это – медик артполка, – представляет его Купол.
– Ну вы, ребята, даете! – возмущается Проза. – Где вы раньше были? Мы уже штук семьдесят поставили в разные подразделения, одна ветошь осталась.
– Нам для раненых, – мямлит медик артполка.
– Поищем, конечно, – обещает Проза.
– Тогда можно и нам в госпиталь? – просит Купол. – Один!
– Вам тоже уазиков не досталось?
И медик, и Купол отрицательно качают головами.
– Скромные все, аж противно!
15.10
Из госпиталя Прозу везет «медичка» – бывшая скорая. Водитель, невысокий, с черными как смоль волосами, не знает, кто такой Проза, смущается, принимает его за начальство. Едут молча. Проза ощущает себя одиноким. Все, к кому он ехал, герои его первой книжки…
Хотел поделиться… подписать… Автограф…
Они же в тексте себя находили!
Стерлись. Дурацкий глагол. «Двухсотые» и «трехсотые».
Проза теребит смартфон, но слезы мешают читать сообщения Тёмы.
– Можно у магаза остановиться? – неуверенно просит водитель.
– Конечно. – Прозе не хочется разговаривать, но зачем же смущать человека? – Я не начальство, я – писатель. Книжку про десантников написал.
– Ух ты!
Начинается необязательный разговор – из тех, что порядком поднадоели Прозе, и он прерывает рассуждения водителя о великой русской литературе вопросом:
– А вы давно тут?
– С самого начала. С Киева.
– И где тяжелее всего воевалось?
– Под Херсоном. – Водитель всматривается в дорогу. – По пять-шесть раз в день через Каховский мост мотались с ранеными и обратно… под «хаймерсами», средь бела дня. Тогда страшно было. Раз еду, возвращаюсь пустой. Я только тяжелых отвез. А навстречу наш КамАЗ с легкими «трехсотыми».
