Две недели - Роберт Александрович Балакшин

бледная полоска впалого живота. Немец в ответ на его движение попятился шага на три, поскользнулся на обнаженном от снега льду, упал, пытаясь скорей встать, упал снова, вскочил и, от страха не понимая, что делает, пятился и пятился дальше, не сводя с Басарина глаз. За спиной немца блестела на солнце подернутая рябью лужа. Немец вступил в нее, заскользил, поехал, упал на четвереньки — и провалился! Лужа оказалась большой полыньей.

Немец сразу вынырнул. Волосы крупными прядями облепили лоб. Он хватался за края промоины, пальцы скользили по омытому водой льду.

Басарин стоял, оцепенев. Все произошло внезапно. Он вовсе не хотел колоть немца. Чего он, дурак, испугался!

— А-а! — хриплым голосом завопил немец и сильней забил ногами, обламывая о лед ногти.

Басарин опамятовался, бросил карабин и, распластавшись на льду, пополз к немцу. Немец хрипел в отчаянии, на шее его то взбухала, то пропадала толстая жила. А Басарин видел его светлые под белесоватыми бровками глаза и не мог оторваться от них. И немец смотрел на него не отрываясь, как будто что-то протянулось между ними в этом взгляде, и только это не давало немцу утонуть, давало силы держаться.

Лед упруго затрещал. Басарин повернулся на бок, расстегнул ремень и, захлестнув конец вокруг запястья, послал другой конец немцу. Тот схватил его и рванул с такой силой, что едва не стащил Басарина к себе.

— Э-э, — сдавленно взвыл Басарин. Натянув ремень, извиваясь всем телом на сыром льду, он пополз назад, но не сдвинулся с места. Мгновение они отдыхали. Немец сипло прошептал что-то, страдальчески ощерился мелкими, редкими зубами. Басарин сглотнул слюну, поморщился от боли в руке, напрягся. Немец, забив изо всех сил ногами, выбрался грудью на лед. Басарин рванулся назад и потянул немца.

Немец вылез по грудь, по живот. Они отползли немного. Басарин встал на колени, подтягивая немца к себе обеими руками. Еще немного потянул, потом встал и, подхватив немца под руку, помог подняться. Они стояли, держась друг за друга, тяжело и часто дышали, с трудом переводя дыхание.

В двух шагах от них лежал карабин. Басарин, едва переставляя ноги, побрел к нему. Немец вяло подумал, что нужно броситься на русского, убить его и бежать. Но мысль эта была прежняя, такая давняя, военная. Что-то переломилось в душе, и об этом можно было только подумать как бы издалека, но не сделать.

Басарин, повесив карабин на плечо, подошел к немцу.

— Пошли, что ли, — тихо сказал он.

В отдалении виднелись бегущие на помощь Басарину лейтенант с солдатами.

Басарин шел немного впереди, и за те несколько последних секунд, пока они с немцем оставались одни, вспомнил, как, подхватив немца под руку, сквозь промокший китель он ощутил чужое человеческое тело. Это ощущение телесности немца поразило его. Конечно, он и раньше не думал, что немцы какие-то звери, нет, но, подхватив его руку, с готовностью напрягшуюся в ответ на его усилие, он вдруг понял, что немец сейчас для него был вовсе не немец, не военнопленный, а просто человек, а то, что он был еще немцем, военнопленным, было помимо того. Можно бежать, падать, торопиться, стрелять, гнаться в злобе за немцем, но ползти по скользкому льду, чтоб спасти, можно только к человеку.

Басарин остановился, подождал, когда немец поравняется с ним, посмотрел на его худое, осунувшееся лицо, поймал левой рукой его руку и крепко прижал эту руку к себе. Так они и шли, пока лейтенант с солдатами подбежали к ним.

Их окружили. Лейтенант что-то зло крикнул по-немецки. Немец сгорбился, убрал голову в плечи. Лейтенант двинул губами и, задрожав щекой, поколотил кулаком о кулак.

— В лагерь его быстро, — скомандовал лейтенант. — Да дайте шинель ему кто-нибудь, околеет на ветру.

Немца повели, а лейтенант бросился к Басарину.

— Коля, Коля, — взволнованно говорил он, беспрестанно пожимая Басарину руку, обнимая его и хлопая по плечу. — Да где же одежда-то его, — в сердцах, но радостно вскричал он. — Что за люди, когда надо, их нет. Греков! Греков! Где Греков?

— Тут я, — отозвался подоспевший Греков, — вот одежа его, катанцы, шинелка и шапка.

— Греков, это в лагерь доставить, — лейтенант указал в сторону трупа, черневшего в кустах. — Акт составлять надо, — и, засовывая в кобуру пистолет, лейтенант побежал догонять солдат, которые шагали рядом с продрогшим, сутулящимся Басариным.

МОРУЛЯВОЧКА

Этот необыкновенный день начался и проходил самым обыкновенным образом.

С утра Сергей Павлович Лапин отправился на работу, а вечером колол у своей сарайки дрова. Жена Ирина носила дрова в сарайку и укладывала их там в поленницу.

Хотел с дровами ему помочь сосед — Володя Иванов, но уж который день приходит домой затемно. Поджимает работенка, что-то там у них не ладится.

Дрова были всякие. И береза, и елка. Попадалась и осина. Но ничего, высохнет, все сгорит. Колун удобный, старый, топорище обито жестью. И колоть осталось не так уж много.

Недалеко от Лапина ребята играли в прятки. В двенадцать палочек. Кто-нибудь топал по концу доски, положенной на кирпич, и горсточка щепок взлетала с другого конца, рассыпаясь в воздухе. Лови. Поймаешь хоть одну щепку, будет водить, кто топнул. Но можно топнуть и хитро, не поймаешь.

Заглушив на миг детские крики, высоко над домами пролетел Як-40. Он часто пролетает в это время.

Присев перекурить, Лапин о чем-то задумался и не слышал, что спросила подсевшая к нему жена.

— Думай не думай, сто рублей — не деньги, — засмеялась Ирина и потеребила мужа за рукав.

— Что? — вздрогнув, спросил он.

— Справку-то, говорю, взял?

— Справку? — повторил Лапин. — Знаешь, что мне в голову пришло? Ведь поленья в чурбаке вместе, как в обнимку. Двину я колуном, разлетелись они, швырнул в кучу, и в поленнице они где попало лежат. А может же случиться, что и рядом лягут?

— Не о том ты, Сережа, думаешь, о чем надо.

— Подожди. И подумалось мне, может, и мы с сестрой, как поленья в поленнице, даже рядом где-то, да сказать друг другу об этом не можем.

Жена промолчала.

— Бухгалтера не было, возьму завтра справку, — сказал Лапин.

— Ты уж вторую неделю говоришь «завтра».

— Ну ладно, вторую…

Посидели еще немного и принялись за работу.

Лапины собирались купить в кредит пианино младшему сыну. Сергей Павлович отговаривал жену от покупки: брали же пианино два года в прокате. Купишь, а потом как бы в комиссионку везти не пришлось. Сашка-то не парень, а бес, заерепенится, откажется на музыку ходить, вот и плакали