Звездный человек - Александр Полещук

Провода расходились по всей комнате и присоединялись к черным коробкам измерительных приборов, блестящими стальными прищепками — «крокодильчиками» — цеплялись за обнаженные клеммы осциллографов. Трое инженеров сидели в стороне и что-то вычерчивали, нетерпеливо и напряженно наморщив лбы. На Человека никто не взглянул, никто не поднял головы.

— Вы посидите за этим столом, — сказал Человеку Аркадий Владимирович, — вот вам стопка журналов. А мы немного побеседуем с Дмитрием Дмитриевичем.

— Не забудьте, — сказал Человек, — про медь и вольфрам.

— Что?

— Нет, нет, я не забуду, — торопливо ответил Дмитрий Дмитриевич.

— О чем вы будете разговаривать? — вдруг забеспокоился Человек.

— Это касается семьи, семьи Аркадия Владимировича, — сказал Дмитрий Дмитриевич.

— Семья? Это комбинация из ближайших родственников?

— Да, да, — сказал Дмитрий Дмитриевич. — Комбинация…

Аркадий Владимирович открыл дверь своей рабочей комнаты и, обернувшись, впервые внимательно взглянул на Человека.

— Я удивляюсь тебе, Дмитрий! — сказал Аркадий Владимирович, когда они остались одни. — Удивляюсь! Ты что, с ума сошел?! Да как же ты можешь такое событие держать в тайне? Я не хочу ему показывать, насколько я заинтересовался… Это же посланец какого-то другого мира! Ты это знаешь?

— Боюсь, что тут сложнее… Аркадий! У меня очень серьезное подозрение, что он вообще нечеловек, что это робот, автомат.

Аркадий Владимирович нетерпеливо махнул рукой.

— Я тоже подумал это, когда увидел, как он реагирует на разряды в нашем зале испытаний… Но у него совершенно человеческая мимика… И как ты смеешь секретничать? Ты совершаешь преступление! Да это и вообще небезопасно!.. И какие у тебя данные, что он не принадлежит к живой природе, что он создан искусственно?

Дмитрий Дмитриевич вынул из кармана пиджака рентгенограмму, полученную от Геннадия Матвеевича вчера вечером, и рассказал ее историю.

— И, кроме того, — сказал он, — сегодня утром он повел себя совсем уже откровенно. Учинил полный разгром в моей комнате, изгрыз спинку кровати, на которую мы его укладывали спать, а сейчас требует — слышишь? — требует меди…

— Я слышал… Не давать! Не давать ни в коем случае!.. Неслыханно! — Аркадий Владимирович зашагал по комнате, потирая руки. — Да, да, это может быть очень опасно. Позже ты мне все подробно расскажешь, а сейчас… Ни в коем случае не давать ему того, что он просит. Он может такое учинить… Он, видимо, хочет изготовить еще пару себе подобных-.

— Я тоже об этом подумал. Но до сих пор он вел себя очень и очень покладисто. И я еще не хотел бы… изменять к нему отношение… Нужно было бы привлечь, теперь уже по настоящему, медиков, устроить консилиум…

— Что ты говоришь! Какая там медицина, какие консилиумы? — свирепо сказал Аркадий Владимирович. — Я немедленно созваниваюсь с самыми крупными специалистами по автоматике и кибернетике. Мы сможем к завтрашнему утру составить такой «ансамбль» из шести-семи докторов наук, что из твоего Человека все вытрясем: мы разденем его, понимаешь? И это нужно делать немедленно. Он, может быть, против своей воли будет источником громадных открытий. Я сейчас припоминаю свое ощущение в тот момент, когда я пожал ему руку. Это не рука человека! О чем тут говорить…

— Скажи, Аркадий, но, может быть, у него все-таки земное происхождение?

— Что? О нет, это совершенно исключено. Здесь результат не земной науки… Такой автомат мы сможем сделать только через сто-двести лет… Это разведчик! Понимаешь? Разведчик-автомат!

— И все-таки я и сегодня сомневаюсь, человек это или робот, — сказал Дмитрий Дмитриевич. — Пленку эту не я снимал.

— Нет, не думаю… На рентгенограмме явно технические детали… Вот что, Димка, сейчас мы разберемся. Есть мысль. Ты ни во что не вмешивайся, я сейчас тебя проведу в нашу экранную камеру, где мы испытываем генераторы.

— Но я там помещусь? — спросил Дмитрий Дмитриевич.

— Это целая комната. Под полом железный лист, стены из латунной сетки, причем двойной, дверь также обита сеткой. Стоит только войти в такую комнату, закрыть дверь — и все… Ни одна радиоволна не выйдет наружу, ни одно электромагнитное колебание… Все тщательно пропаяно. Я не помню, сколько килограммов олова ухлопал на нее…

— Не до конца понимаю… Что наружу не выйдет?

— Не только из экранной камеры, но и в камеру… Никакая радиоволна туда не проникнет. — Аркадий Владимирович в волнений заметался по комнате. — Идем, Димка, потом все поймешь! Только ты делай вид, что что-то делаешь…

— Я все-таки не понимаю, для чего все это? Для чего экранная камера, для чего…

— Вот для чего: если это автомат, робот, то у этого автомата должен быть… есть хозяин! Он кем-то управляется… А управлять им можно только излучениями, по радио или еще как-нибудь. И ты, конечно, знаешь, что любое излучение, способное пройти безвоздушное пространство, обязательно по своей природе должно быть электромагнитным… Это радиоволны! Вот чем он связан со своим господином, создателем…

— Я замечал, — тихо сказал Дмитрий Дмитриевич, — что он странно затягивает ответы. Спросишь его — он помолчит и только тогда отвечает. Правда, сейчас ответы следуют сравнительно быстро, но раньше он чуть ли не по нескольку минут молчал… Я относил это за счет того, что он не совсем освоил наш язык…

— Затягивал ответы? — переспросил Аркадий Владимирович. — А сейчас уже не затягивает? Это очень о многом говорит… Он мог в паузах ждать приказаний. Да, да…

— Теперь я понимаю, для чего тебе нужна экранная камера. — Дмитрий Дмитриевич вскочил со стула. С шуршанием рассыпались рулоны чертежей, которые он задел плечом: — Теперь-то я понял! Ты введешь его в экранную камеру, закроешь дверь…

— И отсеку его от приказаний его хозяина! Он превратится в то, что он есть, — в бессловесный автомат! Но только он не должен ни о чем догадываться! А завтра я жду твоего звонка, вечером приведу всех, кого знаю и кому верю, в боевую готовность. Да мы с него шкуру снимем! А тебе имени нет! Ведь с ним опасно, ужасно опасно: мы еще не знаем, какой камень он держит за пазухой!

— Об этом я как-то не думаю… Вряд ли может быть так, что техника становится лучше, а люди хуже.

— Люди? Все вместе они идут к совершенству, а негодяй может всегда найтись. И сколько раз тебе говорить: дело не в технике, а в тех, кто владеет техникой. В сорок первом году техника у немцев была первоклассная, но это не мешало Гитлеру быть дегенератом, а эсэсовцам — убийцами…

— Аркадий, но, может быть, мы зря подозреваем его в чем-то плохом? Ведь он… Ведь я еще не рассказал тебе, какие он чудесные вещи принес нам…

— Ты извини меня, Дмитрий, но я сразу же почувствовал к нему антипатию… Обещаю тебе, что, если он окажется человеком, живым человеком, постараюсь изменить свое мнение. Одно то, что он, если он автомат, скрывает это, уже о многом говорит. Но у тебя были еще причины…

— Да, были… Я хотел рассказать о нем, но нужно было все твердо установить, проверить, доказать. Ведь найдутся и такие, которые скажут: «Что? Человек из другого мира? Хватит сказки рассказывать, нечего нас мистифицировать…» Мы вместе с Человеком пытались было поднять шум по поводу одного изобретения, но без доказательств, ясных, непререкаемых, наглядных, нас и слушать никто не захотел.

— Ты не хотел упустить открытия? Может быть, ты не согласен с тем, что я предлагаю предпринять более решительные действия да еще привлекаю ворох людей со стороны?…

Дмитрий Дмитриевич нетерпеливо щелкнул пальцами.

— Какая чушь! Ерунда, его уже видели и врачи, и многие другие… Давай приступать. Где она у тебя, эта экранная камера?

Они вышли из кабинета и увидели, что вокруг Человека столпились все инженеры лаборатории И пытаются что-то у него отнять.

— Ар-аркадий Вла-владимирович, — сказал, сильно заикаясь, пожилой инженер. — Это какой-то странный по-посетитель! Он попросил у меня раскаленный па-паяльник, вытащил из паяльника совершенно раскаленное жало и… и отправил его себе в рот!

— Жало, конечно, медное, — сказал Дмитрий Дмитриевич.

— Ну, а какое же еще, — сказал Аркадии Владимирович.

— Слушайте, при чем здесь… — Пожилой инженер растерянно поглядел на них.

— Мне нужна медь, — сказал Человек. — А вы мне даете журналы за прошлое тысячелетие!

— Вы получите! Сейчас вы все получите! — Аркадий Владимирович повернулся к Дмитрию Дмитриевичу и, толкнув его в сторону обитой дерматином узенькой двери, сказал: — Иди, Дмитрий, иди…

Дмитрий Дмитриевич вошел, в камеру. Там было прохладно, холод металлических листов, которыми был устлан пол, не смягчался ни линолеумом, ни дорожкой. Дмитрий Дмитриевич прошел к длинному столику и сел перед осциллографом. Окна экранной камеры были затянуты двойной яично-желтой латунной сеткой. Камеру, по-видимому, оборудовали наспех и не предусмотрели, что открыть затянутую сеткой форточку будет нельзя. Поэтому в камере было душно.