Трансвааль, Трансвааль - Иван Гаврилович Иванов

– Как это строгает? – часто взмаргивая своими ищущими глазками, переспросил Арся.

– Да так-от! Ты, вота, в такое-то ведро бьешь баклуши в правлении, а наш Ионыч только малость оклемался и уже строгает у себя на потолке, – храбро поперечила своему вечному супротивнику тетушка Копейка. – Мастер-от есть мастер, ему дорога кажная минута.

– Да кто позволил ему строгать? – выходя из себя, вспетушился Арся. – Скорее ступа у меня обрастет зеленым листом, чем позволю ему строгать! Опять хочет открыть свою частную лавочку. Ох уж и живуча эта контра недобитая! Ты хошь поймать ее под ноготь, а она, знай, уворачивается. Мастерскую отобрали, дак он на потолке сподобился строгать. Не выйдет!

Арся как-то неестественно взреготнул и погрозился кулаком:

– Но ничего… ужо пришпандорю я этого неуемного строгаля! Разнарядка тут пришла с Кошкинской сплавной конторы, дак требуется багорщик на запань.

– Уже в могиле стоит одной ногой твой багорщик, а ты его хочешь заслать на запань, – возразил Иван Ларионович.

– Строгать доски у себя на потолке могет, а прыгать по бревнам с багром в руках – не хочу? Не вый-дет!

Арся, пользуясь случаем, чтобы не остаться в проигрыше, махом сдвинул зажатые в «сортир» шашки на доске и спешно выкатился из правления. Но прежде проверил в кепчонке со сломанным взбухшним козырьком: на месте ли чек на «чекушку». При этом заочно ругнулся на колхозного кассира, Артюху-коновала, родного братца, который с утра укатил на таратайке в соседнюю деревнюю легчить не то хряка, не то жеребца:

– У-у, гад краснорожий, когда надо, никогда не оследуется на месте…

К столяру Арся замыслил нагрянуть скрытно, чтобы застать его врасплох, поэтому и пошел к нему не по улице, а через огороды. С задворка прокрался в приоткрытую дверь каретника, потом по бревенчатому създу поднялся на дворовые повети, а там по приставной лестнице, через пролаз заднего фронта, взобрался на потолок дома.

И только прохиндей, выкарячившись задом из-за борова дымовой трубы, поднялся на ноги и уже было разинул рот, чтобы пугнуть злоумышленника этаким оборотнем: «Ага, попался!» – как сам чуть было не упал от наваждения. Перед ним высился огромный крест, упиравшийся своим шеломом в коневой брус. Тут же рядом стоял и открытый гроб, где лежал, вывострив свою опрятную сивую бородку Николая-угодника, столяр со скрещенными на груди руками, в которых вместо свечки была зажата стоявшая торчком широкая стамеска.

Незваный гость ошарашенно попятился, и еще неизвестно, чем бы это все обернулось, не сядь во гробу Ионыч и не подай голос:

– Это ты, Арся? Ну, здорово! Проходи, коль пришел, милости прошу.

Оказывается, только что столяр ненароком глянул через слуховое чердачное оконце на огород, где нечаянно и заприметил крадущегося промежком картофельных гряд Арсю-Беду. Зная наперед, что прохиндей шпандорит к нему неспроста, а скорее с камнем за пазухой, он решил разыграть с ним шутку. И вот теперь, с еле скрываемой усмешкой, он продолжал привечать гостя:

– Думал, что уже и не свижусь с тобой, сукиным сыном, хоть ты и свой в доску – однодеревенец.

Арся, пропустив мимо ушей словесную оплеуху, слукавил, еле переведя дух от оторопи:

– Да вот… шел мимо, заслышал, как тут ты строгаешь, дак решил спроведать тебя. – А сам про себя подумал, соглашаясь с только что сказанным счетоводом в правлении: «Верно, никакой уж не багорщик Ионыч». – Дак как живешь-можешь-то?

– Как на духу сознаюсь: при ваших порядках, Арсентий Митрич, жить обрыдло. Собираюсь вот в отходную, дак примеряю себе домовину, – на полном серьезе ответствовал столяр. – Ну, что остолбучился-то, проходи, присаживайся.

Арся осмелев, шагнул вперед и присел на край крышки гроба. И тут же не утерпел постучать изжелтевшим от едучего самосада ногтем большого пальца по звонкой доске боковины.

– Сундук, да и только! Поди, и вода не протечет? Даже и в этом-то деле не поленился, а? – польстил он.

– Так, Арся, и замысливалось: чтоб и вода во внутрь не просочилась и чтоб изнутри дух не смердил, – усмехнулся в бородку столяр. – Одним словом, домовина вышла вроде б на ять!

Гость потянул носом и опять подивился:

– Никак и крест-то вытесал из вереса! И где только такую запашистую лесину выискал?

– По твоей же милости, Арся, две зимы, как проклятый, валил лес в бывших государевых заказниках. Дак вот там-то и наглядел такое диво! – похвалился столяр. – Спилил с задумкой, чтоб распустить на клепки. Собирался смастерить своей Груне бочонок под квас или ушат для засола груздей, объеденье вышло б! Потому и запашистые стружки не выкинул, подмостил в свое последнее домовище вместо смертной постельки. Сосновый гроб сгниет, а в могиле от вересовых стружек все будет пахнуть живым лесом. И пока не истает этот дух, я буду жить даже мертвым.

– Такое-то дерево не пожалел себе на крест, – опять притворно посетовал Арся.

– Дак ведь для дела ж, – невозмутимо ответствовал столяр. – Целый век будет стоять такой крест. Никакая гниль ему нипочем. Это тебе не осиновый кол.

Арся намек понял, но пропустил мимой ушей и упорствовал на своем:

– Коснись меня, слепил бы как-нибудь и ладно. Не все ли равно лежать под каким крестом?

– За «как-нибудь», Арсентий Митрич, меня, мальчишку в учении, четыре года мастер бил чем попало и по чему попало, а это помнится! – рассердился столяр.

– Буржуй-кровопийца был твой мастер! – вскипел новинский борец за народное дело.

– Какой там «буржуй», – махнул рукой столяр. – Просто мастер был первостатейный! – И он зашелся в немощном кашле.

И тут Арсю осенила пройдошистая мысль:

– Ионыч, ежель и на самом деле решил сыграть отходную, отказал бы на память свою литовку. А то у меня до того худая, што можно сказать, нету у меня никакой литовки.

– Верно, Арся, мыслишь: в крестьянском деле без косы, как без рук, – согласился столяр, выбираясь из гроба. Потом он подошел к слуховому оконцу и прокричал вниз: – Доча! Дашенька, ты где?

– В тенечке, под березой отдыхаю, папенька, – певуче откликнулась невестка.

– Доча, заведи самовар, да в жаровню-то брось сосновых шишек для духу. Гость тут ко мне припожаловал. Сейчас спустимся вниз, чай будем пить.

И вот, пока грелся самовар, потом долго чаевничали, столяр все похвалялся перед незваным гостем:

– Коса у меня, Арся, на ять!

– А мне, Ионыч, и надоть такую шельму, чтоб сама косила, – складно умасливал прохиндей, дуя чай чашку за чашкой внакладку.

И до самого полдня столяр тешил гостя надеждой. Потом повел его на повети показывать свою хваленую литовку. Арся, увидев ее, так и ахнул:

– Косье-то не поленился выделать. Игрушка!

– Для того, Арся, оно и делалось таким, чтобы коса сама играла в ручках, – рассыпчато рассмеялся столяр, и как отрезал: – Коса есть, коса, сам убедился, на ять, но не дам – заимей свою! Это только непутевый хозяин, коль надумает повеситься, бежит к суседу