Темная лошадка - Тэми Хоуг

Лэндри все-таки довел меня до вахты. В полном молчании мы получили обратно оружие. Пока шли по коридору и спускались по лестнице, я делала вид, будто он перестал существовать.

– Я свое дело делаю хорошо, – сказал он, когда впереди показался выход.

– Неужели? Это какое? Или вы по второй специальности профессиональный придурок?

– Ну, вы и фрукт!

– Я такая, какой приходится быть.

– Нет, – возразил он. – Вы грубы, вы стерва, и почему-то из-за этого думаете, будто выше всех остальных.

Дождь лил по-прежнему. В лучах прожекторов на стоянке водяные струи казались белыми. Машины Сондерса не было.

– Отлично, – сказала я. – Видимо, придется вам все-таки везти меня домой.

Лэндри злобно покосился на меня и поднял воротник куртки.

– К черту! Вызовите такси!

Пока он садился в машину, разворачивался и выезжал со стоянки, я стояла, не спуская с него глаз. Потом вернулась к вахте, где был телефон.

Ничего не поделаешь – сама нарвалась.

Когда наконец приехало такси, водитель попался любопытный; ему хотелось поболтать, выяснить, что я делала в полиции в 3.45 утра. Я пояснила, что моего парня разыскивают за убийство, и больше он вопросов не задавал.

Я кое-как устроилась на заднем сиденье и по дороге домой гадала, как проводит эту ночь Эрин Сибрайт.

Акт второй

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Затемнение

Место действия: старый фургон.

Ночь. Под потолком лампочка без абажура. Замызганное окно без занавесок. Старая, насквозь ржавая железная кровать с панцирной сеткой. Грязный, весь в пятнах матрас без простыни.

Эрин сидит скорчившись у изголовья, испуганная, раздетая. Одно запястье приковано к решетке кровати. Волосы всклокочены. Под глазами круги от туши. Нижняя губа рассечена и кровоточит.

Она очень хорошо понимает, что ее снимают на видео, и знает, кто режиссер. Старается по возможности прикрыть наготу. Тихо плачет, пытаясь спрятать лицо.

Режиссер: Гляди в объектив, сука. Говори текст!

Она мотает головой, отворачивается.

Режиссер: Говори! Или хочешь, чтобы я заставил?

Она снова мотает головой, смотрит в камеру.

Эрин: Помогите!

Затемнение.

10

Ни хрена ему не удалось поспать, и все из-за этой Эстес! Во-первых, среди ночи вытащили из постели. А вернулся домой – и опять из-за нее не уснуть. Стоило закрыть глаза, как он видел ее спину, исполосованную рубцами. Проступающие поверх после нападения в конюшне кровоподтеки – ерунда, бледные тени по сравнению с прежними увечьями.

Увечьями… В сущности, что он знает об Эстес? Пока она работала, их пути не пересекались. У следователей по наркотикам свои прибабахи. Они слишком много времени проводят в подполье и оттого делаются обидчивыми и непредсказуемыми. Это мнение возникло после трагедии, положившей конец карьере Эстес – и жизни Гектора Рамиреса. О том случае Лэндри было известно то же, что и всем: Эстес выхватила «пушку», нарушила инструкцию, пошла на штурм одна, и вся операция полетела к чертям.

Об Эстес он никогда и ничего не думал – кроме того разве, что, вылетев со службы, она получила по заслугам. Знал, что была ранена, лежала в больнице, судилась с полицейским управлением из-за пенсии по инвалидности (развлечение то еще, если задуматься). Но к нему все это не имело ни малейшего касательства, и на Эстес ему плевать. Она только создает проблемы. О чем он раньше догадывался, а теперь знает по опыту.

Вот стерва! Поучить решила, как ему работать!

Интересно все-таки, что там с ней стряслось в конном центре и действительно ли это как-нибудь связано с девчонкой, которая, по ее словам, пропала…

Черт возьми, если девчонка пропала, неужели некому было заявить об этом, кроме двенадцатилетней сестры? А родители как же? А работодатель?

Родителям, возможно, только и надо, что от нее отделаться. А у начальника, возможно, аферы посолиднее. Может, это он и отходил Эстес по спине черенком метлы. Он ведь видел ее спину, пеструю от рубцов и шрамов, кожа да кости…

В пять тридцать Лэндри вылез из постели, натянул шорты, потянулся, сделал сотню приседаний и сотню отжиманий и начал новый день. Еще раз.

Билли Голем целит прямо мне в лицо. Я делаю последний судорожный вдох.

Он резко поворачивается и стреляет. Грохот оглушительный. Пуля попадает Гектору Рамиресу в лицо и выходит из затылка, забрызгав стоящего позади Сайкса кровью и ошметками мозгового вещества.

Я лезу за своим пистолетом, но Билли сталкивает меня с порога и пускается бежать к джипу, пока я тщетно силюсь подняться на ноги.

Ревет мотор.

– Билли! – ору я и бегу за ним.

Черт! Черт! Черт!

От крика у него набухают жилы на шее. Он дает задний ход и бьет по газам.

Я бросаюсь на переднюю дверь, цепляюсь за боковое зеркало и рамку окна, запрыгиваю на подножку. Я не думаю, что делаю. Просто действую.

Я ору. Он тоже орет.

Он выхватывает пистолет и направляет мне в лицо.

Я бью по дулу, бью по морде Билли.

Он выкручивает руль на триста шестьдесят градусов, джип шарахается назад. Моя нога срывается с подножки. Билли бросает машину вперед, из-под колес дробью выстреливает гравий.

Я пытаюсь удержаться и не упасть. Еще бы уцепиться за руль!

Джип выезжает на асфальт. Голем резко выворачивает баранку влево. Его лицо исказилось и застыло, как маска: рот разинут, глаза выпучены. Я пытаюсь схватиться за него, но он распахивает дверцу, и джип входит в штопор.

Я зависаю в воздухе.

Падаю.

Твердый асфальт под спиной.

Левая скула разбивается, как яичная скорлупа.

Потом на меня надвигается черная тень джипа Билли Голема, и я умираю.

И просыпаюсь.

Пять тридцать утра. После двух часов обрывочной дремы, так и не дождавшись, пока обломок ребра проткнет одно или оба моих легких, я кое-как спустила ноги с кровати и силком заставила себя подняться. Добрела до ванной, встала голая перед зеркалом и посмотрела на себя. Тощая. Прямоугольные отметины на бедрах – там, откуда брали лоскуты кожи для пересадки. Полукруглые вмятины на левой ляжке.

Повернувшись спиной к зеркалу, я попыталась заглянуть назад через плечо. Увидела то, что продемонстрировала вчера Лэндри, и обругала себя дурой.

Единственное, чему отцу удалось научить меня: никогда не показывай слабости, никогда не обнаруживай беззащитности.