Вор - Роннат
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На рассвете к нему зашёл молодой хранитель. Он поклонился и жестом пригласил следовать за ним.
– Вас больше не учат, как обращаться к принцу ветви? – тут же вспылил Севир.
Хранитель изобразил недовольную мину и открыл рот. Обрубок языка шевельнулся между зубами, заставив принца поёжиться от омерзения.
«Сквернословов берут в храм? У богини определённо имелось чувство юмора».
В коридоре ждал отец. Его серые одежды были ничем не лучше, чем у пастуха или мельника. Лицо тоже изменилось: Севир даже не сразу понял, что опухшие щёки и проплешины на лбу Стефана бросались в глаза из-за отсутствия короны и украшений.
«Верно, все равны перед Двуликой, принцы и нищие».
– Зачем здесь это… Этот немой? – Севир чуть не проронил «чучело», но сдержался.
– Так безопаснее, – ответил отец. – Чем меньше слов будет сказано и нам, и нами до суда, тем лучше.
Севир нахмурился, но признал правоту отца. Весь путь до кареты, а затем и до храма они провели в молчании. Бумажка в рукаве размокла от пота. Севир с трудом боролся с желанием достать её и перечитать ещё несколько раз, но никто не должен был видеть его неуверенность. Хватало и того, что её видела Двуликая.
Утром к Лике зашли Софур и Балла. Они помогли переодеться в серый поношенный балахон, а волосы заплели в две скромные косы.
Никто не проронил ни слова. Послушницы боялись разговаривать с бесценной перед судом. Знали бы они, какие мысли вертелись в голове у Лики. Ей самой от них было страшно. А ведь совсем скоро предстояло сказать их вслух.
Её вывели из кельи. Вереница одинаковых тёмных коридоров мешала сосредоточиться. Всю ночь Лика размышляла над тем, что? скажет, и многое отдала бы за чернила и бумагу. Правое запястье саднило от попыток нацарапать ключевые слова ногтем: в темноте Лика несколько раз сбилась и в итоге добилась лишь красной ссадины.
Девушки остановились перед двумя высокими дверями: чёрной, с золотыми узорами, и белой – с серебряными. За створками слышалось множество голосов. Лике казалось, что эхо долетало откуда-то сверху.
Послушницы встали за её спиной. Внезапно дважды пробил колокол, заставив Лику вздрогнуть, и двери медленно открылись.
Она ожидала увидеть богато украшенный зал, мраморные плиты на полу, статую богини из железного золота и янтаря, но оказалось, что равный суд проходил в куполообразной пещере. Стены из камня были гладкими, почти зеркальными, на полу – истёртая чёрно-белая мозаика, многие куски которой оказались сколоты или выломаны. Под сводами пещеры прятался рассеянный свет. Зал освещали сотни свечей. Лика вдохнула прелый, пыльный воздух и едва сдержалась, чтобы не закашляться. По ногам гулял холодный ветер, в то время как плечи и лицо ощущали на себе жар от огня.
Послушницы подвели Лику к середине зала, к статуе Двуликой. У идола богини было огромное серое лицо, объять которое не хватило бы и десяти мужских ладоней, а её каменные руки удерживали гигантское зеркало.
Если смотреть прямо, лик богини виделся серым, как стены зала, но стоило сделать шаг влево, как лик искажался и под другим углом становился ослепительно белым, будто был вырезан из кости снежного кита. Шаг вправо – и вот лицо богини выглядело чернее обсидиановой пропасти.
– Защитники, пройдите на сторону светлого лика!
Из-за статуи вышло несколько человек. Они не скрывали своих лиц. Это были родители Лики. Мать шла прямо, будто к её спине привязали железный прут, а отец, напротив, – с опущенными плечами и поникшей головой.
– Обвинители, пройдите на сторону тёмного лика!
Сзади Лики послышались шаги. Она обернулась: Софур и Балла, потупив взоры, неспешно перешли на правую сторону зала.
Лика до боли сжала пальцы, посмотрев послушницам вслед.
Ещё на сторону тёмного лика ушли принц Севир и Стефан, четверо хранителей и не менее десятка послушниц.
– Бесценная Лика Пейран, подойди.
Отец Лорал стоял под серым лицом богини. Лика на нетвёрдых ногах шагнула вперёд, оказавшись прямо перед зеркалом. Лорал посмотрел на Лику грустным, блеклым взглядом, затем взял её за руки, крепко сжал ладони и незаметно передал какую-то вещь.
Лика затаила дыхание. Это был ключик с двумя камнями. Тот самый, что подарил лорд Ренфел.
Не придумав ничего лучше, Лика положила ключ в передний карман балахона.
– Ты просила о равном суде. Просила защиты Двуликой. Сегодня я буду тем, кто встанет вместе с тобой между её светлым и тёмным ликом. И прежде чем защитники и обвинители скажут слова и Она будет судить по Слову своему, скажи, бесценная Лика Пейран, согласна ли ты на перемирие?
В горле пересохло. Фразы заметались в голове, а сердце застучало сильно и даже больно. Лика бросила взгляд на мать. Та словно была каменным изваянием. Казалось, что её лицо вот-вот расколет трещина. Отец не сдерживал эмоций. Губы у него дрожали, а по щекам скатывались слёзы.
– Я хотела бы… – голос у Лики осип и прозвучал жалко.
В тишине раздался едва слышный вздох. Лика скосила взгляд и увидела принца Севира. Юноша стоял ближе всех к ней. В пальцах он крепко сжимал что-то, похожее на белый платок.
«Бумажка? Конечно, бумажка!»
Наверняка и принца, и отца города, и каждую послушницу, и хранителя подготовили к этому суду. Каждое их слово тщательно подбирали, чтобы никоим образом не разгневать Двуликую.
Лика выпрямила спину и произнесла:
– Я хочу сказать правду.
По залу прокатилась волна удивлённых вздохов. Лика была уверена, что мать улыбается. Но сама Лика смотрела не на неё, а на принца. Севир не изменился в лице, но костяшки на его пальцах побелели. Он с нетерпением ждал окончания признания.
А Стефан облегчённо вздохнул и расслабил плечи.
– И я скажу её. Двуликой, – произнесла Лика, внутри содрогнувшись от страха.
Губы хранителя сжались, но он не позволил себе открыто удивиться, а лишь покачал головой, словно с сожалением.
Лика глянула на мать.
Дора закрыла рот ладонями. В глазах её был ужас. Отец обнимал её за плечи, что-то шепча на ухо.
«Прости, мама, – думала Лика, глядя на мать. – Ты велела мне сказать правду. И я это сделаю. Потому что ничего, кроме правды, у меня нет. Так пусть же и у этих людей, что так обращались со мной, подослали Микаэлу шпионить и вырвали страницы из Слова Двуликой… Людей,
