Я — матрос «Гангута»! - Дмитрий Иванович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Делегация отбыла на эсминце «Орфей». Ее возглавил член Центробалта Николай Ховрин, от «Гангута» в ее состав вошел машинист Василий Кириллов. На другой день ушел в Петроград эсминец «Громящий». Делегацию на нем возглавил Павел Дыбенко. Ночью отбыл в Петроград на миноносце «Молодецкий» с представителями Центробалта и командующий Балтийским флотом контр-адмирал Вердеревский.
Что происходит — непонятно. Матросы волнуются, митингуют, некоторые настаивают поднять боевые флаги и направить крупные корабли к столице. Только к концу дня в редакцию «Волны» было доставлено Обращение Центрального и Петербургского комитетов РСДРП(б) к рабочим, матросам и солдатам. В нем говорилось:
«Темные и преступные силы омрачили ваше выступление, вызвав пролитие крови. Вместе с вами и со всей революционной Россией мы скорбим о павших в эти дни сынах народа. Ответственность за жертвы падает на подпольных врагов революции. Но исказить смысл вашей демонстрации им не удалось и не удастся.
Теперь остается ждать, какой отклик найдет во всей стране ваш клич „Вся власть Советам!“. Демонстрация закончилась, — начинаются снова дни упорной агитации, просвещения отсталых масс, привлечение на нашу сторону провинции.»[24]
Обращение призывало к спокойствию и выдержке:
«Товарищи матросы и солдаты! Оставайтесь мирно в ваших частях. Вся жизнь действует за нас. Победа будет за нами…»[25]
На головы матросов посыпались новости, одна мрачнее другой. Стало известно, что командующий Балтийским флотом Вердеревский отстранен Временным правительством от должности и арестован. Вслед за тем стало известно, что все делегаты Центробалта, отправившиеся в Петроград, также арестованы. Наконец, последовали кровавые приказы военного и морского министра. Особенно большое возмущение вызвал приказ от 7 июля, в котором Керенский просто-таки вылил ушат грязи на весь Балтийский флот, обвинив его в действиях, направленных против революции. Кронштадтцев, команды линкоров «Петропавловск», «Республика» и «Слава» в нем называл предателями и изменниками родины, а большевиков, работающих на флоте, — немецкими шпионами. Одним из пунктов этого приказа предписывалось немедленно распустить Центральный комитет Балтийского флота и провести выборы нового.
Вот тут уже заволновалась братва по-настоящему! В газете «Волна» этот приказ напечатан был целиком, а ниже статья — «Не запугаете!». От имени матросов Балтийского флота «Волна» писала:
«У нас, революционных социал-демократов, на эти выкрики и угрозы может быть ответ лишь один: нас не запугаете! Каторжные законы для нас не новость. Мы вели свою работу и в худшие времена господства царизма… Бросьте нас в тюрьму, предайте суду, убейте нас, на наши места встанут тысячи новых бойцов, как становились раньше.
Против наших идей окажутся бессильными все ваши каторжные законы.»
В следующих номерах «Волны» печатались корреспонденции с кораблей. Матросы опровергали клевету Керенского на Центробалт и корабли флота.
Хотя Обращение Центрального и Петербургского комитетов РСДРП(б) и призывало оставаться мирно в частях, но после такой разнузданной клеветы Керенского флот не мог оставаться спокойным. Матросы митинговали, до хрипоты обсуждали свои решения, в которых клеймили политику Временного правительства, призывали к решительным действиям.
Глава четвертая. Мы — гвардия Октября
По новому курсу
Какая-то задержка вышла с выходом «Волны». Бегу в редакцию выяснить. Встречаю там Бориса Жемчужина и члена областного комитета партии Владимира Залежского. Оба хмурые: Антонов-Овсеенко арестован, а редактор газеты Старк вынужден был скрыться, газета запрещена. Спрашиваю: а как большевистские газеты в Петрограде?
— Тоже закрыты, — отвечает Жемчужин. — И «Правда», и «Труд», и «Окопная правда» — все до единой.
— Как же теперь без газет-то? — спрашиваю растерянно.
— Возродим, — с уверенностью заявляет Залежский. — Пускай под другим названием, а возродим.
— Матросы снова начнут сбор денег, — говорю я и тут же отправляюсь в Свеаборгские мастерские, где в тот день должно быть заседание правления профсоюза работников по электричеству. На нем будут представители и от кораблей.
Председатель профсоюза рабочий-большевик Виноградов предоставил мне слово. Информация была короткой. Осудив действия реакции, члены профсоюза и моряки выразили готовность организовать денежный сбор в фонд любимой газеты.
Дней через десять газета действительно возродилась, но под новым названием — «Прибой». Я отправился в редакцию; люди соскучились по газете, нужно скорей доставить ее на корабль. Поздоровался с Жемчужиным, поздравил его с рождением газеты, а он, кажется, и не обратил на это внимания. Был явно расстроен. Может, работа без опытного Старка не ладится?
— Возьмите вот, почитайте коллективно, — подал он какую-то буржуазную газету. — Еще одна преступная акция Временного.
Это было сообщение «от прокурора Петроградской судебной палаты о расследовании событий 3–5 июля и о привлечении к суду… Ленина и других большевиков».
Бурное негодование вызвало это сообщение. Палубы дрожали от топота матросских каблуков. Было ясно, что решение грубо состряпано. Мы спрашивали друг у друга: а что товарищ Ленин — неужто пойдет на судебный процесс? Одни говорили, что являться ему на этот суд нечего. Другие утверждали, что с трибуны суда Ленин пригвоздит лгунов к позорному столбу.
Целую неделю шли дебаты. Вопрос оказался не простой — даже Жемчужин был в затруднении ответить, сослался на то, что все зависит от обстановки в Петрограде, существует ли там демократическая справедливость.
Меня обеспокоило отсутствие Залежского, уж в который приход не вижу его. Не схвачен ли?
— В Петрограде он, — ответил Борис Алексеевич. — На шестом съезде партии. — И сказал о важности этого события в нынешний критический момент.
Большую новость принес я на линкор!
В очередной приход Жемчужин встретил меня ободренным:
— Есть ответ на волнующий нас вопрос! — И протянул два номера газеты «Рабочий и солдат».
Я увидел заголовок: «Ответ тов. Н. Ленина».
Читка ленинского ответа проходила с захватывающим вниманием. Шаг за шагом вождь партии опровергал клевету. Ни он с балкона дворца Кшесинской, ни кто другой из большевиков не призывали демонстрантов к вооруженному восстанию, как утверждается в обвинении. Не содержалось этого призыва и в Обращении ЦК, которое было набрано для «Правды» и не увидело свет только из-за нападения юнкеров, разгромивших редакцию. В ответе уточнены факты, связанные со стрельбой на улицах: первые выстрелы сделаны не демонстрантами, а по ним. Сказано в ответе и о явке на суд:
«Было бы, конечно, величайшей наивностью принимать „судебные дела“, поднятые министерством Церетели, Керенского и К° против большевиков, за действительные судебные дела. Это была бы совершенно непростительная конституционная иллюзия.»[26]
Мобилизующе звучало заключение:
«Гнусные клеветы на
