Пост Леонардо - Игорь Фесуненко

А спустя несколько минут было невозможно пробраться к самолету, и пилот не знал, как ему взлететь, потому что всю поляну запрудили чикао, требовавшие подарков!

Так был установлен первый контакт с чикао. А спустя некоторое время, как и предвидели братья, вспыхнула война этого племени с гаримпейрос. Это была, точнее говоря, не война, а избиение: чикао со своими луками и дубинками были беспомощны перед гаримпейрос, вооруженными винтовками и пистолетами.

Через несколько недель из 400 индейцев в живых осталось лишь несколько десятков. Нужно было немедленно вывозить уцелевших чикао на территорию Парка.

Сделать это было, впрочем, весьма сложно. Чикао не хотели покидать свою деревню. Несколько месяцев потратили Орландо и Клаудио на убеждение Фавуро и его соплеменников! Наконец им удалось убедить индейцев, что, если они не переедут отсюда, гаримпейрос истребят их всех до одного. 8 июля 1967 года чикао начали грузиться на громадную армейскую баржу, которую Орландо выпросил у властей. Разноголосый, крикливый табор плыл несколько недель, спускаясь по рекам Жатоба и Ронуро, затем поднимался вверх по Кулуэни и Туатуари.

В знак примирения все племена, жившие вокруг поста Леонардо, готовили чикао торжественную встречу. Пришли на берег вожди племен, пришли «паже» — колдуны, собрались десятки семейств, празднично раскрашенных, приветственно размахивая руками, крича и прыгая. И тут случилось неожиданное: один из вождей калапало вдруг увидел среди чикао свою дочь, украденную у него несколько лет назад. Он кинулся к ней, схватил ее за руку, стал тянуть к себе. Женщина с ужасом смотрела на него, отбиваясь, цепляясь за своего мужа чикао, который с криками кинулся на обидчика. Еще мгновение, и битвы не избежать! Лишь ценой громадных усилий Орландо и Клаудио сумели предотвратить скандал, убедив горько рыдающего отца оставить свою дочь в покое.

Оставшиеся в живых из племени чикао представляли собой жалкое зрелище: скелеты, обтянутые кожей, качаясь из стороны в сторону, неровно ступая по земле, плелись к «конторе» Орландо. Их сопровождали любопытные взгляды индейцев-«старожилов». Вождь иолапити Капато предложил переселенцам пищу и несколько гамаков в своих малоках. Тут же раздался голос вождя камаюра, обещающего чикао помощь, пищу и кров. За ним последовали остальные племена. В глазах гостей и хозяев еще не остыл страх. Ни те, ни другие не выпускали на всякий случай оружия из рук. Но стена отчуждения и ненависти дала трещину.

На этом, однако, мытарства чикао не кончились. Спустя несколько дней после прибытия на пост Леонардо их поразила эпидемия гриппа.

— Это было страшное зрелище, — рассказывала Марина. — Именно страшное! Я никогда ничего подобного не видела: ослабевшие от голода, измученные долгим путешествием, страдавшие от всевозможных инфекций, подхваченных у гаримпейрос в ходе недавних боев, чикао не имели силы, чтобы сопротивляться новой для них болезни. Они лежали тут, в «конторе», как трупы. Мы вынуждены были кормить и поить их с ложечки. А лекарства? Если не углядишь, они могли выпить из пузырька всю микстуру сразу. Или, наоборот, выплюнуть, если она оказывалась не такой сладкой, как им хотелось. Несколько дней здесь стояли крики, стоны... У большинства больных не было сил, чтобы выходить по естественным надобностям, и нам приходилось убирать за ними. Дети плакали, матери стонали: у них не было молока. Нашу пищу они не ели, и нужно было организовать для них выпечку «бижу». А разве одним «бижу» можно восстановить истощенный организм? Нет, этот кошмар даже не хочется вспоминать! Одно только утешение: никто из них не умер.

МАЛЕНЬКАЯ ДИСКУССИЯ О ВРАЧАХ И ТУРИСТАХ

Проведя на плантации чикао почти весь день, мы возвращаемся на пост Леонардо, когда уже начинает темнеть. Орландо, Галон, Нельсон и Гарсия сидят в «конторе» вокруг маленького стола, потягивая кайперинью — водку из сахарного тростника с лимоном. Разговор витает в сферах искусства: Галон подробно пересказывает содержанке телевизионной новеллы, которую он ставил в Сан-Пауло, накануне своего отпуска. Из транзистора струятся торжественные ритмы Пятой симфонии Бетховена.

Музыку внимательно слушает сидящее на полу у ног Орландо семейство камаюра: отец лет примерно сорока, в шерстяной жилетке, которая служит ему единственным одеянием, на коленях матери — малыш лет полутора-двух. Внимая интересной музыке, сопровождающей беседу «караибов», они время от времени взмахивают руками, ловя влетающих на свет лампы мотыльков. Поймав насекомое, отец деловито кидает его в рот, отрывая предварительно крылья, мать — матери везде одинаковы! — в первую очередь заботится о ребенке: она осторожно вталкивает ему это шевелящее лапками лакомство. Малыш отворачивается и настойчиво лезет к ее набухшей груди, из соска которой капает молоко. Мать недовольно ворчит и, раздвигая коричневыми пальцами розовые беззубые десна сына, вталкивает ему мотыльков.

— И ничего им не делается, — говорит Гарсия, глядя на эту чету, — знают, что можно есть, а чего — нельзя.

— Да, много здесь у вас всяких тварей, — откликается Нельсон, аккуратненько придерживая граненый стаканчик своими тонкими розовыми пальцами.

— Много? — улыбается пилот. — Да вы еще и сотой доли того, что здесь имеется, не видели. Вон, видал? — Он кивает головой на пекизейру, что растет против входа в «контору». — Там, в ее кроне, живет пара вампиров: самец и самка. Они уже два раза ночью сосали у меня кровь.

Наши физиономии вытягиваются, Гарсия смеется и говорит:

— А это совсем не страшно. И не больно. Только утром замечаешь ранку. Но вообще-то вампиры любят сосать кровь у куриц. Вы заметили, что в курятнике у Арари ограда двойная? Знаете почему? Это сделано для того, чтобы вампир не мог сосать кровь у птицы через ограду. Вот это действительно страшно: курица идет к нему как загипнотизированная. И стоит, не шелохнувшись, пока он сосет. Три таких «сеанса», и курица подыхает от потери крови.

— Негодяй! — вскрикивает Нельсон, хлопая себя ладонью по лбу. Под ладонью сплющился в пятне крови громадный комар.

— То-то, — назидательно ухмыляется Гарсия. — А вон погляди на него, — кивает он головой на индейского папашу, жующего мотылька. — Они не боятся москитов. Знаешь почему? Видишь, какой густой слой краски покрывает его тело? Москит вязнет в этой глине, а до кожи не достает.

— В Манаусе в Институте исследования Амазонии явидел коллекцию насекомых, где одних москитов было видов триста примерно, — говорю я.

— Да, не меньше, — соглашается Гарсия. — Этой твари у нас хватает. Но москиты — это еще что! А вот муравьи! Это действительно проклятье Амазонии. Я один раз чуть не помер от укуса «огненного муравья». Страшная вещь: вся кожа воспалилась, покрылась волдырями. Этих гадов и индейцы боятся. — Он выпивает полстаканчика кайпериньи, крякает и вытирает губы тыльной стороной ладони.