Шестой этаж пятиэтажного дома - Анар

Заур мучительно пытался вспомнить, кого же напоминает ему этот человек внешностью своей, какой-то неуловимой манерой говорить и даже жестами рук, таких коротких… Подожди, подожди, что-то стало проясняться… Но Надир сказал:

— Ну, давайте выпьем. — И повернулся к Зауру: — Вот за вас я хочу выпить. Мы все гордимся работниками наших издательств. Потому что издательства выпускают книги, а без книг сейчас нельзя. Вот как-нибудь, даст бог, побываете у меня — все стены уставлены полками. У меня самые дефицитные книги. Отец мой покойный очень хотел, чтобы я УЧИЛСЯ, человеком стал. И дядя — дядя все время меня попрекает: позоришь, говорит, нашу семью, неуч ты, а не человек. Что делать, глупый был, в свое время не выучился, теперь приходится кое-как себе на хлеб зарабатывать. А у нас в семье все ученые. Да все что-то приходят у меня Деньги занимать. — Он расхохотался. — А дядя у меня образованный… Кстати, — Вдруг его осенило, — ведь он тоже в издательстве работает Дадаш-муаллим.

«Конечно же Дадаш, — пронеслось в мозгу у Заура, хотя он все еще не верил такому совпадению. — Конечно же, как я мог не понять сразу: эти короткие руки, слишком короткие».

— Джаббаров Дадаш, — скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Заур.

— А вы его знаете, наверное?

— Так мы же вместе работаем, — сказал Заур и подумал: «Вот и замкнулся круг. Все сходится. Следующая история — и выяснится, что Надир близко знаком с Тахминой».

— Вот так совпадение, — сказал Надир. — Нет, это дело мы должны хорошенько обмыть. Ариф, — позвал он, но Мухтар перебил его:

— Нет-нет, извини, пожалуйста, я никак не могу. Спешу. Как-нибудь в другой раз. Или хотите — вы с Зауром оставайтесь, а я пойду.

— Нет, — сказал Заур, — я тоже тороплюсь. Мухтар незаметно встал из-за стола, вышел и спустя немного вернулся.

— Ну что, Заур, пошли? — сказал он.

— Ага, — Заур встал и полез в карман. — Сколько с нас?

— Все, — сказал Мухтар.

— Как? — Надир вскочил. — Ариф! — зарычал он. — Я что тебе говорил?

Ариф стал оправдываться:

— Ну что мне делать, Надир-муаллим? Мухтар-муаллим говорит, что иначе больше не придет.

— Обижаешь, Мухтар-муаллим, — сказал Надир. — Я заказывал, я и должен.

— Мы не девицы, — с улыбкой ответил Мухтар. — И потом, — он подмигнул Зауру, я действую методом Заура. Он меня однажды так угостил в Москве, и я был в долгу. Спасибо, Надир, за компанию. Значит, пиво жду!

Они шли по бульвару. Мухтар первым нарушил молчание:

— Вас, наверное, удивляет, а может, и смущает мое знакомство с такого рода людьми. У меня просто мания знакомиться с самыми разными людьми. Я хочу понять всех.

— А зачем? — спросил Заур.

— Не знаю, — сказал Мухтар и повторил: — Не знаю. С годами я все меньше и меньше понимаю и себя, и все остальное. И мне кажется, что в жизни вопросов гораздо больше, чем ответов.

— Зачем вы мне звонили? — спросил Заур.

— Ах да, — сказал Мухтар. — Дело в том, что… а вот и такси… Алло!

Машина, резко затормозив, остановилась.

— Извините, пожалуйста, — сказал Мухтар, садясь в машину, — я безбожно опаздываю. Я позвоню вам завтра вечером. Мы непременно увидимся и поговорим. Хорошо?

Машина тронулась. Заур, чувствуя, как тяжелый хмель туманит его сознание, медленно пошел к дому. К дому Тахмины.

Никогда он не поднимался по лестницам этого дома так медленно и тяжело. Долго возился у дверей, не попадая ключом в скважину.

Наконец он вошел. Тахмина была дома. Он долго и тщательно мыл руки. Потом прошел в комнату и сел в кресло. Она сидела в кресле напротив и курила.

— Есть будешь? — спросила она.

— Нет, я ел, — ответил он и тоже закурил. Они молча курили, и никому не хотелось первым начинать разговор, хотя оба понимали его неизбежность. Наконец Заур решился.

— Ты вчера была с Дадашем? — спросил он. Она кивнула:

— Да, он приходил ко мне парламентером от твоих родителей. Ультиматум предъявлен: я возвращаю им тебя, и они оставляют меня в покое.

— Так, — сказал Заур. — А я неодушевленный предмет, судьбу которого решают другие.

— Это уж от тебя самого зависит, Заур, — сказала она. — Во всяком случае, я тебя насильно держать не собираюсь. Ты пришел ко мне по своей воле и можешь так же уйти в любое время.

— Иссякла страсть? — язвительно процитировал он Дадаша: интересно, узнает ли она эти слова.

— При чем тут страсть? — сказала Тахмина с некоторым раздражением. — Не на одной страсти держится мир. Должно быть что-то и другое.

Это уже почти дословно совпадало с проповедью Дадаша.

— Непонятно одно: почему ты наши отношения должна обсуждать с Дадашем? Он что, твой душеприказчик, дядя, отец?

— У меня нет отца, — сказала Тахмина. — Ни отца, ни матери. Это у тебя и отец и мать.

Он долго теребил волосы, тер лицо, щеки, протирал глаза.

— Но почему ты обо всем этом говорила с Дадашем?

— Я уже сказала тебе: это инициатива твоей матери. Да и не только Дадаш. Они и до Мухтара добрались через каких-то знакомых. Он вчера потому и искал меня.

Об этом Заур догадался, когда Мухтар сказал, что хочет поговорить с ним: ведь он почти наверняка знал, о чем может говорить с ним Мухтар.

— И даже Медине они звонили…

— Медине?

— Да, — сказала Тахмина и с нехорошей усмешкой добавила: — Ну, конечно, Медина быстро с ней разделалась. Не на ту напала. Медина ей выдала…

— Как смеет Медина выдавать моей матери? — Заур чувствовал, что его трясет и что это передается Тахмине. Или, может быть, наоборот? Ее взвинченность ему?

— А как твоя мать смеет называть Медину бандершей? — сказала Тахмина. Мерзость какая! Только потому, что у Медины нет мужа и она простая машинистка, — кстати, коллега твоей матери, — но не сумела так тепло устроиться?

— Замолчи, — сказал Заур. — Не смей так говорить о моей матери! — Он сорвался на крик.

— А как твоя мать смеет оскорблять других? Называть Медину бандершей?

— А твоя Медина и есть бандерша, — сказал Заур. Он никогда не видел Тахмину такой. Ее лицо исказилось от гнева, и она процедила сквозь зубы:

— Ах так, значит, она бандерша, а я ее кадр, выходит.

— Я этого не говорил, — сказал Заур.

— Но ты все время об этом думал. С первого дня. Ты всегда думал обо мне как о шлюхе. Потому и полез ко мне. Почему бы не воспользоваться тем, что плохо лежит? И в самом деле, все оказалось таким доступным. И потом, даже когда ты по-настоящему увлекся, даже в самые счастливые дни наши ты всегда подозревал меня в обмане, в измене. В глубине души ты всегда считал меня шлюхой. Это гложет тебя даже сейчас. И все потому, что ты сопляк и маменькин сынок. Ты не мужчина. Мужчина не тот, который из королевы делает шлюху, а тот, который из шлюхи делает королеву.

— Да, мне это действительно не удалось, — сказал Заур со всей злостью, на какую был способен. Она побледнела как полотно и сказала:

— Тогда можешь убираться. Беги к своей мамочке, к своему «Москвичу». Ничтожество!

Он не знал, как это получилось, но он ударил Тахмину. Она обхватила лицо руками и выбежала из комнаты. Заур встал, медленно пошел к двери и уже в дверях полез в карман, вернулся обратно в комнату и оставил ключ на тумбочке. Проходя по коридору, он невольно обернулся в сторону кухни. Тахмина сидела за кухонным столом, закрыв лицо руками.

Он хлопнул дверью.

Нельзя забывать, нельзя забывать, нельзя забывать, что это только игра. Ведь помнил же он об этом все свои молодые годы, вступив в мир, связанный с женщинами, помнил постоянно во всех своих знакомствах, привязанностях, более или менее долгих, в своих мимолетных или продолжительных связях. И как же он позволил себе забыть этот важный урок и опыт жизни взрослого мужчины? Как мог он допустить, чтобы все это так захлестнуло его и принесло ему такую нестерпимую боль? Нельзя было забывать, нельзя было забывать. Он забыл и поплатился. Как же он мог так обмануться? Обмануться, приняв это за любовь? Ты думал, что с тобой одним произошло чудо. Ты думал, а это мечта, это возможно лишь в книгах, в кино. Как же ты так обманулся в свои двадцать четыре года? Как же ты забыл горькие, но жизненно необходимые уроки своего возраста и попался на удочку? Как же ты так попался?

Долгие блуждания по улицам привели его на окраину города, в глухие темные переулки. Здесь кончались дома и начинался пустырь.

Его мучили кошмары. Но кто-то наконец включил полный свет, и он проснулся.

В дверях в полосатой пижаме стоял Азер Марданов.

— Ты что кричишь? — спросил он сонным, но довольно бодрым голосом.

— Я кричал? — переспросил Заур.

— Да. Я через комнату услышал. Что, плохой сон приснился?

Над изголовьем кровати Заура было окно, по стеклу размеренно постукивали капли дождя.

— Да нет, — сказал Заур и потянулся за сигаретами.