Тайная история американской империи: Экономические убийцы и правда о глобальной коррупции - Джон Перкинс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такая судьба постигла Бразилию при Гуларте, Гватемалу — при Арбенсе, Боливию — при Эстенссоро, Чили — при Альенде, Эквадор — при Рольдосе, Панаму — при Торрихосе. В течение десяти лет я, будучи экономическим убийцей, принимал в этой игре самое непосредственное участие. И хотя я уже давно покончил с этой профессией, меня до сих пор мучают угрызения совести. И гнев.
Я дал слабину — в своем стремлении услужить корпоратократии и удовлетворить собственные аппетиты я отступил от принципов, уважать которые меня приучили с детства. Теперь меня приводило в ярость то, что я, как проститутка, продал свою честь. Бесило и то, что, как я подозревал, любые попытки изменить компанию, подобную СОВЕЕ, обречены на провал — мне не дадут сделать то, что я задумал. И все же я дал себе слово попробовать.
Вернувшись в Соединенные Штаты, я связался с сотрудником Leucadia, ответственным за подбор руководящих кадров. Понимая, что затеваю совершенно безнадежное дело, я все же сообщил, что готов рассмотреть возможность принять назначение, но только при условии, что мне позволят превратить СОВЕЕ в модель бизнеса на принципах социальной ответственности и бережного отношения к окружающей среде.
Я пояснил, что на меня произвел большое впечатление гидроэнергетический комплекс на реке Зонго, и мне пришла в голову идея, что сама компания, располагая возможностями обеспечить электричеством беднейшие слои населения, как никакая другая подходит на роль проводника перемен.
После моей тирады повисла долгая пауза. «Хорошо, — наконец ответил мой собеседник, — я обговорю это с Йаном Каммингом. Хотя на многое не рассчитывайте. Управляющие отвечают перед акционерами, и от президента СОВЕЕ мы ожидаем максимизации прибыли. — Последовала еще одна пауза. — Может, все же передумаете?»
Его слова будто подстегнули мою решимость: «Ни в коем случае».
Больше они никогда мне не звонили.
19
Изменить свою мечту
После этой истории меня не оставляли мысли о том, как иностранные организации эксплуатируют Боливию; думал я и о той роли, которую сыграл в этом, будучи экономическим убийцей. Чем дольше я размышлял, тем сильнее становилась моя ярость. Я уже был готов вернуться в Ла-Пас или отправиться в Колумбию; а может, в какую-нибудь другую из испаноязычных стран Латинской Америки и встать в ряды движения сопротивления. Столь почитаемый мною Томас Пейн непременно поступил бы так же.
Однако дальнейшие рассуждения привели меня к мысли, что Томас Пейн скорее воевал бы более привычным для себя оружием, чем ружье, — своим прославленным острым пером памфлетиста. Я спрашивал себя: каким образом я смог бы принести больше всего пользы?
Ответ на этот мучивший меня вопрос стал понемногу проясняться во время одной из моих поездок по делам некоммерческой организации, которая работала в Гватемале. Я разговорился со стариком майя, и эта беседа натолкнула меня на мысль вернуться в Эквадор, где более 20 лет назад я начинал волонтером Корпуса мира; — в леса, туда, где обитает амазонское племя шуаров.
Теперь я понимаю, что в моей душе царила ужасная смута: я разрывался между нежеланием предавать своих бывших коллег — экономических убийц и голосом совести, что грызла душу; мне страстно хотелось поведать миру, какое зло мы творили, но другое зло — меркантилизм, пронизывающий все поры нашего общества, — цепко держало меня в своих объятиях. А где-то глубоко, в подсознании, крепло чувство, что только шуары со своими простыми представлениями о гармонии мира помогут мне преодолеть душевный разлад.
И вот я со своим другом и издателем моих книг по культуре коренных народов Эхудом Сперлингом заказываю в American Airlines два билета до столицы Эквадора Кито и еще два — на самолет местной эквадорский авиалинии до затерянного в Андах городка Куэнка. На пару дней мы с Эхудом задержались в этом колониальном городишке, где я когда-то провел некоторое время после путешествия в дождевые леса Амазонии.
На третьи сутки ранним утром мы погрузились в джип, нанятый здесь же вместе с водителем, и по коварным горным дорогам стали пробираться к городку Макас в самом сердце джунглей. Путешествие, надо сказать, было захватывающим. Наш путь лежал вниз, к подножию, по разбитой горной дороге, серпантином петлявшей от самых вершин Анд. Еще по прежним временам я помнил ее многочисленные рытвины и колдобины — и теперь, через два десятка лет, здесь все было по-прежнему.
С одной стороны к узкой дороге вплотную подступал почти отвесный скалистый склон, а с другой зияла пропасть. Откуда-то снизу доносился монотонный гул устремляющихся в ущелье горных потоков. Из-за старых, разболтанных встречных грузовичков, которым едва хватало сил, чтобы двигаться вверх по серпантину, нашему водителю приходилось то притирать джип почти вплотную к скале, то опасно прижиматься к противоположному краю дороги, где лишь невысокий бордюр защищал нас от падения в пропасть. Иначе разъехаться было невозможно.
Да, думал я, вот другая жизнь, другой мир. Как не похож он на наш привычный уклад. Снова и снова я задавал себе вопрос, как мог променять эту жизнь на карьеру экономического убийцы. Ответ оказался прост: парнишка, выросший в сельской глуши Нью-Хэмпшира и еще в самом начале жизни уже разочарованный ею, не мог не прельститься авантюрной жизнью и огромными деньгами, что сулила проклятая профессия экономического убийцы. Как рыбка, привлеченная блесной, загадочно посверкивающей сквозь толщу воды, я заглотал наживку.
Ближе к полудню джип въехал в небольшое поселение — в прошлые времена, насколько я помнил, дорога здесь и кончалась. Однако теперь она уходила дальше, на Макас, только стала еще более ухабистой и уж совсем размытой из-за постоянных ливней, приносимых из бассейна Амазонки. Колеса джипа проворачивались в вязкой грязи. Стараясь скоротать время, я начал рассказывать Эхуду, как в первый раз побывал в Макасе в 1969 году. Вскоре разговор перешел на ту роль, которую играли в мировой истории Соединенные Штаты.
Почти два столетия наша страна была для мира примером демократии и справедливости. Наши священные документы — Декларация независимости и Конституция — вдохновляли народы других континентов на борьбу за свободу. Наша страна стремилась создавать глобальные институты, которые воплощали в себе наши идеалы. В ХХ веке США стали играть более активную роль в поддержке движений за демократию и справедливость; весомый вклад нашей страны воплотился в создании Постоянной палаты международного правосудия в Гааге, в разработке таких важнейших документов, как Устав Лиги Наций, а после — Устав ООН, во Всеобщей декларации прав человека и множестве конвенций ООН.
Однако в конце Второй мировой войны позиции Соединенных Штатов как лидера борьбы за свободу и справедливость стали ослабевать, подорванные одержимостью корпоратократии создать глобальную империю. Работая добровольцем Корпуса мира здесь, в Эквадоре, я видел, какую ярость у эквадорцев и их соседей вызывает жестокость Соединенных Штатов, как презирают они явные противоречия нашей политики. Провозглашая приверженность защите демократии в таких странах, как Вьетнам, в других мы чуть ли не открыто, не стесняясь, организовывали государственные перевороты и убийства демократически избранных президентов.
И если латиноамериканские студенты точно знали, что именно Соединенные Штаты приложили руку к свержению Моссадыка в Иране и Касема в Ираке, к уничтожению Альенде в Чили и Арбенса в Гватемале, то наша университетская молодежь и не подозревала об этом. Политика Вашингтона дезориентировала мировое сообщество, а действия нашей страны подрывали идеалы, которые свято чтит американский народ.
Поддержка латиноамериканских автократических режимов в 1970-е годы была одним из методов, при помощи которых корпоратократия насаждала свой контроль в этом регионе. При поддержке США эти режимы ставили над своими народами экономические эксперименты, от которых всегда выигрывали только американские инвесторы и международные корпорации, а для самих стран все это обычно оканчивалось крахом национальной экономики. Наступал спад, взлетала инфляция, росла безработица, прекращался экономический рост. Вашингтон же, невзирая на растущее недовольство народов, продолжал превозносить коррумпированных лидеров, которые вели свои страны к банкротству, не забывая при этом приумножать собственное богатство. Будто считая, что недостаточно скомпрометировал себя, Вашингтон к тому же поддерживал одиозные диктаторские режимы правого толка в Гватемале, Сальвадоре, Никарагуа с их «эскадронами смерти».
В 1980-х по странам континента прокатилась волна демократических реформ. Вновь избранные правительства, неспособные самостоятельно справиться с грузом экономических проблем, унаследованных от предшественников, обращались за советом и помощью к так называемым экспертам МВФ и Всемирного банка. А эти хорошо знали, как «уговорить» очередную страну принять рекомендации.