Судная ночь на Синосе - Джек Хиггинс

Она ушла, а я так и остался стоять, пытаясь разобраться в том, что она сказала и что за этим скрывается. Я был готов разразиться страшным криком от избытка сил и энергии, пробудившихся во мне. Ничего подобного я еще не испытывал с момента окончания работ в Александрии.

Может, то, что я сделал сегодня, где-то на уровне моего подсознания явилось искуплением моей вины перед бедным старым Моргом? Совершенно точного ответа на этот вопрос дать было нельзя. Самым важным для меня стало то, что я уже ничего не боялся. Во всяким случае, не так, как раньше.

Я поднялся на палубу. На залив безмолвно опускался теплый ласковый вечер. Странно, жизнь продолжалась, я снова был полон сил и энергии.

Со стороны берега до меня донесся голос Киазима. Я повернулся и увидел «Сейтана», уткнувшегося носом в песок, а у самого берега босоногого Киазима. Взобравшись на пирс, я сделал несколько шагов и был уже готов спуститься по каменной лестнице, чтобы подойти к Киазиму, как тот уже подбежал ко мне. Он обнял меня, крепко расцеловал в обе щеки, а затем протянул мне руки:

– Хочешь мою руку? Какую? Правую?

Это было старое турецкое присловье, и у них оно очень многое означало.

– Может быть, ты в следующий раз меня послушаешь. Я же говорил, что этот корабль опасная штука.

– Мне не повезло, только и всего. Такого дважды не случается.

– Ты что, собираешься снова испытать судьбу?

– А почему бы и нет?

Я понял, что спорить с ним – бессмысленная трата времени, и взял предложенную им дешевую турецкую сигарету. Закурив, мы присели на невысокий каменный бордюр.

– Тебе теперь как, лучше? – спросил он. – То, что сделал ты, человек, страшащийся глубины, сделать не может.

– Давай дальше не будем в этом копаться.

Он не стал возражать и вместо этого произнес:

– Эта девушка, английская миледи, она тебя так любит, Джек. Как никакая другая женщина на свете.

От его слов мне почему-то стало неловко.

– Да я не знаю. Она молода. Ты же знаешь, какие они. Сегодня одно, а на следующей неделе ей понравится кто-нибудь другой.

– Эта крошка не такая.

Опять этот его американизм. Тем не менее, именно это я хотел от него услышать. Тогда почему мне так тревожно, почему я не уверен в себе?

Неожиданно мысли мои были прерваны. Я увидел, как на пирс въехал старый трехтонный грузовик и направился в нашу сторону. Когда, поравнявшись с нами, грузовик остановился, из него вылез Китрос в белом льняном костюме. Он подошел ко мне и расплылся в широкой улыбке.

– Джек, я смотрю, покойник ожил?

Позади него шестеро рабочих, выпрыгнув из кузова, начали поспешно выгружать коробки.

Перед тем как отправиться в путь, я подошел к Янни получить, как было оговорено, тысячу долларов. Топливные баки на нашем катере, как и положено, были залиты за счет Китроса. Когда я прощался с Янни, двигатели, уже запущенные в целях экономии времени Морганом, тарахтели на холостом ходу.

Стало совсем темно, и на фоне желтого света фонаря, стоявшего в самом конце пирса, было видно, что начинал моросить мелкий дождик. Каждый раз, когда двери таверны «У Янни» открывались, я слышал слабые звуки музыки, которые так же неожиданно и замирали. Тогда воцарялась такая тишина, что казалось, будто во всем мире, кроме меня и Моргана, никого не существует. В желтом свете фонаря Морган был похож на ходячий труп. Старый, потрепанный, прошедший через все мыслимые и немыслимые испытания.

Он, похоже, нервничал, и это меня беспокоило. Он, может быть, на самом деле уже дошел до предела. Имел ли я тогда право брать его с собой на такое дело, которое для него в случае неудачи могло обернуться настоящей катастрофой?

Первые два часа мы неслись на большой скорости в юго-восточном направлении в сторону Додеканеса навстречу свежему восточному ветру, который в конце концов принес с собой настоящий дождь. Капли дождя словно картечь забарабанили по окнам рубки.

Теперь я успокоился и почувствовал себя гораздо уверенней. Я вновь находился в замкнутом, изолированном мире, который был мне так дорог. Эта рубка, словно царство теней, где единственным источником света были приборная доска и компас. Здесь обострялись все мои чувства, многое прояснялось, жизненные проблемы, даже самые серьезные, уже не казались неразрешимыми. Может быть, на меня так действовало море?

Я сидел, откинувшись на спинку кресла, и сжимал в руках штурвал. Я мог бы включить автоуправление, но умышленно не делал этого, потому что от ручного управления катером я получал неописуемое удовольствие. В такую погоду он, летящий словно птица, оживает и начинает трепетать, как женщина в руках умелого мужчины. И в эти минуты, когда ощущаешь себя частью другого, начинаешь испытывать ни с чем не сравнимое чувство.

Морган пошел вниз готовить чай, а я все думал о Саре. С момента нашей встречи я почти постоянно думал о ней. Я слышал, как открылась дверь в рубку, но не повернул голову, пока не ощутил в соленом морском воздухе знакомый запах духов. Ошибиться было просто невозможно.

– Два куска сахара или один? – спросила она и поставила на стол поднос.

На ней был старый бушлат Моргана, волосы зачесаны назад и стянуты лентой. Теперь мне стало понятно, почему перед отплытием Морган так нервничал.

– За такие проделки я сниму скальп с этого старого пьянчужки, – строго сказал я.

– Не надо. Я говорила тебе, что он для меня сделает все. Он, правда, перепугался до смерти, но все же отказать мне не смог. Он как ребенок.

Включив автоуправление, я принял от Сары чашку с чаем.

– Отлично. Тогда я все спишу на тебя.

– Это уже становится намного интереснее.

Она пододвинула к себе стоявшее у стенки кресло и села.

– Сначала я возьму сигарету, а потом ты мне расскажешь, на какое дело идешь.

Когда я изложил ей суть порученного мне задания, она сказала:

– Итак, ты теперь контрабандист и занимаешься нелегальным ввозом рома?

– У турок действует запрет на торговлю спиртным, – заметил я. – Как в двадцатые годы.

– Что тебе грозит, если поймают?

– Семь или восемь лет каторжных работ.

– И за такое дело тебе заплатили всего тысячу долларов?

Я засмеялся:

– Ну что ж, моя богачка, одни работают больше, другие меньше.

– Хорошо еще, что ты можешь над этим шутить.

– Как сказал Янни, эта работа не труднее рубки деревьев. Мы только туда и сразу же обратно. Никаких проблем. Ну совсем никаких.

– Поэтому, я полагаю, ты и держишь вот это при себе?

Она сунула руку под стол и нажала на кнопку. Дверца стола распахнулась, и весь мой военный арсенал вывалился наружу.

– Так, что мы имеем? – продолжила она. – Ручной пулемет, автоматический пистолет и револьвер. Все, что может обеспечить спокойную жизнь. Ни один уважающий себя владелец моторной яхты не может обойтись без такого набора.

Носком ботинка я задвинул оружие обратно в тумбу стола.

– Ты что, собираешься каждое утро за завтраком угощать меня своей трескотней?

Мои слова возымели действие, и она, рассмеявшись, ткнула рукой мне в плечо:

– Хорошо, но я просто боюсь тебя потерять. У меня уже была такая возможность, или ты забыл?

Теперь уже наступила моя очередь задавать ей вопросы.

– А что я должен делать, чтобы заработать? Или прикажешь жить за твой счет?

– А почему бы и нет? Или это заденет твое крестьянское самолюбие?

Мы продолжали осыпать друг друга колкостями. Конечно же она была права. Как утверждают экономисты, деньги – это всего лишь средство обмена. Но чьи, ее или мои? Какая разница? Мы оказались в совершенно иных условиях. Время было ограничено не только для нее, а для нас обоих.

В нашем разговоре возникла натянутая пауза. Впервые между нами возникли достаточно серьезные разногласия, за которыми скрывалось что-то для нас обоих важное. В ситуации, когда задеты гордость одного и другого, лучший способ ее разрешения – броситься сразу в кровать. Но для этого не было ни времени, ни места. Она немного помедлила и тихо вышла из рубки, оставив меня одного.

В пяти милях от побережья Нисироса в кривой излучине Додеканеса мы сбросили скорость и легли в дрейф. Я подал условный сигнал, пять ярких вспышек света с интервалом в секунду, и тотчас получил в ответ три вспышки красного цвета, повторенные дважды.

«Ласковую Джейн» изрядно покачивало на волнах. Вскоре из темноты показалось судно с зажженными огнями на борту.

Его размеры были больше, чем я ожидал. Длиною около пятидесяти футов, оно, судя по шуму, было оснащено дизельными двигателями. На палубе стояли пятеро, все турки, шестой выглядывал из окна высокой рубки весьма старой конструкции. Рыболовный трал лежал на корме, всюду по палубе словно гирлянды висели сети. Либо они действительно были рыбаками, что вполне вероятно, либо это служило для них обычной маскировкой.

Они довольно легко причалили к нашему борту, что удивительно для такого крупного судна и в такую скверную погоду. Из кубрика вышел один из них и перелез к нам на катер, а остальные остались на палубе, вероятно ожидая конца исполнения обычных для такого дела формальностей.