Сефевиды. Иранская шахская династия - Фархад Карими
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Институт шахсевенов, по существу, представлял собой хитроумную ловушку для кызылбашей, ловушку, в которой лежала соблазнительная приманка в виде почета, славы и богатства. Схватив эту приманку, кызылбаши из племенных воинов превращались в шахских и за годы службы значительно отдалялись от своих племен. Эмиры могли рассчитывать только на почтение со стороны шахсевенов-сородичей, но не на повиновение – повиновались «гвардейцы» только своему шаху, который одаривал щедро, но и наказывал сурово. Шах Аббас не любил давать провинившимся второго шанса, считая, что прощение ведет к безнаказанности, от которой происходит беспорядок, и, надо сказать, что в целом он был прав.
У истоков военной реформы стоял великий визирь Хатим-бек Ордубади, происходивший из рода наследственных калантаров своего города[137]. Род Насирийе, к которому принадлежал Хатим-бек, вел свое происхождение от знаменитого ученого XIII века Насир ад-дина Туси[138]. Хатим-бек при шахе Мухаммеде был визирем Кермана, а Аббас в 1590 году назначил его мустофий ал-мамаликом, а, спустя год сделал великим визирем. Доверие шаха к Хатим-беку было настолько велико, что тот оставался на своем высоком посту до последнего дня жизни, а затем великим визирем стал его старший сын Мирза Абу Талиб-хан. Чаша весов государственного аппарата склонилась на сторону иранцев, правда, в правление Аббаса Великого иранцы еще не составляли управленческого большинства, но их число росло и бо́льшую часть ключевых должностей занимали они. Однако, справедливости ради нужно отметить, что и у тюркской знати была возможность сделать карьеру при дворе. Для этого требовались два качества – умение ставить государственные интересы выше племенных и личная преданность шаху. Так, например, Фархад-хан Караманлу, в свое время служивший при Хамза-мирзе, получил от Аббаса должность испахсалара[139] (учрежденную вместо старой должности амир аль-умара), а также почетный титул «рокн аль-салтана» – «столп государства». Фархад-хан не раз доказывал шаху свою преданность, в частности он арестовал и казнил великого визиря Мирзу-Мухаммеда Мунши, причастного к убийству Махди Улья. Правда, Фархад-хан стал первым и последним испахсаларом из кызылбашей, впоследствии на эту должность назначались только иранцы или выходцы из гулямов.
«От опасных избавься, покорных приближай, но не забывай держать всех в повиновении» – по этому правилу, авторство которого приписывается великому Хосрову Ануширвану[140], и действовал шах Аббас.
Упорядочивание денежной системы стало не меньшим достижением шаха Аббаса, чем проведенная им военная реформа. Прежде в Сефевидской державе ходили разнообразные монеты при отсутствии твердого курса обмена, что существенно осложняло торгово-экономические отношения. Аббас заменил все это пестрое разнообразие новой серебряной монетой единого образца, которая в его честь получила название «аббаси». Один аббаси, содержавший немногим менее восьми граммов серебра[141], равнялся двумстам динарам, а пятьдесят аббаси составляли один туман. Отныне правом чеканки монет обладал только шахский монетный двор. Разумеется, монеты прошлых времен, оставшиеся на руках у подданных, продолжали хождение, но постепенно они вытеснялись аббаси. Чеканились и золотые аббаси, но в обращении доминировали серебряные. Правда, денежная реформа имела место много позже военной – в 1620 году.
Примечательно, что шахский монетный двор выплачивал шаху откупные за право чеканки монет. Этот налог, называвшийся ваджиби, при первых Сефевидах составлял тридцать динаров с одного мискаля использованного золота и два динара за один мискаль[142] использованного серебра, а впоследствии не раз повышался.
Первым территориальным приобретением шаха Аббаса стал Гилян, в котором правил Ахмад-хан из упоминавшейся выше династии Каркия. У Ахмад-хана не было наследников мужского пола, и в связи с этим в 1591 году Аббас предложил ему выдать свою дочь Яхан-бегим за трехлетнего Мухаммеда Бакер-мирзу, шахского первенца. Между домами Сефевидов и Каркия существовали давние связи, время от времени подкрепляемые брачными узами, так, например, матерью Яхан-бегим была сефевидка Мариам-бегим, дочь шаха Тахмаспа. Но Ахмад-хан не испытывал желания передать свои владения сыну Аббаса. Несмотря на предварительную договоренность, брак так и не состоялся, поскольку Ахмад-хан медлил с его заключением, ссылаясь на малый возраст своей дочери. Не получив желаемого мирным путем, Аббас решил действовать силой. В том же году сефевидское войско вторглось в Гилян, вынудив Ахмад-хана искать убежища и помощи у султана Мурада III. Убежище он получил, а помощи так и не дождался, поскольку султану было не с руки начинать новую войну вскоре после окончания старой. Аббас имел намерение взять Яхан-бегим в жены, чтобы подтвердить право сильного по закону, но та умерла (или была убита), и в 1592 году шах просто присоединил Гилян к своим владениям. Не такой уж и большой по территории, Гилян был ценным приобретением, поскольку здесь выращивали чай, разводили шелковичных червей, активно занимались рыболовным промыслом, добывали древесину.
Шах Аббас активно увеличивал площадь собственных земельных владений, называемых «арази-и хассе», – он включал сюда присоединенные земли, земли, конфискованные у кызылбашских эмиров, а также часть земель, ранее находившихся под государственным управлением. Будучи личным доменом шаха, земли хассе[143] давали ему средства, необходимые для проведения реформ. Кроме того, шах устанавливал монополии на высокоприбыльные промыслы, такие, например, как производство шелка.
Пример Ахмад-хана побудил правителя Нура[144] Джахангира III добровольно передать свои владения шаху Аббасу, за что он получил возможность провести остаток своей жизни в имении, подаренном ему шахом. Следом Аббас присоединил силой Малый Луристан[145] и Коджур[146]. Однако главной целью шаха в конце XVI века был Хорасан, в котором следовало наконец-то утвердить спокойствие для того, чтобы не опасаться ударов в спину при следующей войне с Османской империей.
Освобождение Хорасана от узбеков началось в апреле 1598 года. Довольно легко был взят Мешхед, но «ключом» к Хорасану был Герат, в котором находился узбекский правитель области Дин Мухаммед-хан. Лиса, как известно, не попадается повторно в ту же ловушку, но эмиры Бухарского ханства то ли не сделали вывода из ошибки, допущенной в свое время Шейбани-ханом, то ли просто не помнили о ней. В начале августа 1598